Он стоит, указывая рукой вперёд на долину.

— Там их следы исчезают. Дальше — это уже их территория. Если пропавший отряд ушёл туда, то возможно, их уже нет в живых.

Утверждение так себе.

Шад смотрит вдаль, и в его взгляде читается тревога. Может он знает больше, но не посвящает нас в это. А может, это только его предположения или предчувствия.

Перед моим отъездом в Союз командир говорил, что будем искать здесь — в долине Андараб сбежавшие отряда противника.

А вышло так, что мы ищем здесь своих — пропавших товарищей. И я уже не говорю про нападение на наш лагерь и подрыв склада на его территории.

Мы спускаемся в долину.

В одном месте Шад находит кусок разбитой рации. Бойцы, возможно, пытались вызвать помощь, но неудачно — их заметили. Около обломка были следы борьбы — отпечатки ботинок, смешанные с глубокими вмятинами от ног, будто кто-то падал и пытался подняться.

Молча идем дальше, каждый погружённый в свои мысли.

Ситуация становится яснее — кто-то целенаправленно увёл наш отряд.

Но кто? И зачем?

Те подозрения, которые во мне роятся, я стараюсь блокировать. По крайней мере, один человек не смог бы справиться с отрядом спецназовцев из шести бойцов.

На подступах спуска к долине, появляются новые признаки — мусор, оставленный в спешке. Куски пищи, обёртки, пустой магазин от автомата.

— Они спешили, — замечает Шад. — Это нехарактерно для тех, кто хорошо знает местность. Они боялись, что их настигнут.

А там впереди раскинулась долина Андараб — зелёное пятно среди серых скал. Вдали виднеются следы жизни. Дым костров, небольшие сооружения, кишлаки или временные лагеря.

Шад указывает на это место, и его лицо становится напряжённым.

— Там они, — говорит он. — Осторожнее. Это могут быть остатки боевиков из Панджшера. Они опасны.

Мы осматриваем местность в бинокли.

Всё указывает на то, что мы приближаемся к разгадке. Но теперь перед нами встаёт вопрос — как спасти наших, если они окажутся там?

Шад, молча стоявший рядом, наконец произносит.

— Я покажу безопасный путь вниз. Но дальше — ваша работа.

Киваю. Оставаться на месте нельзя — каждый потерянный час может стать для наших ребят последним.

Спуск предстоит опасный, но с Шадом шанс на успех есть. Мы идем вслед за ним.

Через некоторое время оказываемся на небольшой, относительно ровной площадке.

— Лучше здесь переночевать, — неожиданно говорит Шад. — Подкрепится. А завтра пойдем дальше.

Четыре дня пути позади. Провизия на исходе, вода, которую мы набрали в роднике, тоже скоро закончится.

Что нас ждет там –неизвестно.

Но таков быт спецназовца при исполнении боевого задания. Никто не скулит, не жалуется, все выполняют приказ.

День пятый пути через долину Андараб начинается с серого рассвета. Небо затянуто пепельно-серыми облаками, которые, кажется, приглушают весь свет.

Отряд двигается медленно, почти наощупь, по тропе, которая то терялась среди зарослей, то появлялась вновь, напоминая о том, что люди здесь все –таки ходят.

Голод становился всё острее. О себе не думаю, о парнях.

Остатки сухарей, которые делили накануне, закончились ещё вчера. Теперь каждый ощущает, как желудок прилипает к спине.

Ноги всё тяжелее, а мысли постоянно возвращаются к одному — где найти хоть что-то съедобное. Вода тоже закончилась. Фляжки, которые мы наполняли у последнего ручья, давно опустели. Слишком долго идем, слишком сильно печёт солнце. Сегодня бойцы собирали утреннюю росу с травинок и листьев, но этого было ничтожно мало.

Долина Андараб не щадит никого. Крутые склоны, покрытые острыми камнями, мешают передвигаться быстрее. Каждый шаг грозит тем, что кто-то оступится и подвернёт ногу. Несколько раз это чуть не случилось с младшим из отряда, Сеней. Он был самым юным, но его упорство не позволяло ему отстать. Остальные только молча переглядывались, но ничего не говорили.

Все понимали, что сил хватает лишь на то, чтобы двигаться вперёд.

День обещает быть долгим и опасным.

Долина славится своей дикой природой. Шорохи в кустах сопровождают нас весь путь. Иногда кажется, что кто-то наблюдает за нами. Один из членов отряда — Миша, охотник, идущий замыкающим, — постоянно оглядывается, крепче сжимая автомат.

Солнце взошло, но это не приносит облегчения. Наоборот, воздух становится тяжёлым, душным. Мы двигаемся через сухие кустарники и полусгнившие деревья, над которыми кружат чёрные вороны. Их карканье зловещее, будто они предвкушают добычу.

На очередном привале Семён Гусев тихо говорит.

— Нам нужно искать воду. Без неё мы долго не протянем.

Его слова повисают в воздухе, вызывая у всех одно и то же ощущение — без воды все на грани.

Вытираю пот со лба.

— Я знаю. Но здесь её нет, — говорю хрипло. — Мы должны двигаться дальше. По карте впереди есть пересохшее русло реки. Возможно, там найдём хоть что-то.

— Если оно не пересохло полностью, — бормочет Сашка Колесников, но делаю вид, что не слышу. Я знаю, что сомнения заразительны, и сейчас этого нельзя допустить.

Долина к полудню становится всё менее гостеприимной. Вершины гор по обе стороны угрожающе нависает, а тропа сужается настолько, что идти приходится гуськом. Камни под ногами острые и скользкие.

Один неверный шаг — и можно упасть в глубокую расщелину, скрытую под слоем сухих веток.

К вечеру ветер усиливается.

Он приносит с собой песок и мелкие камни, которые бьют по лицу, заставляя щуриться и прикрывать глаза руками. Усталость превратилась в постоянного спутника. Говорить почти никто не может, да и не хочет — слишком много сил уходит на саму дорогу.

К тому времени, когда добираемся до русла реки, наступают сумерки. Но то, что видим, разбивает последние надежды.

Русло абсолютно сухое, лишь потрескавшаяся земля напоминает о том, что здесь когда-то текла вода.

Я внимательно осматриваю русло, надеясь найти хотя бы какую-то впадину, в которой могла задержаться вода, но ничего нет.

Гусев, склонившись к земле, пытается выкопать ямку, но только пачкает руки.

— Без воды мы просто все погибнем… — чей-то тихий голос эхом разлетается по долине, но никто не успокаивает бойца. Каждый решает за себя сам.

Я молчу, думая о том, что воду надо искать там, где есть люди. А это значит, придется приближаться к тем, которые могут быть опасны.

Ночью становится холодно.

Парни разводят небольшой костёр из сухих веток, которые удалось собрать. Горящие огоньки танцуют в глазах людей, кроме огня там не отражается ничего.

Никто не спит спокойно. Шорохи в темноте становятся всё громче, а чувство того, что мы здесь не одни, усиливается.

Неожиданно посреди ночи лёгкий ветер доносит запах — слабый, но отчётливый. Запах чего-то горелого. Это может быть другой костёр, что означает одно- в долине мы, действительно, не одни. И не факт, что те, кто разжёг огонь, настроены дружелюбно.

Но выбора нет.

— Гусев! — окликаю я. — Поднимайся, пойдём вдвоём на разведку, — киваю в ту сторону, откуда несёт дымом от чужого костра.

Ночь тёмная, звёзды едва пробиваются сквозь пыльное афганское небо. Мы с Гусевым, прикрываясь складками местности, осторожно продвигаемся к месту скопления людей. Я иду впереди. Он идёт позади, пригнувшись, каждое его движение тихое, едва заметное, будто он сам сливается с землёй.

Впереди замаячило движение.

Мы залегли. Сначала показалось, что это просто тени от костра, но вскоре становится ясно, что это отряд афганцев…

Пристально вглядываюсь.

Около костра сидит человек десять, может, чуть больше. Не боевики, это сразу видно. Обычные местные, но напряжение не спадает. У них есть оружие и нехитрые пожитки, разложенные у костра.

Мы с Семёном подаём знаки друг другу и начинаем приближаться, соблюдая максимальную осторожность. Когда нас замечают, один из афганцев вскидывает руку, остальные напрягаются, но не хватаются за оружие.