Сашка шепчет.

— Командир, он вообще понимает, куда идёт? Эти горы — сплошной лабиринт.

— Понимает. Если сомневаешься — скажи вслух.

Сашка умолкает.

Шад уверенно идёт вперед, будто чувствует дорогу. Он, как гончий пёс, который учуял след дичи, и затем бежит по этому следу, загоняя дичь так, чтобы та попала на мушку охотника.

Мы, реально чувствуем себя сейчас охотниками, только не за дичью, которую надо отстрелить. А за бойцами, которых надо спасти — вытащить из хищных лап, в которые они угодили.

Местность, по которой мы идем, пугающе пустая — узкая долина, обрамленная скалами, густой кустарник, да редкие следы человеческого присутствия.

Здесь исчезли наши спецназовцы…

— Тут они останавливались, — бормочет Шад, глядя на землю под ногами. — Смотрите, костер разводили. А дальше…

Он вдруг умолкает, будто чувствует неладное.

Весь отряд подтягивается сюда. Мы стоим молча, разглядывая площадку местности, в надежде обнаружить следы пребывания здесь людей -отряда Сергея Соколова.

Место, где находился лагерь, словно застыло во времени. Остатки углей в костре, остывшие котелки, один из которых перевернулся, высыпав засохшие остатки какой-то каши. Кружка лежит рядом, будто кто-то собирался налить воды, но не успел.

— Слишком тихо, — бормочу я, всматриваясь в кусты.

— Тише некуда, — хмыкает Сашка Колесников. — Сюда бы еще сверчков для антуража.

Он говорит, как всегда, с мрачной иронией, но я чувствую, что и ему не по себе.

Тот факт, что бойцы срочно покидали место привала, говорит только о том, что им угрожала опасность, а скорее она настигла их прямо здесь.

Во мне еще теплится слабая надежда, что это место было не их привалом, и принадлежит другим людям.

Внимательно вглядываюсь в детали и мелочи.

Около костра валяются разбросанные вещи. Пара ботинок, один из которых, похоже, пытались надеть на ходу, рюкзак с вытряхнутым содержимым.

Взглядом натыкаюсь на предмет… Сердце стучит гулко…

Я поднимаю — это дневник с обложкой, вырезанной из коробки под сигареты. Листая, я остановливаюсь на последней записи.

«23:00. Собаки беспокойны. Что-то или кто-то идёт из ущелья. Надо решать — стоит ли идти дальше…»

Дальше была пустота.

Шад указал на землю.

— Смотрите, тут кровь.

Подходим ближе. На камне запеклась алого цвета лужица. Рядом валяются бинты, будто кто-то пытался перевязать рану.

— Слишком мало, чтобы быть смертельной, — произносит снайпер Семён Гусев, стоявший рядом.

Он внимательно осматривает местность.

— Вот что мне не нравится — следы будто обрываются, — говорит он.

— Не совсем обрываются, — замечаю я. — Волокли кого-то. Видишь? Борозда вон туда идет.

Шад кивает.

— Да. Волокли в ущелье. Но это не местные. Тяжелые сапоги — следы.

— Или не люди, —бормочет Колесников, указывая на неровные отпечатки лап. — Шакалы. Проклятые шакалы.

Я молчу. Следы действительно были повсюду, лапы шакалов пересекали человеческие следы. Лапы крупные, слишком крупные.

По краям площадки обнаружили многочисленные следы шакалов. Они обильно метили территорию, словно это место стало их новой охотничьей зоной. Лапы шакалов часто пересекали следы людей, и можно было заметить места, где животные рвали на части что-то из тканей — обрывки одежды или…

Кое-где валялись кости — судя по всему, остатки добычи шакалов, хотя, к счастью, не человеческие.

— Шакалы бы не тронули их на костре, — замечает Гусев. — Значит, что-то другое.

Я опускаюсь на корточки у затухших углей и тру виски.

— Кто-то за ними пришел. Но почему никто не стрелял? Сдались без боя? — вслух рассуждаю я.

— Не было выстрелов, — мрачно говорит Гусев. — Ни одной гильзы. Только вон обломок ножа.

— С ножами в бой? — хмыкает Колесников. — Проводник поднимает кусок ткани. Это воротник камуфляжа, разорванного, будто с силой.

Шад выпрямляется и бросает взгляд на меня.

— Беркут, здесь не только люди были.

Гусев приседает рядом.

— Думаешь, шакалы?

— Шакалы не оттаскивают раненых в ущелье, — бурчу я.

Колесников фыркает.

— Тогда что, джинны? Духи пустыни?

— Или совсем не духи, — тихо говорит Гусев, проверяя винтовку. — Шакалы как будто кого-то сопровождали.

Мы продолжаем осматривать лагерь.

Здесь много следов и улик.

Сражение все –таки было.

Его место выделяется беспорядочно затоптанной землей. Несколько кустов сломаны, как будто кто-то наталкивался на них в спешке. В траве нашли разорванную кожаную лямку от рюкзака, и вдали — пятна крови, почти засохшие.

Там же обнаружили и три гильзы от охотничьего ружья — вероятно, кто-то из отряда пытался отбиваться. Однако стрелка, похоже, скрутили. Недалеко лежал ремень с порванной пряжкой, а под ним — сломанный приклад оружия.

В нескольких местах виднеются глубокие борозды в земле — будто кого-то волокли, возможно, раненого. На камне неподалеку запеклась кровь. Следы людей уходили вглубь ущелья. Эти следы сопровождались треугольными отпечатками тяжелой обуви, которая явно не принадлежала пропавшему отряду.

На ближайшем дереве нашли веревку, разорванную наполовину. Возле нее валялся рваный кусок ткани от рубашки цвета хаки. На дереве были следы ногтей, как будто кто-то пытался вырваться.

Все указывало на то, что отряд Соколова попал в засаду, отбивался, но был захвачен в плен.

Следы шакалов и пятна крови намекали, что бой был непростым, пацанов застали врасплох. Они бились, но часть раненых могла погибнуть. Теперь нужно было следовать за оставшимися следами, чтобы понять, куда увели людей.

Здесь виднеются следы борьбы — кусты вырваны с корнями, на земле глубокие борозды. Нахожу ещё оторванный ремень от оружия и остатки перевязочного пакета.

Гусев подходит ко мне.

— Это они. Их следы уходят в ущелье.

— А если это ловушка? — спрашиваю я.

— Тогда нас ждут, —бормочет Колесников. — Надеюсь, с горячим приемом.

Шад разворачивается к нам.

— Надо идти. Здесь вы больше ничего не найдете.

Мы покидаем лагерь, я бросаю взгляд через плечо назад. Возникает странное ощущение, будто кто-то смотрит из кустов.

Но там никого нет.

Пропавший отряд оставил слишком много вопросов.

Кто забрал их, и почему шакалы, как преданные собаки, следовали за кем-то?

Шад указывает вверх, к узкому ущелью. Ведёт нас дальше. Приходится карабкаться по острым камням.

— Они ушли туда, — проводник указывает на скалу впереди. — Узкий проход.

— Вперёд, осторожно, — приказываю я бойцам.

— Командир, тут что-то странное! — уже почти у прохода слышу я.

Подхожу. Семён держит в руках что-то металлическое, слегка обгоревшее. Это граната. Но рядом — свежие следы. Кто-то здесь был. Кто?

Киваю ребятам, и мы движемся дальше, оружие наготове. За поворотом — глубокая тень, и там…

— Командир, ты это видишь? — голос Сашки звучит хрипло.

— Вижу, — отвечаю.

Теперь главное — не стать следующими потерянными…

В ущелье видны следы схватки собаки отряда лейтенанта Соколова с шакалами. Очевидно, что они рвали пса на клочья… Пёс отчаянно сопротивлялся, но тех было слишком много… Шакалы одержали вверх над собакой… повсюду клочья шерсти, кости, внутренности съедены без остатков. Пятна крови…

А еще… Послание мне, написанное кровью пса на плоском камне…

«Ты знаешь, что должен… и люди останутся живы…»

Мать твою! Это Хищник.

Он знал, что именно я поведу отряд на поиски пропавших.

Условие выставил подлое невыполнимое. Одно из двух — Либо я должен стать предателем, либо должен чувствовать вину за гибель людей.

Что за…?

Ярость клокочет внутри. Хищник, заранее решил, что победитель только один — и это он.

Но я не сдамся, мы еще повоюем!

— Все понятно, — говорю вслух. — Идем дальше по следам пропавшего отряда. Мы должны их найти, пока они живы.