— Заглянул, когда сюда ползли.

— А если бы они не проверили? — хмыкает Колесников.

— Тогда бы разговор был коротким.

Мужики остаются у колодца еще минут пять, обсуждают что-то, жесты резкие, голоса раздраженные, хотя слов не разобрать. В конце концов старший махает рукой, все садятся в грузовик.

— Уезжают? — уточняет Сашка.

— Нет. В кишлак. — Я смотрю, как машина трогается и медленно исчезает за поворотом.

— Откуда такая уверенность?

— Потому что они подозревают, что в кишлаке есть чужаки, может имеют ввиду моджахедов, а может наших кого выследили.

— Да ладно тебе, может, просто воды набрать хотели.

— В такой жаре с собой не взяли? — усмехаюсь. — Нет, Сашка, они не случайно тут.

Колесников замолкает, только слышно, как он потирает шершавую ладонь о рукав.

Мы остаемся в доме. Ждем. Кишлак впереди — всего в двухстах метрах. Время будто растянулось, и каждый шорох снаружи режет слух.

— Долго ещё? — наконец шепчет Сашка.

— Пока не стемнеет. Дождемся, когда они начнут двигаться.

— А если нет?

— Тогда начнем мы.

Снаружи снова тишина. Только в доме она кажется ещё гуще, чем на улице.

К вечеру, когда солнце уходит за горизонт, кишлак затихает. Но это спокойствие обманчиво.

Передаю по рации.

— Всем собраться возле разрушенного дома на восточной окраине кишлака. Сбор через пятнадцать минут.

— Пора. — Я коротко киваю Сашке, и мы выбираемся из укрытия. Остальные спецназовцы подтягиваются к нам.

Кишлак встречает нас молчанием. Тишина здесь не пустая, а натянутая, как тетива. Даже собаки не лают.

Мы начинаем прочесывать кишлак.

Идем вдоль домов. Каждый шаг — словно по минному полю. Готовлюсь к любому звуку, к любому движению.

В одном из домов замечаю свет. В другом — тени за полуприкрытым окном.

Подходим к первому дому. Ворота приоткрыты, но во дворе никого. Глина под ногами сухая, не хрустит, и это хорошо — шаги почти бесшумны. Выхожу на середину двора, обхожу взглядом. Стена к стене сарай, дальше — дом. Окна замазаны грязью, видно только, что кто-то недавно протирал одно из них, видимо, для наблюдения.

— Чувствуешь? — шепчет Сашка.

— Чего?

— Там кто-то прячется.

Я киваю, жестом показываю на вход в дом. Дверь закрыта, но не заперта. Медленно открываю её, отхожу в сторону, чтобы не стать легкой мишенью.

Спустя мгновенье заглядываю в проём.

— Пусто, — шепчу, и захожу первым.

Сашка прикрывает. Внутри убого. Очаг, низкий стол, пара подушек. Но на полу следы. Свежие. Ведут к люку.

— Здесь, — говорю, указывая на деревянный настил.

Сашка обходит по кругу, целясь в люк, пока я тихо ставлю автомат на пол и достаю нож. Сначала снимаю защелку, потом резко открываю настил.

Тишина. Но из тьмы кто-то шепчет.

— Эй, там! Выходи! — приказываю, наводя автомат в черноту.

Шепот прекращается, но шагов нет.

— Понял, не выйдут. — Я киваю Сашке, и он светит фонарем в проём люка подвала.

Луч света выхватывает двоих — там сидит моджахед, скрючившись в углу, в руках автомат, а рядом — парень, похожий на него. Брат, вероятно.

— Руки вверх! — кричу, спускаясь вниз по лестнице.

Моджахед поднимает оружие, но я бью его прикладом. Брат пытается броситься на меня, но тут поспевает Сашка ловко ставит его на место, перехватив за шею.

— Чисто! — кричу в рацию.

Через минуту подтягиваются ребята из группы. Завязываем обоих.

— На допрос, — приказываю я, кивая на пленных.

— Зачем? Велено же сразу ликвидировать, — хмурится молодой лейтенант Панин.

— Разговорчики! — грубо обрываю я. — Всех моджахедов брать живыми. Никого не трогать. Всем понятно?

Молча кивают.

И тут с другой стороны кишлака доносится шум, истошные крики, стрельба…

Бежим туда, где стреляют.

В одном из домов — движение. Подходим ближе, смотрим — в окне мелькает фигура.

— Моджахед внутри! Есть заложники! — сообщает разведчик через рацию.

Окружаем дом.

— Выходи! Бросай оружие! — яростно кричим мы.

В ответ — тишина.

— Там женщина и дети, — шепчет Колесников. — Он выходить не будет.

— Значит, берем!

Группа штурмовиков заходит с другой стороны. Мы отвлекаем внимание. Окно разбито — кидаем светошумовую гранату…

При взрыве светошумовой гранаты происходит ослепляющая вспышка света и очень громкий хлопок. Такие гранаты используются чаще в ближнем бою, подавления беспорядков, взломе дверей. С целью отвлечь противника, оказать психологическое воздействие на него, оглушить.

Вред, конечно, они тоже могут причинить, но эти гранаты менее смертоносны. Их корпус во время взрыва остаётся неповреждённым, он имеет также большие круглые отверстия, через которые проходят свет и звук взрыва.

В доме происходит резкий взрыв, и мы врываемся. Моджахед стоит, держа женщину перед собой, как живой щит.

— Бросай оружие! — командую, целясь в голову.

Он дергается, в этот момент к нему стремительно бросается наш боец — Алёхин, выкручивает его руку, и женщина падает на пол, мы хватаем её и детей.

Моджахед ещё сопротивляется, но шансов у него нет.

— Молодцы! — бросаю молниеносно сработавшим десантникам.

Двое есть.

Но третий моджахед, где он?

Мы передвигаемся от дома к дому.

В кишлаке затаились жители. Чувствуем взгляды в спину и молчание.

Но он где-то здесь, совсем рядом.

— Не расслабляться, — приказываю. — Продолжаем прочесывать.

Кто-то из местных точно знает, но молчит.

Солнце уже поднимается на горизонте, отбрасывая длинные лучи по узким улочкам кишлака. Мы идём дом за домом. В каждом — одно и то же.

Недоверчивые взгляды, молчание, будто бетонная стена. Местные боятся. Не нас, нет — кого-то другого. Моджахеда.

— Сколько ещё домов? — шепчет Сашка, стоя за моей спиной.

— Семь, — Я протираю лоб, утирая пот.

Мы заходим в очередной двор. Хозяин, сухощавый старик в длинном халате, суетится, стараясь не смотреть в глаза. Женщина лет сорока за его спиной едва дышит. Двое детей жмутся к матери.

— В доме кто-то есть? — спрашиваю, следя за каждым движением старика.

— Никого, — отвечает он, торопливо мотая головой.

Сашка в это время проверяет сарай. Стук ног, шорох — и он появляется на пороге.

— Чисто.

Мы двигаемся дальше, напряжение растёт.

В одном из домов замечаю мужчину. Лет сорока, крупный, борода аккуратно подстрижена, руки мозолистые, но взгляд — твёрдый. Он первый в кишлаке встретился нам с таким уверенным тяжелым взглядом. Все остальные перепуганные насмерть.

Внезапное вторжение нашего вооруженного отряда — и зачистка кишлака, тот ещё нагоняет шорох на местных. Тем более — присутствие в кишлаке моджахедов.

Неизвестно, чего ждать.

Мужчина пытается казаться частью семьи, сидит за одним столом, но его глаза выдают. В них нет родства.

— Кто это? — спрашиваю у старшей женщины.

Она опускает взгляд, руки дрожат. Мужчина поднимает голову, отвечает вместо неё.

— Я муж её младшей сестры. Гость.

Сашка прищуривается, замечает, как один из детей нервно оглядывается на мать, а та делает едва заметный жест рукой, словно пытаясь его успокоить.

— Где сестра? — продолжаю я.

— В другом кишлаке, — спокойно отвечает мужчина. — С утра уехала на базар, осталась ночевать у родственников.

Голос ровный, но слишком гладкий, будто натренированный.

Мы переглядываемся с Сашкой. Мужик явно вызывает подозрение.

— Гость, значит? — Сашка подходит ближе, встаёт за его спиной. — А почему твоё лицо мне знакомо?

Мужчина напрягается, но быстро берёт себя в руки.

— Ты ошибся.

— Ошибся, говоришь? А может, ты объяснишь, почему в этом доме все смотрят на тебя, как на чужака?

Ответа нет.

Женщина замирает, а дети начинают плакать.

— Молчишь, значит? — я делаю шаг ближе. — Боятся тебя, вот что. Боятся сказать. А может, нам тебя проверить?