— Быстрее! — бросаю я.

Мы сворачиваем на боковую улочку и несёмся, как тени. Где-то впереди слышен шум.

Теперь кишлак точно не спит.

Мы подбегаем к месту, где должны были работать Колесников и Шохин, и сразу видим, что всё идёт не по плану. В тёмной узкой улочке мы замечаем блеклый свет фонаря и тени, метнувшие у входа в склад.

— Чёрт возьми, быстрее, — бросаю Гусеву и первым срываюсь с места.

Как только подходим ближе, я сразу вижу их. Шохин сидит у стены, его спина упёрта в грубую глиняную кладку, а ноги… Кровь струится по его штанинам, стекая на землю. Колесников на коленях возле него, прижимает какой-то клок ткани к одной из ран, лицо перекошено от напряжения.

— Что за чёрт тут происходит? — выдыхаю я, падая на колено рядом с ними.

Колесников поднимает голову.

— Засада. С…ка вышла с другой стороны. Шохина подстрелили, как только он к взрывчатке потянулся.

— Ноги? — спрашиваю, чувствуя, как сердце стучит где-то в горле.

— Обе, — отвечает Шохин сквозь сжатые зубы. Лицо бледное, но взгляд цепкий, злой. — Не переживай, ходить больше не буду, зато экономия на ботинках.

— Заткнись! — рычит Гусев, протягивая мне аптечку. — Перевязывать надо. Кровь хлещет, мы его потеряем.

Я разрываю штанины, чтобы добраться до ран. Одна пуля прострелила бедро, другая прошла насквозь чуть выше колена. Сложно сказать, что хуже. Гусев достаёт жгуты, мы с Колесниковым быстро их накладываем. Шохин ёжится, лицо становится ещё бледнее.

— Это всё? Или ещё что есть? — спрашиваю у Колесникова, прижимая бинт к бедру Шохина.

— Склад не взорван! — отвечает Колесников. — Не успел активировать.

— Ждём, пока они сюда сбегутся? — шипит Гусев.

Я обвожу взглядом помещение. Сквозь приоткрытую дверь второго склада вижу ряды ящиков, знакомые метки на коробках. Мы же с Гусевым заложили заряд и в центре, и здесь его нужно поставить.

— Кто там был? — спрашиваю Колесникова, всё ещё жёстко сжимая рану.

— Трое. Одного сняли, двое ушли в сторону кишлака. Скоро они позовут остальных, тут будет не продохнуть.

— Значит, времени нет, — заключаю. — Гусев, ты со мной. Колесников, на тебе Шохин. Вытаскивай его из кишлака.

— Ты что, один туда полезешь? — фыркает Колесников.

— Нет, — отвечаю жёстко. — Со мной Гусев. Нам быстрее дело надо закончить.

— Беркут, слушай… — пытается возразить Колесников.

— Молчи, — обрываю его. — Ты нужен ему. Я справлюсь.

Шохин вдруг хватает меня за руку, сила в его пальцах ещё есть, хоть и слабая.

— Не геройствуй, — выдыхает он. — Они скоро вернутся. Вам не успеть…

— Просто держись, — отвечаю ему и киваю Гусеву.

Мы скользим вдоль стены и влетаем в склад. Внутри темно, но быстро нахожу взглядом центральную колонну. В этот раз всё быстрее, достаю заряд, леплю его к грузу. Пять минут до взрыва — больше не берём.

Мы заканчиваем закладывать взрывчатку. Руки дрожат от адреналина, но я заставляю себя работать быстро. Гусев помогает. Вижу, как он на миг замирает, проверяет всё ещё раз, и наконец шепчет:

— Готово. Уходим.

Тут всё просто — заряд спрятан между ящиков, у нас есть ровно две минуты, чтобы смыться.

Мы выскакиваем наружу.

Слышим топот, он пока далеко, но приближается.

— Слышишь? — шепчет Гусев, сжимая автомат.

— Слышу. Но они не успеют.

Мы возвращаемся к Колесникову. Он уже поднял Шохина на плечо, тот едва держится, но зубы стиснул, молчит.

— Давай его мне, — киваю я.

Я взваливаю Шохина себе на спину.

Мы продвигаемся быстрее, чем кажется возможным, но топот за нами нарастает. Только одно место остаётся для укрытия — заброшенная хижина на краю кишлака.

И тут — взрыв.

Склад с боеприпасами сотрясает землю, небо зажигается огненным всполохом.

Но радость длится недолго. В окно хижины я вижу, как на нас летит толпа. Мы в западне.

— Срочно покидаем укрытие! — командую я.

Мы выбегаем.

Командую снова.

— Шохина на меня!

— Ты уверен? — спрашивает Колесников.

— Давай! — жёстко отвечаю, хватая Сашку под плечи.

Колесников помогает мне взвалить его на спину. Сашка стонет, но не жалуется, только сжимает зубы.

Склад остается за спиной, Я тащу на спине Шохина, парни прикрывают. Сашка тяжело дышит.

Бинты, которые мы наложили на его ноги, уже насквозь пропитались кровью.

— Бросьте меня, чёрт возьми! — выдавливает Шохин сквозь зубы. — Всё равно не дотяну. Лучше я… прикрою вас.

— Заткнись! — рычу я и выстреливаю в сторону моджахедов, которые начинают выскакивать из-за углов домов. Один падает, другой успевает спрятаться, но едва высунувшись, получает пулю от Гусева

— Ты идиот, — шепчет мне Сашка на ухо.

— Да, но живой. А ты тоже пока живой, так что не смей дохнуть, понял?

Вперёд идёт Колесников, сжимая автомат, прикрывает нас. Сзади остаётся Гусев, его работа — отстреливать тех, кто слишком близко. Глухие выстрелы его СВД звучат отрывисто, но каждый раз точно.

Мы тащимся через узкие улочки кишлака. Тёмные, узкие проходы кажутся бесконечными. В одном месте нас чуть не подрезают с фланга, но Гусев снимает двоих из ближайшего укрытия.

— Быстрее, быстрее! — шепчет Колесников, оборачиваясь.

Сашка у меня на спине тяжелеет. Он истекает кровью, я это чувствую. Моя рубашка под лямкой рюкзака становится мокрой от его крови.

— Сашка, держись! — кричу я.

— Брось меня, Беркут, — отвечает он, голос слабее, чем прежде. — Слышь? Брось… Ты всё равно не дотащишь.

— Да чтоб ты провалился! — рычу и оглядываюсь, стреляя в тех, кто продолжает наседать сзади.

Позади всё громче крики и шаги. Колесников вдруг останавливается, упирается в угол глинобитного дома, перекрывая дорогу.

— Вперёд! — кричит он нам, открывая огонь по преследователям. — Я вас прикрою!

— Не время для героизма! — ору в ответ. — Гусев, тащи его!

Гусев меняет позицию, а я, чувствуя, что дыхание сбивается, подталкиваю Колесникова вперёд.

— Далеко ещё? — спрашивает Колесников.

— Точка эвакуации за этими холмами, — отвечаю я. Гусев перебежками прикрывает нас.

Снова стреляю. Один из моджахедов падает, остальные продолжают наседать.

Внезапно раздаётся взрыв — тот самый, что мы заложили. На мгновение всё стихает.

— Вот это бабахнуло! — шепчет Сашка.

— Тихо ты, — отвечаю и снова толкаю Колесникова. — Давай, мы почти на месте!

Мы выползаем из последнего прохода и видим, как впереди за холмами поднимается свет сигнальной ракеты.

Там наша точка.

Но позади снова слышны шаги. Они не отстают. Вертушка ещё не села.

— Быстрее! — кричит Гусев, заряжая последнюю обойму.

Шохин у меня на спине шепчет.

— Если не выберемся… скажи Леночке, что я её любил.

— Молчи, Шохин. Мы выберемся.

Мы бежим вперёд, держим направление к холмам, где уже слышен рёв турбин нашей вертушки. Шохин обмяк у меня на спине, только его голова иногда подёргивается, значит, живой.

— Держись, Сашка, ещё немного! — хриплю я на бегу.

Гусев продолжает прикрывать нас сзади, стреляя короткими очередями, и раз за разом гулкие выстрелы его СВД заставляют преследователей прятаться.

— Быстрее, быстрее! — кричит Колесников, показывая рукой на вертушку, которая уже зависла над эвакуационной точкой.

Пулемёт на борту оживает, простреливая узкие проходы, что остались за нашей спиной. Песок, глина и обломки камней взлетают в воздух, заставляя моджахедов пригнуться.

— Гусев, прикрывай нас до конца! — ору я, поднимаясь на холм.

С холма до вертушки всего несколько десятков метров, но каждый из них кажется километром. Колесников забегает первым, помогает подняться мне с Шохиным, потом подаёт руку Гусеву.

— Пошли, пошли! — кричит борттехник, перекрикивая шум турбин.

Шохина укладываем на металлический пол. Я падаю рядом, чувствуя, как ноги с трудом держат. Гусев, захлопнув дверь, тут же бросается к пулемёту, который продолжает обстреливать оставшихся внизу.