Я падаю в пустоту.

Легница, 1984 год, СГВ

Стою, оглядываясь по сторонам, не веря своим глазам.

Легница, 1984 год?

Последний раз, когда я моргнул, был 2022-й, Сирия. Отчётливо помню — жара, бесконечный шум вертолётов, запах горелой земли. Там мои товарищи, они сейчас, возможно, под обстрелом или выдавливают боевиков с развалин.

А я — вот он, посреди штаба, в Польше, в тихом городе, будто на другой планете. Тишина такая, что в ушах звенит.

Рядом спокойно ходят офицеры — в их глазах нет того, что я вижу каждый день у нас: ни усталости, ни тревоги. Они могут позволить себе шагать медленно, задумчиво, планировать учения. Всё это не по мне.

Я привык к тому, что каждое утро может стать последним, что друзей можно не досчитаться к концу дня. А здесь — спокойные разговоры, полки с папками документов.

Эти люди, живущие как в параллельной реальности, они не знают кровавый и пыльный ад.

И я боевой офицер, спецназовец получил назначение сюда?

Что за…?

Всё с ног на голову перевернулось.

Парнем вдруг молодым стал. А в той жизни было далеко за сорок.

В документах значусь, как Глеб Беркутов, лейтенант. Хотя имел звание майора. Ну что ж будем начинать сначала. Звание меня мало волнует. Но вот место службы…

Мы с Колей Самойловым стоим у окна в штабе. За стеклом — Легница, тихая сонная. Конец зимы. Еще холодно, но весна уже на подходе.

Город кажется застывшим. В моей голове — полный диссонанс.

— Глеб, — Коля кивает на город за окном, — место тут, конечно, отличное. Ленка, жена моя, счастлива — она ведь всегда хотела за границу, да и отец её помог нам с назначением. Здесь тихо, спокойно. Отсидимся, может, до майора, а потом, глядишь и квартиру в Москве дадут…

Я давно перестал его слушать. Смотрю на него и не могу понять, он это серьезно?

Я не виню его. У каждого своя судьба. Но это явно не моё.

— Беркут, а тебе кто помог сюда попасть? — спрашивает он, как будто это самое обычное дело.

— Небеса, Коля. Вот кто меня сюда назначил, — говорю с усмешкой. — Сам не понимаю, за какие заслуги. Только я сюда не рвался.

Он смотрит на меня с недоумением. Как будто не верит, что кто-то может не хотеть оказаться в такой лафе.

— Ну, подожди, Глеб, а что тебе тут не нравится? Спокойная служба. Чем не мечта?

Я прищуриваюсь, сдерживая желание разнести его спокойствие.

— Мечта? Ты о чём? Николай, я офицер. Закончил воздушно-десантное училище. Воевал в горячих точках…

Коля хмурится, слушая мои слова.

— Я привык к реальной службе, а не в тылу отсиживаться. Когда товарищи воюют, мне… — голос дрожит от гнева, я ловлю себя на слове и резко обрываю фразу.

Лейтенант Самойлов моргает и словно отстраняется, переводя взгляд в окно.

— Глеб, ты что забыл? Тебя же после госпиталя не то чтобы комиссовали, но отправили на более легкую службу. Считай повезло, не списали в запас.

Повезло? В запас, в мои –то годы! Сжимаю крепче челюсти.

— Ты чего на взводе? Мы ж не на передовой, можно и расслабиться.

— Расслабиться? Николай, у нас с тобой присяга одна, Родина одна.

Самойлов оглядывается, словно проверяя, не слышит ли кто.

— Нас учили держать фронт, защищать, а не прятаться за границей в уютном городке. Мы молодые здоровые ребята.

Лицо лейтенанта Самойлова становится задумчивым, будто он пытается осмыслить мои слова.

— Глеб, я тебя понимаю. Но кто-то должен заботиться и о тыле, о защите страны в другой форме, не только на передовой. Мы тут нужны.

Согласен. У него своя правда.

Но у меня своя, не дающая мне покоя ни днём, ни ночью. Не на своём я месте.

Почему все случилось именно сейчас, когда в Сирии остались свои? Я там был нужен, мы вместе проходили всё — жару, песок, атаки — по-настоящему защищали, каждый день на пределе…

Я был там смертельно ранен.

И умер — помню это жуткую беспощадную боль, когда покидал этот мир — падал в зияющую чёрную пустоту.

Но судьба дала мне второй шанс. Я очнулся здесь в теле молодого лейтенанта Глеба Беркутова. И он, как и я десантник.

Вот где оно- везение.

Я попал назад в СССР. На дворе 1984 год. Война в Афганистане. Выходит, мое место опытного спецназовца, прошедшего горячие точки теперь там… в Афгане.

Но вместо этого я попал по какой-то дикой нелепости сюда. Неужели мне придётся — греться в тылу, пока где-то там мои братья по оружию под обстрелами?

Чувствую, как этот чужой, необъяснимый мир с его спокойными коридорами и опрятными офицерами начинает закипать в моей голове.

— Пора на совещание, — кивает мне лейтенант Самойлов. — Ты идёшь?

— Совещание? — удивляюсь я.

— Командование собирает всех на совещание.

— Да, идём.

Сидим за огромным столом в длинном зале. Под потолком тусклые лампы, отчего лица кажутся усталыми, серыми. Шелест бумаг, сослуживцы крутят ручки в руках и сосредоточенно смотрят на дверь, ждут командиров.

Конечно, я лейтенант ВДВ, десантник, пройдя через Сирию, никогда бы не мог подумать, что окажусь в штабе Армии на службе.

Но я здесь. Кругом люди в военной форме. За спиной польский город с кирпичными домами и залитым углем воздухом.

Справа от меня сидит капитан Серёга Валюхин, добротный мужик лет сорока, в кителе, который сидит на нём, как влитой. У Серёги взгляд острый, решительный, голос твёрдый, да и юмор с железным налётом. На Серёгу можно положиться в любой ситуации, хоть и не любит он афишировать этот факт.

С другой стороны — лейтенант Коля Самойлов, ему двадцать три года, как и мне сейчас по документам. Коля чем-то похож на меня внешне. Жёсткая стрижка, карий взгляд, правда, у меня серый и полный готовности ринуться в бой.

В кабинет стремительно заходит начальник штаба нашей воинской части — Сергей Семёнович Волошин. Генерал Волошин не любитель громких слов. Он идёт ровно, словно на плацу, с холодной непреклонностью.

Неожиданно ловлю на себе его пристальный взгляд. Смотрит он на меня так, что хочется даже спину выпрямить и встать. Но я остаюсь сидеть, намеренно застывая на своём месте, встречая его взгляд с тем же холодным спокойствием.

— Лейтенант Беркутов, это штабная работа, здесь нет места для ваших подвигов. Научитесь сидеть, думать и не спешить.

Это он мне?

В этот момент мне кажется, что я его сейчас перекину через стол — просто рефлекс. Сдерживаюсь, но чувствую, как мышцы на лице напряжены. Мои руки, привыкшие держать автомат, а не ручку, словно говорят: «Зачем ты сюда пришёл?»

Серёга Валюхин, видя напряжение, наклоняется ко мне, почти шепчет.

— Не дёргайся, Беркут, этот старый волк ко всем сначала так. Привыкнет к тебе — и проще станет.

Честно говоря, верится с трудом. Чем-то я его зацепил. Чувствую его неприязнь ко мне каким-то шестым чувством…

Спустя две недели службы я адаптируюсь к условиям, в которые попал. Но в голове чёткая установка — Здесь я ненадолго.

От Сирии остались только мгновенные, как вспышки, воспоминания. Гул машин, вечно кипящий воздух, хриплый приказ командира по рации и жара, от которой дрожат предметы перед глазами.

А тут — Легница, Польша, 1984 год.

Вернулся назад в прошлое во времена СССР, но оказался в этом чужом мне мире. Хотя в польском городе есть островки и своего мира.

Два знаменитых квадрата за бетонными заборами. В первом — большом, живут семьи высшего руководства группировки войск.

А второй квадрат поменьше. Военный городок — это мини-город, отрезанный от остального мира забором, как крепость, созданная для семей военных. Дома здесь выстроены в ровные ряды, типовые пятиэтажки с центральным отоплением, что для местных условий — истинная роскошь.

Вольнонаемные граждане — служащие штаба, приехавшие из Советского Союза, живут прямо в городе в польских домах с печным отоплением. Это уже совсем другой быт. В их квартирах печки, которые топят углём.