Я останавливаюсь, поднимаю руку.

— Стоп.

Сашка затихает. Джеймс и Осман едва не натыкаются друг на друга, послушно останавливаясь.

— Что? — тихо шепчет Колесников.

Я жестом показываю вперёд. Откуда-то из-за поворота слышны голоса. Двое, может трое, говорят по-своему, спокойно, без напряжения. Похоже, нас не ждут.

— Моджахеды, — шепчу.

Сашка выдыхает.

— Планы?

— Действуем быстро. Я беру левого, ты — правого. Пленных не подпускай.

— А если третий?

— Тогда импровизируй.

Мы замираем в тени. Голоса приближаются. Вот они выходят из-за поворота. Два бородача в тёмных куртках и штанах, несут что-то вроде карабинов через плечо. Болтают, смеются, совершенно расслаблены.

Я вскидываю руку, сигналю Колесникову. В этот момент ноги сами несут меня вперёд — шаг, два, три, будто лечу.

Первого я вырубаю прикладом в висок, с глухим звуком он валится на землю. Второй успевает обернуться, но тут же получает очередь от Сашки — коротко чётко в грудь. Звук выстрелов гулко отдаётся в ночи.

— Чисто! — тихо говорит Колесников, перезаряжая автомат.

Джеймс с Османом стоят, как вкопанные, глаза округлённые, лица белые. Джеймс что-то мычит сквозь кляп, а Осман начинает дёргаться, будто хочет сбежать.

— Спокойно! — рычу, поднимая автомат. — Даже не думай.

Парень замирает. Сашка поднимает с земли одного из моджахедов, проверяет пульс.

— Готовы оба. — Он вытирает руки об штаны и смотрит на меня. — Что дальше, командир?

— Дальше по плану, — отвечаю, кивая. — Ещё пару таких сюрпризов — и назад вернёмся только мы.

Колесников усмехается, а я снова выхожу вперёд, давая сигнал к движению. Вокруг темно, но темнота уже не кажется союзником — она стала ловушкой, из которой надо выбираться.

Тоннель сужается, воздух становится тяжелым и спертым. Кажется, что стены давят, а земля под ногами предательски скрипит. Впереди еле заметен слабый свет — выход уже близко.

Но вдруг я слышу какой-то странный звук. Останавливаюсь. Шорох, будто кто-то переминается с ноги на ногу, и тихие голоса.

Поднимаю руку, давая знак Сашке замереть.

— Что там? — едва слышно шепчет Колесников.

— Тихо! — бросаю ему через плечо.

Снимаю автомат с предохранителя, плавно проверяю магазин. Парни у нас за спиной тоже замирают, хоть и связаны. Осман что-то мычит сквозь кляп, но быстро замолкает, когда я на него бросаю взгляд.

Шум впереди становится громче. Чёткие шаги, приглушённые фразы. Кто бы это ни был, они двигаются уверенно. Я показываю Колесникову на правую стену, сам прижимаюсь к левой.

— Готов? — шепчу.

— Всегда готов, — отвечает он, хмуро усмехаясь.

Секунды тянутся бесконечно. Туннель усиливает каждый звук. Скрип обуви, тяжёлое дыхание. Вот они — шаги уже совсем рядом. Я держу автомат в боевой готовности, сердце стучит где-то в горле.

Тень мелькает впереди, и я уже готов выскочить.

— Беркут? Это ты? — слышу я голос.

Свои.

— Коршун? — недоверчиво спрашиваю я, прищурившись в темноте.

— Он самый, черт тебя дери! — доносится ответ, и из темноты выходят двое — Коршунов и Свиридов. Оба запылённые, потные, но с облегчением на лицах.

— Вы чего тут делаете? — я опускаю автомат, но напряжение ещё не отпускает.

— Чего-чего, — ворчит Коршунов, поправляя ремень. — Не дождались вас, думали, завалили где-то. Вот и пошли следом.

— Охренеть, — вставляет Колесников, выходя из тени. — А сказать никому не догадались?

— Да кому тут говорить? — фыркает Свиридов. — Мы решили, что вдвоём быстрее пройдём. И, кстати, правильно решили. А то вы так и сидели бы тут, пока вас снова не нашли бы, только уже не мы.

Тру озадаченно лоб.

Слышен шорох. Мы замирает. Здесь всё быстро меняется…

— Ладно, спасибо, что живы. Теперь давайте валить отсюда, пока действительно не попали.

Коршунов окидывает взглядом Джеймса и Османа.

— Пленные?

— Да, трофеи, — коротко отвечаю. — Джеймс Бонд и его друг Османская империя.

Коршун усмехается.

— Османская империя, говоришь? А по мне, так мелкий ремесленник.

— Ладно, — перебиваю я. — Хватит болтать. Двигаемся дальше, тихо.

— А Джеймс с Османом? — спрашивает Свиридов.

— Давайте парни, тащите их, — бросаю, оглядывая связанных пленных.

Мы снова начинаем движение. Теперь нас больше, но тоннель от этого не кажется безопаснее. Впереди всё тот же тусклый свет, обещающий долгожданный выход.

А может этот свет стать и ловушкой.

Мы поднимаемся по узкому проходу из подземелья. Земля под ногами становится твёрже, чувствуется тепло, исходящее от дневного света. Вскоре оказываемся в доме, из которого начинали путь. Тишина. Никого. Всё прошло чисто, но напряжение не спадает.

Я первым выбираюсь через покосившуюся дверь. Коршунов с Джеймсом за плечом и Свиридов, тащивший Османа, следуют за мной. Колесников прикрывает нас сзади, а Акмаль наверху ждет нас, внимательно осматривается.

На окраину кишлака добираемся быстро и без происшествий. Акмаль ведёт нас через какие-то узкие тропинки и заросли кустарника. Его шаги уверенные лёгкие, но я чувствую, что этот человек готов к бою каждую секунду.

Он резко останавливается и кивает вперёд.

— Там, — шепчет он. — Должны ждать.

— Кто? — спрашиваю я, настораживаясь.

— Другой проводник, он поведет вас к вертушке.

— Командир не говорил, что тебя сменят на обратном пути, — с недоверием отношусь я к рокировке.

— Не сомневайся. Он преданный человек. Его зовут Касим.

Я вглядываюсь в ту сторону, куда показывает Акмаль.

На опушке сидит проводник, скрестив ноги и лениво жуя что-то из своей котомки. Завидев нас, он поднимается, но я замечаю, как его рука тянется к поясу, проверяя нож. Лишний раз убеждаюсь, афганцы здесь всегда на чеку.

Я поворачиваюсь к парням.

— Коршунов, Свиридов, берёте пленников. Ведёте их к точке эвакуации. Главное, сохранить этого, — киваю на Джеймса. — Живым.

— А если начнут бузить? — хмуро спрашивает Коршунов, подталкивая Османа, который едва переставляет ноги.

— Утихомирьте. Но америкоса пальцем не трогать.

— Понял, — Коршунов пожимает плечами.

Свиридов хмыкает и затягивает ремень на плече.

— Надеюсь, вертушка будет вовремя.

— Должна. Если всё по плану.

Парни готовятся уходить, а я остаюсь на месте, глядя вдаль. В голове мелькают образы тех, кто остался здесь, в этом кишлаке, с кем я еще не встретился. Незавершённое дело тянет сильнее всего.

Колесников замечает мой взгляд.

— Чего задумал, Беркут?

— Я возвращаюсь, — коротко отвечаю.

— Ты чего? Всё сделано. Мы что командиру скажем, где ты остался?

— Это личное, Саш. Задание выполнено, но есть то, что надо закончить.

Акмаль смотрит на меня долго и молча.

— Я пойду с тобой, — решительно говорит Акмаль.

— Это не твоё дело.

Он хмурится, явно задет моими словами.

— Ты не понял. Это моё дело. У меня с Бахой кровная месть. Знаю, что ты хочешь. Знаю, где он прячется.

— Если бы Баха был в кишлаке, — медленно тянет Касим. — Вы бы этого, — кивает на американца, — Ни за чтобы не вытащили. Бахи там нет!

— Где он? — жёстко бросаю я.

— Уехал. Куда, не доложил.

Акмаль в ярости, начинает говорить с ним на пушту.

Я жду.

Внутри борется всё -долг, разум и желание закончить то, что начал. Но в этом споре побеждает разум.

— Ты уверен? — хмуро уточняю я, обрывая их разговор.

— Уверен, — подтверждает Касим. — Сам видел, как он уезжал. Сказал, на три дня.

— Баха — это не просто главарь. Это зверь. И чутье у него звериное! — гневно говорит Акмаль, взбешенный, что не удается с тем поквитаться.

Меня тоже это разочаровывает, но выбора нет.

— Мы сделаем то, что должны. Но не в этот раз, — говорю я.

Коршунов и Свиридов исчезают в темноте с пленниками. Мы с Сашкой идем вслед за ними.