— Ну, давай, — говорит он, глядя мне в глаза. — Скажу всем своим, что ты в порядке.

— Ты бы тоже отсюда уходил, этот адрес спалили. Здесь оставаться небезопасно.

— Да, я поеду вслед за тобой. Мне только заскочить кое- куда надо еще. За меня не беспокойся. Им нужен ты. Будь осторожен, Глеб.

— Давай, — киваю. — Не думай, что оставлю это просто так. Теперь я знаю, что за мной охотятся не только моджахеды. Я разберусь, кто за всем этим стоит.

Серёга кивает, но по глазам видно, что не уверен, что я найду их раньше, чем они устроят следующую облаву на меня.

Я возвращаюсь в воинскую часть уже поздно вечером. Дневальный застывает, увидев меня, будто привидение. Я коротко киваю ему и прохожу внутрь, направляясь прямиком в кабинет особиста.

Дверь открываю резко, без стука.

Особист — подполковник Власов, на звук открываемой двери, резко вскидывает голову, в глазах мелькает удивление, которое он тут же пытается скрыть.

— Беркутов, — говорит он ровно, откладывая папку в сторону. — Вернулся. Однако быстро.

— А вы, товарищ подполковник, выглядите так, будто не ожидали увидеть меня живым, — говорю, присаживаясь на стул напротив его стола.

— Откуда такие выводы?

Он прищуривается, но сохраняет спокойствие.

Я усмехаюсь, глядя ему прямо в глаза.

— Сами знаете.

— Не знаю и не люблю загадок, — спокойно отвечает он. — Поэтому спрашиваю: как всё прошло?

— Отлично, — отвечаю с улыбкой. — Брат жив, я жив, моджахеды — не все.

— Интересная картина, — Власов складывает пальцы домиком. Его глаза, как два черных буравчика сверлят меня. — У вас там были гости?

— А говорите, что не в курсе, — усмехаюсь я.

— Лейтенант Беркутов, держите себя в руках.

— А что так заметно, что я взбешен?

Власов резко меняет тактику.

— Кто-то из твоих гостей проболтался?

Я наклоняюсь чуть ближе, смотрю на него пристально.

— Один говорил про Хищника. Слышали о таком?

На секунду его пальцы сжимаются чуть крепче. Мельчайшее движение, но я замечаю.

— Много слухов. Мало фактов, — отвечает он, не глядя в глаза.

— Вот я и думаю, зачем кому-то гоняться за мной, — подначиваю я. — Может, вы, товарищ подполковник, подскажете? Кому я перешёл дорогу?

Он усмехается, но в глазах холод.

— Не всё так просто, Беркутов. Может, это ты сам привлёк внимание. Люди не любят, когда им мешают.

— Точно, не любят, — киваю. — Но всё-таки, кто этот Хищник?

— Не слышал о таком, — невозмутимо отвечает он.

Что-то мне подсказывает, что врёт — слышал. Но не имеет желания делиться со мной информацией.

Я поднимаюсь, чувствуя, что разговор окончен.

— Беркутов, не нарывайся, — звучит мне в спину.

— Вы же знаете меня, товарищ подполковник, — бросаю через плечо. — Нарываться — мой профиль.

Усмехаюсь, а может Хищник — это подполковник Власов Антон Анатольевич?

Спросить его напрямую?

Нет, конечно, напрямую не спрошу.

Я только закинул ему наживку. Теперь надо за ним наблюдать. Если это он — обязательно заглотит наживку и выдаст себя в ближайшее время.

А если предположить, что Хищник — кто –то другой, то дело особиста — присмотреться повнимательнее к окружающим.

Теперь он в курсе. Точнее, был уже в курсе, но прикинулся, что впервые слышит.

— Ну, ну. Так я и поверил тебе.

Иду в медсанчасть навестить раненных товарищей после последнего жестокого боя.

Кого-то убили, кто-то был ранен. А вот у меня чудом, даже царапины нет.

Иду по коридору медсанчасти, воздух плотный от запаха спирта и медикаментов. Здесь всегда так, будто даже стены пропитались. За дверями палаты слышны приглушённые стоны раненых. Я заглядываю в каждую дверь — ищу своих.

Вдруг взгляд цепляется за знакомую фигуру в белом халате. Маша Озерова. Она стоит спиной ко мне, перебирает бинты на столике, но что-то в её движениях странное. Обычно уверенная, резкая, сейчас она будто замешкалась.

— Озерова, — говорю, направляясь к ней.

Она вздрагивает, резко оборачивается. Короткий тёмно-русый хвост на затылке дёргается вместе с её движением. Лицо спокойное, но глаза… слишком быстро скользнули в сторону, будто я застал её врасплох.

— Беркутов, — отвечает она ровным голосом, но я ловлю, как она машинально поправляет халат. — Ты что здесь делаешь?

— Навещаю своих, — подхожу ближе, прищуриваюсь.

Маша — из тех, кого трудно забыть. Высокая, худощавая, но с сильными руками — такие и мёртвого поднимут. Лицо правильное, с тонкими скулами и глубокими серыми глазами. В её взгляде холодноватая деловитость, но сейчас, когда я встретился с ней взглядом, там промелькнула что-то другое. Тревога? Или мне показалось?

— Твои в той палате, — кивает она влево.

Я остаюсь стоять. Что-то не даёт уйти. Она снова начинает перебирать бинты, но руки работают слишком быстро, неестественно.

— А ты чего здесь? — спрашиваю. — Вроде не твоё дежурство сегодня?

— Три дня уже без отдыха. Боюсь, если не я, то кто? — Задерживает дыхание, на долю секунды.

Я прищуриваюсь.

— Три дня, говоришь? С момента последнего боя? — уточняю, не отводя взгляда.

— Да, — отвечает она, отворачиваясь и притворяясь занятой.

— Тогда почему, — делаю шаг ближе, — ты боишься взглянуть мне в глаза?

Она оборачивается, но уже с вызовом. Лицо спокойное, но в глазах мелькает какая-то тень, словно она старается что-то скрыть.

Ну, да. Она же тоже замешана в этом деле. Сначала зачем –то вызвала моего брата сюда, в Афган. В результате, по чьей-то наводке мы попадаем в западню — ту самую «нехорошую» квартиру, куда затем прибывают все и «свои» и чужие.

А теперь вдруг девушка Маша даже не интересуется, как прошла встреча. Делает вид, что не имеет к этому ни малейшего отношения.

Или, увидев меня живым и здоровым, растерялась, начала нервно перебирать бинты и медикаменты…

Что за…?

Все здесь мутные и особист Власов и эта Маша Озерова, так называемая — моя пассия. Да чего уж там — невеста. Почти жена.

И что, я теперь буду подозревать каждого?

Никогда не был невротиком. А теперь вот приплыл.

Никому не верю.

— Что ты хочешь услышать, Беркутов? — резко бросает Маша. — Что мы здесь выхаживаем раненых, пока вы там воюете на передовой?

Пытается уклониться от прямого ответа, — хладнокровно фиксирую я.

Делаю шаг ближе, взламываю её личное пространство.

— Хватит, Маша! Я вижу, что ты что-то знаешь. Кто из них? — киваю в сторону раненых.

— Что «кто»? — огрызается она дрогнувшим голосом.

— Кто он? Или, может, кто-то другой сейчас здесь, в палатах?

Она молчит, сжимает губы. А потом, резко развернувшись, уходит вдоль коридора, бросив через плечо:

— Я тебе не особист, Беркутов. Разбирайся сам.

Смотрю ей вслед, и внутри что-то щёлкает. Слишком резкий уход, слишком нарочитое равнодушие. Озерова что-то знает, но молчит.

Я найду способ заставить её говорить.

Направляюсь туда, где лежат мои товарищи. Но перед внутренним взором стоят Машины глаза — тревожные, выверенные, как у человека, который прячет слишком много.

Может Маша Озерова совсем не Маша Озерова, а тоже попаданец, как и я?

Как теперь определить, кто есть оригинал. А кто его копия. Может, и лучше оригинала. А может… и нет.

Хищник ищет меня — значит, попаданцев. И он отстреливает их, как на охоте.

Мы ему мешаем.

На кого он работает? Сам на себя? На моджахедов? На американцев?

И этот афганец Хашмат. Он явно на стороне правительственных войск. А мы бойцы, присланные из Союза, помогаем им.

Выходит, он тоже знает, что в операциях участвуют попаданцы. И понимает, что это сильные отважные прирожденные воины. Поэтому они не хотят их истребления. Хотят ликвидировать Хищника.

Но он им не по зубам.

Поэтому он и пришёл меня «предупредить», -нацелить, как супероружие, на Хищника. Только опоздал. Узнал я немногим раньше, в аккуратперед его приходом.