Ну, конечно! Как же в такой день и без особиста.

Стою перед дверью. Глухо стучу. Слышу недовольное.

— Входите!

Толкаю дверь. Кабинет тесный, пропахший табаком. Власов сидит за столом, сложив руки на груди.

— Капитан Беркутов? — спрашивает, хотя прекрасно знает, кто я.

— Так точно.

— Присаживайтесь, — кивает на стул напротив.

Сажусь. Власов тянется к папке на столе, медленно переворачивает страницы, как будто специально тянет время.

— Беркут, объясните-ка мне, — начинает он, глядя поверх очков, — Что у вас там произошло в Панджшере? Я уже не говорю о больших потерях. Но потери в собственном подразделении, и даже не от рук противника — это полный беспредел! И я начинаю привыкать к тому, что там, где зона твоей ответственности — душманы беспрепятственно уходят от возмездия. Как прикажешь всё это понимать?..

Моя другая АИ

Я попал в СССР. Я журналист, работаю внештатным корреспондентом в «Правде». В охоте за сенсацией перешел дорогу спекулянтам и уголовникам. На меня открыли охоту https://author.today/reader/385057/3551377

— Мы получили приказ завершить операцию. Подразделение стало готовиться к отходу, но Усачёв… он растерялся. Потому что до этого момента выдернул чеку из гранаты. Старшина Болотов попытался спасти ситуацию. В итоге оба погибли.

— Растерялся? — Власов едва заметно кривится. — А почему он не знал, что делать? Кто отвечает за подготовку личного состава?

Я молчу. Власов тычет в меня пальцем.

— Вот именно вы, Беркутов. Значит, пишите объяснительную.

— Что именно писать? — спрашиваю, с трудом сдерживая злость.

— Всё! Как всё произошло. Почему ваши люди были не обучены? Почему произошёл такой инцидент?

— Не обучены? — Я сжимаю кулаки. — Товарищ подполковник, Усачёв молодой был, только из учебки. Стресса не выдержал.

— Молодой? — усмехается Власов. — Тогда зачем его отправили в бой?

— Потому что в бой идут все, — отвечаю резко. — Здесь не учебка, товарищ подполковник. Здесь война.

Власов кивает, но лицо у него такое, словно я ему что-то должен.

Он откидывается в кресле, сцепив руки на груди и смотрит на меня с видом победителя.

Молчание растягивается, как струна.

Особист уже тянется за ручкой.

— Так что, Беркутов, начнёте писать? —выдыхает он, голос вязкий, как мёд, но я уже знаю, что это обманка.

— Товарищ подполковник, я уже всё вам объяснил, — стараюсь сохранять спокойствие, но кулаки под столом сжимаются сами собой.

Власов подаётся вперёд, опирается локтями на стол. Его взгляд становится, как лёд.

— Это не объяснение, а отговорка. Рядовой погиб из-за ошибки, старшина погиб, пытаясь эту ошибку исправить. А вы, Беркутов, командир их, отвечаете за всё. Хотите, чтобы я в рапорте указал, что вы не справляетесь?

Меня прошибает злость, но я стараюсь не показывать вида. В глазах Власова читается ожидание — сломаешься или выдержишь?

— Вы считаете, что я виноват в их гибели? — задаю вопрос хриплым голосом.

— Я ничего не считаю. Это факты, — он слегка щурится. — А факты требуют документации.

— Документации? — усмехаюсь горько. — На поле боя никто не думает о документации, товарищ подполковник.

— А зря, — отрезает он. — Документы — это порядок. А без порядка армии не бывает.

Слова виснут в воздухе. Сглатываю, чтобы не сорваться.

— Хорошо, — говорю, через силу. — Что писать?

Он протягивает мне лист бумаги.

— Всё, что произошло подробно. Как Усачёв оказался в такой ситуации, что в этот момент делал Болотов. И почему вы допустили, чтобы неопытный солдат оказался с гранатой в руках без чёткого плана.

Каждое слово — как плевок.

Беру лист, сажусь за стол в углу кабинета. Ручка скрипит по бумаге.

— Пишите разборчиво, — комментирует Власов, не отрываясь от своих бумаг. — Мне это начальству представлять.

Он явно задумал списать всё на меня.

Пишу.

Сначала пытаюсь передать сухие факты, но чувствую, что этого мало. Надо объяснить. Надо показать, что это была трагедия.

«Рядовой Усачёв выдернул чеку из гранаты до получения приказа об отходе. Молодость, недостаток опыта, стресс…»

Власов бросает на меня взгляды через каждые пару минут.

— Заканчивайте, Беркутов. У меня ещё дела.

— Уже, — бросаю я.

Отдаю ему лист. Он скользит глазами по тексту. Хмыкает.

— А ты, Беркут, я вижу не в теме. Были такие случаи уже здесь в Афгане. У опытного пилота подстрелили вертолет, он загорелся. Лётчик катапультировался прямо в тыл врага. Раненный в обе ноги, отстреливался до последнего патрона. А потом выдернул чеку из гранаты и крепко зажал в своих руках, чтобы живым не сдастся.

Власов торжествующе смотрит на меня. И продолжает.

— Но товарища не бросили и санитарный вертолет подобрал его, находящегося без сознания. И очень удивились там, осматривая его раны, увидев зажатую в руке гранату с выдернутой чекой. Там не растерялись бойцы, — сверлит меня взглядом, — Выхватили гранату и выбросили в открытую дверь при взлете вертолета.

— Я уже сказал, что в нашем случае, боец был неопытный.

— Ну что ж, посмотрим, как это оценят наверху.

В этот момент я понимаю, что этот текст — не только объяснительная. Это ещё и оружие, которое он может использовать против меня.

У меня чувство, будто в бою оставил открытым фланг.

— Возьми, — протягивает лист мне обратно. Может, после моих объяснений, ты наконец осознаешь, что писать надо.

Осознаю что? Свою вину?

Вдруг открывается дверь кабинета На пороге заместитель командира- подполковник Яровой.

Он врывается в кабинет, как ураган. Его шаги гулко отдаются по деревянному полу, а лицо у него такое напряжённое, будто его только что выдернули из самой гущи боя.

— Беркутов, ты тут? — спрашивает прямо.

— Так точно.

— Я тебя ищу. Рапорт на награды пишу. Нужно обсудить солдат твоего подразделения.

— Награды? — Власов вскидывается. — Какие награды? У него в отряде ЧП, а вы тут с наградами!

Яровой холодно смотрит на него.

— А ты, Власов, когда-нибудь под обстрелом был? Нюхал порох? Или ты здесь только бумажки перебираешь?

— Что вы себе позволяете, подполковник! — Власов резко встаёт. — Это мое дело. Беркутов тут объяснительную пишет, потом за наградами пойдёт, если заработал. Хотя, может, он звёздочки на погоны за счёт своих солдат зарабатывает?

Тут меня прорывает.

— Товарищ подполковник, я здесь не за награды и не за звёздочки. Я Родину защищаю.

— Родину? — Власов смотрит насмешливо. — Ну, ну.

— А ты, Власов, — вступает Яровой, — сначала на передовую съезди. Пощупай, что это такое. А потом уже о звёздочках рассуждай.

Воздух в кабинете становится тяжёлым. Никто не хочет уступать.

Яровой не утруждает себя формальностями, машет рукой.

— Ты, Власов, завязывай со своим бюрократическим цирком! У нас бойцы гибнут, а ты тут бумажки строчить заставляешь, — Голос его звучит грубо.

Власов медленно поднимает взгляд, будто у него целая вечность, чтобы разглядеть каждого. Взгляд у него тяжёлый, острый, но Ярового это не пугает.

— Это не цирк, а армейский порядок, — отвечает особист сухо. — И я, товарищ подполковник, на своей должности для того, чтобы порядок соблюдать.

— Какой к чёрту порядок? — Яровой хлопает ладонью по столу так, что у меня в висках отдаётся. — Парни кровью платят за твою бумажную возню, а ты тут героя из себя строишь.

Власов не моргает.

Только поднимает одну бровь.

— Ваши эмоции понятны, но давайте не забывать, что это не передовая, а штаб. И здесь я командую.

Я слушаю их спор молча.

— Я не прощаю таких ошибок, — продолжает Власов, пристально глядя на меня. — Это ЧП. И ответственность лежит на вас, товарищ капитан.

— На мне? — выдавливаю, поднимаясь из-за стола.