Она была на полпути вниз по последнему лестничному пролету, когда резко остановилась, когда его пристальный взгляд встретился с ее. Дело было не столько в жаре в его глазах, сколько в каждом его проявлении. Она так много думала о том, как он воспримет ее сегодня вечером, что совсем не подумала о том, как будет выглядеть он.

Великолепный — слишком слабое слово. Как и поразительный и великолепный, но все же все они проносились в ее голове в быстрой последовательности.

Он подстриг волосы. На полдюйма. Странно, что она знала его так хорошо, что могла заметить в нем малейшие изменения. На нем был надлежащий вечерний костюм: черные брюки в обтяжку, черный двубортный расстегнутый фрак, открывая белый шелковый жилет. Его белоснежная рубашка была безупречно чистой. Его светло-серая шейная повязка была идеально завязана узлом. Его пальто было перекинуто через руку, в ладони он держал черную шляпу. Было очевидно, что у него был невероятно искусный портной. Он мог войти в любой аристократический бальный зал, и никто не усомнился бы в его праве находиться там.

— Дыши, — прошептала Джуэл позади нее, и только тогда она поняла, что перестала это делать.

Она продолжала спускаться, пока не оказалась перед ним, наслаждаясь признательностью, согревающей его глаза.

— У меня перехватило дыхание, — тихо сказал он.

— Это только справедливо. То же самое произошло и со мной.

Она улыбнулась. Он ухмыльнулся.

— Торн прислал экипаж, — сказал он ей, — так что нам пора.

В экипаже она сидела напротив Зверя, накинув на колени меховое одеяло, ее ноги в туфельках покоились рядом с грелкой для ног. Она предложила разделить с ним тепло, пригласила его сесть рядом с ней, но его кожа уже горела, как в огне, огонь, который можно было потушить, только прикоснувшись к ней. На кровати, на диване, в коляске.

Почему он продолжал держать ее в пределах легкой досягаемости, искушая его, было выше его понимания.

Когда он впервые увидел ее, то легко мог представить, как она спускается по лестнице на модном балу. Все в ней кричало о благородстве. Дело было не в изысканном платье или уложенных волосах. Это было что-то более глубокое, что-то внутри нее, что-то, что передавалось из поколения в поколение на протяжении веков. Они могли отнять титулы у ее отца, но они не могли отнять у нее то, чем ей было суждено стать: леди высочайшего уровня.

И, по крайней мере, сегодня вечером она была с ним.

Она уже овладела искусством соблазнения с той же легкостью, с какой овладевают пробуждением. Это пришло к ней само собой. С мягкой улыбкой, которой она одаривала его всякий раз, когда впервые видела, с теплым приветствием, искрящимся в ее глазах, с легким румянцем, залившим ее щеки, как будто она вспоминала, каково это — чувствовать, как его руки обхватывают ее грудь.

Вечера, которые они проводили в библиотеке, были одновременно и блаженством, и адом. Чувствовать ее присутствие, слышать ее запах и голос. Но не касаться этих губ, не ласкать ее кожу, не прижиматься к ней своим пульсирующим членом… знать, что в конечном итоге ее планы уведут ее от него—

Он не принадлежал к тому миру, из которого она хотела выбрать любовника. В отличие от своих братьев, у него никогда не было желания передвигаться в нем, быть принятым им. Теперь ему не будут рады в нем.

Каждую ночь после того, как они расставались, когда он лежал в своей постели один, глядя на тени, танцующие на потолке, он испытывал искушение вернуться к ней. Ты хочешь стать любовницей какого-то мужчины? Стань моей.

У него были средства, чтобы купить ей дом, больше платьев, чем она могла бы надеть, украшения, которые ослепляли бы. Он мог бы предоставить ей слуг, экипаж, все, что она пожелает. Его судоходный бизнес заложил фундамент, на котором он начал строить империю. Он сколотил скромное состояние. Если он никогда не заработает больше ни фартинга, одни только проценты сослужат ему хорошую службу в старости. В настоящее время он использовал свои деньги для поддержки добрых дел, но мог бы использовать его, чтобы заполучить ее — но если бы он был у нее, у нее не было бы престижа иметь лорда в качестве своего защитника. Откажется ли она от этого ради него? Было ли справедливо с его стороны просить ее об этом? Довольствоваться простолюдином, бастардом, когда у нее мог быть мужчина высокого ранга и привилегий?

— Я полагаю, они знают, что я приду.

Тончайшая нить сомнения, возможно, даже нервозности, проскользнула в ее голосе.

— Они знают.

— Знают ли они правду обо мне?

— Они знают правду о твоем отце. Я не видел причин держать это в секрете, когда те, кто вступил в брак с семьей, могли узнать твое имя или тебя. Я подумал, что лучше всего избежать любой неловкости, которая могла бы возникнуть, если бы они были застигнуты врасплох.

Она была скрыта в тени, но он подозревал, что если протянет руку, то обнаружит ее руки в перчатках, сцепленные на коленях.

— Тея, это займет всего пару часов. Украсить дерево, выпить действительно хорошего вина и скотча, насладиться вкусным ужином, а потом мы уедем. Если тебе понравится сегодня вечером, ты сможешь присоединиться ко мне завтра, когда я вернусь на несколько часов завтра, чтобы обменяться подарками и еще раз вкусно поужинать.

— Единственное другое платье, которое у меня есть, — это красное, предназначенное для соблазнения, хотя я не совсем уверена, что его достаточно, чтобы квалифицировать его как платье. Если я присоединюсь к вам завтра, мне придется его надеть.

Он мог сказать, что часть ее поддразнивала, а другая часть пыталась придумать приемлемый предлог, чтобы не присоединиться к нему завтра. Он не хотел думать о том, насколько меньше он будет наслаждаться днем без нее.

— Когда ты собираешься показать его мне?”

— Не думаю, что стоит. Действительно, она могла бы использовать немного больше ткани. Хотя оно довольно милое.

Он хотел бы увидеть ее в нем. Но он также хотел бы снять его с нее.

— Не думаю, что стоит надевать его завтра. Одно из других платьев подойдет.

— Так приятно снова иметь выбор. Спасибо тебе за предоставленную одежду.

Ему хотелось сказать ей, что он способен предоставить ей все. Но сейчас было не время. Возможно, оно никогда не наступит.

— Мы в Мейфэре, — тихо сказала она, глядя в окно.

— Я знаю, какая резиденция принадлежит герцогу Торнли, но никогда не была внутри.

— Где ты жила в этом районе?

— Если я скажу тебя, у тебя может возникнуть соблазн проехать мимо него. Я не хочу его видеть. Возвращение оказалось труднее, чем я думала.

— Мы можем вернуться в резиденцию, если хочешь.

— Это было бы несправедливо по отношению к твоей семье. Я уверена, что они с нетерпением ждут твоего присутствия сегодня вечером. Я справлюсь. Сегодняшний вечер станет испытанием, чтобы увидеть, готова ли я встретиться лицом к лицу с демонами моего прошлого.

Когда они вошли в резиденцию, в воздухе повис тяжелый аромат вечнозеленых растений, без сомнения, из-за всех ветвей и гирлянд, украшавших широкую лестницу.

— Герцог и герцогиня в гостиной, — объявил лакей, принимая шляпу, пальто и плащ Бенедикта.

Когда Бенедикт предложил ей руку, она без колебаний приняла ее, прежде чем они направились в огромную комнату рядом с мраморным фойе. Как только они вошли, они остановились и просто впитали все это. Веточки вечнозеленых растений украшали столы, гирлянды украшали каминную полку. В дальнем конце на маленьком столике стояла елка.

По всей комнате люди собирались в небольшие группы и разговаривали. Его семья. Некоторые держали младенцев, качая их на руках. Хотя она знала, скольких людей можно ожидать, было немного ошеломляюще видеть их всех. Или, возможно, это были воспоминания о прохладных и далеких собраниях в гостиной ее семьи, наводнившие ее разум, заставившие ее почувствовать, что она тонет, и заставившие ее крепче вцепиться в его руку. Или, может быть, это был ее страх, что он был неправ, и они действительно все отвернутся от нее — или, по крайней мере, те, кто знал ее отца, ее мать, ее братьев, ее саму.