В комнате стоит полная тишина, нарушаемая лишь шорохом ткани и тяжёлым дыханием.

Её руки, такие уверенные и одновременно осторожные, касаются моего лица, скользят по плечам, будто запоминая каждый изгиб.

В эту ночь она другая — сильная, смелая, но в её глазах я всё ещё вижу тень той самой Клавы, которая скрывала свои чувства под маской спокойствия.

Мы словно растворяемся друг в друге, не замечая времени.

Каждый миг становится вечностью, каждая эмоция — вселенной.

Я не могу насытиться её близостью, её дыханием у самого уха, её шёпотом, который звучит так завораживающе.

Это ночь, когда мир сужается до одного — до двух тел, двух душ, которые, наконец, нашли друг друга…

А потом наступает утро.

Первые лучи солнца пробиваются через брезент палатки, лениво растекаются на полу, на котором мы спали…

Я открываю глаза и вижу её.

Клава уже на ногах, собранная и спокойная, будто всё, что произошло ночью, было лишь сном. Её волосы небрежно спадают на плечи, а губы, всё ещё припухшие от поцелуев, изгибаются в лёгкой улыбке.

— Доброе утро, — говорю я, чувствуя, как что-то внутри сжимается.

Её взгляд устремлен на меня, но в нём уже нет той мягкости, что ночью. Теперь это взгляд женщины, которая приняла решение.

— Доброе, — отвечает она и, отворачивается. — Тебя вызывают к командиру.

Я сразу напрягаюсь, пытаясь понять, что это значит.

Почему именно сейчас?

Клава, кажется, специально избегает моего взгляда, тщательно разглаживая невидимые складки на своём халате.

— Кто сказал? — спрашиваю я, вставая и торопливо одеваясь. — Когда?

— Полчаса назад приходил солдат, — отвечает она, повернувшись ко мне. Её лицо спокойно, но в глазах мелькает беспокойство. — Он ничего не объяснил, просто сказал, чтобы ты был готов.

— И ты не разбудила меня?

— Ты слишком хорошо спал, — она усмехается, но её улыбка грустная. — Я не хотела тебя будить хотя бы еще полчаса.

Я надеваю китель, чувствуя, как растёт напряжение. Сердце гулко бьётся, предвещая что-то важное.

Я оборачиваюсь, чтобы ещё раз взглянуть на неё, но Клава сидит на раскладушке, упершись взглядом в свои колени, словно понимает, что никогда нам не быть вместе, и пытается отстраниться от меня.

— Клава…

Она не отвечает. Лишь поднимает руку, как бы прощаясь.

— Удачи, Беркут, — говорит тихо. — И будь осторожен.

Её голос звучит так, будто она знает больше, чем говорит. Точнее, не знает, а чувствует нашу разлуку.

Но я солдат.

В моей жизни не может быть по — другому.

Я иду по территории базы, и не могу отделаться от мысли, что эта ночь, такая близкая и одновременно далёкая, станет нашим последним воспоминанием о том, как это было — быть вместе…

— Разрешите войти, товарищ полковник, — говорю я, открывая дверь.

Командир молча кивает. Вхожу в кабинет.

Полковник сидит за массивным столом. У него в руках — папка с документами.

Грачев пристально смотрит на меня.

— Беркутов, — глухо говорит он. — Завтра утром вылетаете. Группа Бурхана уходит к границе с Таджикистаном. Твоя задача — перехватить.

Я киваю.

— Вертушка доставит вас в нужную точку, — продолжает он. — На месте встретит проводник, Шахаб. Он знает местность, как свои пять пальцев. Не дать Бурхану уйти. Вопросы есть?

Я коротко качаю головой. Всё ясно. Вопросов нет.

Остается только выполнить.

Вертолет гудит, как зверь, и трясет нас так, что Сашка Колесников уже второй раз держится за живот. Небольшой салон гремит от звука винтов, а ещё от наших разговоров и хохота. Сашка, не обращая внимания на свою зелёную физиономию, продолжает шутить.

— Слышь, Сёма, — кричит он, перекрывая шум, — если меня вырвет, ты первым пойдешь. Очистишь поле.

Все смеются, но напряжение в воздухе висит плотное, как афганская жара.

Я смотрю в окно.

Под нами — бескрайние пески, скалы и кое-где зелёные пятна растительности. Афганистан — страна контрастов, которая каждый раз показывает своё новое лицо.

— Глянь, — вдруг говорит Сашка, толкая меня локтем. — Орел летит. Может, он нас встречает?

— Орел — птица — вестник, Сашка, — сообщает Васин.

В нас в каждом — ожидание. Мы знаем, что скоро начнётся работа, и верим, что выполним поставленную задачу.

Я пристально смотрю вниз.

Внизу появляется точка. Проводник.

Шахаб — высокий мужик в тюрбане, с лицом, вырезанным временем и ветрами.

Когда мы приземляемся, он машет рукой, его фигура тонет в пыльной завесе, поднятой винтами. Глаза блестят, как у человека, который давно привык встречать людей на пороге войны.

Он нас ведет в лес.

В Афгане нас все время встречали пески и горы, а сейчас вот попали в такую зеленую зону.

Мы углубляемся в лес, где каждое дерево кажется древним сторожем, хранящим свои тайны. Ведёт нас Шахаб, молчаливый и сосредоточенный, на каждом шагу проверяет землю под ногами,

Я иду рядом с проводником.

— Здесь внутри живет дух леса, и человеку, попавшему сюда, всегда кажется, что кто-то за ним следит. Будто идёт за ним по пятам, — говорит Шахаб.

— Призрак что ли? — выкрикивает Колесников.

Слышен приглушенный смешок.

— Нет, это дух леса, — серьезно отвечает проводник. — Не каждый его чувствует, но дух опасный, он может наказать, если человек навредит лесу.

— Интересно, как я могу ему навредить, если просто иду по его тропинкам.

— Можно животное убить или дерево спилить.

— Ну, ты загнул, Шахаб! Если человек голоден или замерз, что ты ему делать прикажешь? Любоваться местной фауной и подыхать.

— Можно грибы собирать, ягоды, — отвечает ему проводник.

— Ну-ну, понятно…

Мы уже входим в густую зону леса, которая подходит к самому берегу реки.

— Может быть привал здесь устроим? — предлагаю Шахаду. — Пока в самую чащу леса не зашли.

Достаю свою фляжку с водой и делаю глоток.

— Нужно пройти вглубь ещё пару километров, там будет пролесок, и, если там всё будет чисто — то остановимся на привал, — говорит проводник.

— Если ты думаешь, что там будет безопаснее делать остановку, чем здесь, то хорошо.

— Да. Туда дойдем и отдохнём.

Я беспокоюсь не за себя, а за парней. Я вынослив, но мне надо, чтобы и парни были в форме, когда выйдем на отряд Бурхана.

Идем дальше.

Шахад останавливается возле сломанной ветки и указывает на неё.

— Здесь недавно кто-то прошёл. Ветку переломили не больше пяти часов назад.

Ребята собираются вокруг, переговариваясь вполголоса. Сашка, не выдержав, заявляет.

— Может, это медведь ветку переломил? Или волк? Хотя нет, волки деревья не трогают, — хихикает он, подмигивая.

— Волк тебя бы не трогал, он бы сразу съел, — отзывается Витя, заставляя остальных смеяться.

Но смех быстро стихает, когда Шахаб поднимает руку, призывая к тишине.

Его взгляд цепляется за едва заметные следы на мягкой земле.

— Следы человеческие. Пять, шесть человек, — произносит он тихо, но с уверенностью. — Они двигались туда, — показывает направление.

Мы продолжаем путь, стараясь не шуметь. Лес густеет, и каждый шаг требует осторожности — корни деревьев подстерегают ногу, как скрытые ловушки. Сашка то и дело шепчет.

— Вот кто придумал ходить по лесу ночью? Чувствую себя, как в фильме ужасов.

— Не ночью, а ранним утром, — поправляет его Гриша. — И не фильм ужасов, а приключенческий.

— Тогда где же главная героиня? — парирует Сашка, заставляя нас снова улыбнуться.

Но лес не прощает беспечности.

На одном из участков мы встречаем поваленное дерево, обвитое густыми лианами.

Шахаб предупреждает.

— Здесь аккуратнее. Под такими деревьями часто скрываются змеи.

Мы осторожно обходим препятствие. Чуть дальше в кустах слышится шорох. Сердце замирает, и кто-то из ребят нервно шепчет.

— Это что, лиса?

Но вскоре из кустов выскакивает заяц, и напряжение спадает. Сашка тут же комментирует.