Они едва добрались до следующей улицы, когда она приказала водителю вернуться туда, где они его оставили. Проинструктировав его подождать, она выбралась из кеба и остановилась в нерешительности. Должна ли она просто дождаться его возвращения или присоединиться к нему, чтобы предложить любую поддержку, которую он мог бы приветствовать, когда он навещал того, кто был теперь потерян для него? Будет ли он рад ее видеть или рассердится на вторжение?

В конце концов, она решила, что стоит рискнуть вызвать его гнев, если есть вероятность, что ему может понадобится ее утешение.

Идя по тропинке, она не могла не замтетить, что в этом месте царили умиротворение, тишина и спокойствие. Послышался шорох, когда легкий ветерок поиграл с последними цепкими листьями, цеплявшимися за деревья. Свежесть воздуха делала ее дыхание заметным.

Проходя мимо статуи огромного каменного ангела, она заметила слова, вырезанные у ее основания, указывающие на то, что он присматривал за герцогом Лашингом. Его вдова вышла замуж за Тревлава.

Завернув за угол по тропинке, она заметила Бенедикта со склоненной темноволосой головой, стоящего на одном колене у подножия могилы, отмеченной небольшим простым надгробием, его красивый букет свежих цветов покоился на черном мраморе с позолоченной надписью.

Салли Грин

15 июня 1841 года

5 августа 1866 года

Вальсирует сейчас с ангелами

Остановившись достаточно далеко, чтобы не мешать, но достаточно близко, чтобы прочитать слова, она почувствовала острый укол печали, задаваясь вопросом, кем была эта молодая женщина и что именно она когда-то значила для него. Она задавалась вопросом, какого оттенка были ее волосы, была ли доброй ее душа. Хотя она не могла представить его с кем-то, кто не был бы таким сильным, смелым и дерзким, как он.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем он, наконец, встал, водрузил на голову свою бобровую шапку и повернулся к ней лицом.

— Я прошу прощения, если побеспокоила тебя, — произнесла она со всей искренностью.

— Ты не побеспокоила, но тебе стоило вернуться в резиденцию.

— В этом районе не так уж много транспорта. Я решила, что будет лучше вернуться сюда и попросить водителя подождать нас, чтобы убедиться, что вы не опоздаете на встречу с дамами. Честно говоря, я немного волнуюсь из-за своей первой встречи с ними.

Он изучал ее целую минуту, прежде чем кивнуть.

— Ты кажешься такой уверенной, что мне и в голову не пришло, что ты можешь нервничать. Правильно, что ты вернулась за мной. Нам пора уходить.

— Ты любил ее?

Слова вырвались прежде, чем она смогла их остановить, прежде, чем он смог уйти, и она поняла, что уже знает ответ. Он был в цветах, в том, как он стоял на коленях, в мрачности, в печали, которая теперь окутывала его, как поношенный плащ.

Засунув руки в перчатках в большие карманы пальто, он посмотрел на серое небо.

— Трудно было не любить Салли. Она часто жаловалась, что у нее слишком широкий рот и слишком кривые зубы, но когда она улыбалась, ее темные глаза сверкали, и казалось, что зажглись тысячи свечей, чтобы осветить мир.

Такие глубокие, поэтичные слова. Ее горло сжалось, и она задалась вопросом, как она сможет объяснить слезы, щипавшие ее глаза. Она была почти уверена, что граф Чедборн никогда не говорил о ней с такой страстью и не относился к ней с такой нежностью, потому что, если бы это было так, он, конечно, не порвал бы отношения после того, как ее отец впал в немилость. Он бы поддержал ее.

— Салли действительно была счастливицей, раз заслужила такую преданность. Но она умерла такой молодой. У тебя были планы жениться на ней?

Он встретился с ней взглядом.

— Моя привязанность к ней никогда не выходила за рамки дружбы.

— Друзья редко оставляют такое изобилие цветов.

Причем дорогостоящих.

— Ах, это… Моя попытка облегчить мою вину. Я тот, кто несет ответственность за ее смерть.

Прежде чем его слова легли ей на грудь тяжким грузом, он достал из кармана часы, привычным движением большого пальца открыл крышку, посмотрел на время и вернул их на место. Он мотнул головой в сторону тропинки, по которой она шла, чтобы добраться сюда.

— Мы и так задержались достаточно надолго.

В его голосе сквозила напряженность, как будто он боялся ее реакции на свое предыдущее признание, сожалел о том, что сделал его, надеялся, что, перейдя к другой теме, он никогда не узнает ее мыслей по этому поводу.

— Я ни на секунду не верю, что ты убил ее.

— Не напрямую, но я виновен в ее смерти.

Он начал проходить мимо нее, и она легко остановила его, положив руку ему на плечо, руку с толстыми крепкими мышцами, сила которой была видна даже сквозь пальто.

— Ты же не думаешь, что можешь сказать нечто подобное и не дать объяснений.

Он пристально посмотрел на нее.

— Ты помнишь, я говорил, что бордель появился как услуга другу?”

Она кивнула.

— Она была той подругой, нуждавшейся в месте, где она могла бы безопасно продавать свои услуги, поэтому я предоставил его ей.

— Она была падшей женщиной?

Он слегка усмехнулся.

— Больше девочкой, нежели женщиной. Ей было пятнадцать, когда она начала работать. Шестнадцать, когда она обратилась ко мне, чтобы узнать, не предоставлю ли я ей убежище. В ней было что-то такое, что не позволяло отказать ей. В этом отношении временами ты напоминаешь мне ее.

— Как бы то ни было, несколько лет спустя, однажды ночью я услышал ее крик. Я не знаю, что этот мерзавец сделал с ней, прежде чем я добрался до спальни, но к тому времени, как я ворвался в дверь, он уже сидел на ней верхом и бил ее головой об пол. Я оттащил его от нее, избил до крови и вышвырнул на улицу. К тому времени, когда я вернулся к ней, она сидела на краю кровати. Она сказала, что у нее немного болит голова, и она собирается лечь спать. Я пожелал ей приятных снов. На выходе она похлопала меня по плечу. "Ты всегда был моим героем." К утру она была мертва. Настоящий герой догадался бы вызвать врача.

Ее сердце разрывалось из-за него. Как он мог поверить, что все это было его виной?

— Так ты поэтому послал за хирургом в ту ночь, когда я была ранена, это причина, по которой ты так пристально наблюдал за мной.

— Я бы не вынес, если бы ты умерла.

Он не хотел быть таким пылким в своем заявлении и надеялся, что она понимает, что нежелание чувствовать вину за еще одну смерть, а не какая-то пылкая привязанность к ней, была причиной того, что он сказал. Потому что то, что он начинал чувствовать к ней, тоже лучше было оставить незамеченным. У нее были свои планы, свои цели, и они, конечно, не включали его.

Ни один из них не произнес ни слова, пока они возвращались к ожидавшему их экипажу. Он разрывался между благодарностью за то, что она не уехала без него, и мыслью, что лучше бы она не возвращалась за ним.

Как будто она действительно подошла и похлопала его по плечу, он остро почувствовал ее появление, когда преклонил колени перед могилой Салли. Проклятие, как будто он рассказывал Салли о ней, и его слова вызвали ее.

Эти две женщины понравились бы друг другу, он был в этом уверен. Алтея обладала силой, о которой она, возможно, даже не подозревала. Но жизнь потрепала ее, оставила синяки, когда обстоятельства привели ее в ту часть Лондона, где ей не место.

Когда они добрались до кеба, он помог ей сесть, а затем устроился рядом с ней. Это начинало казаться почти естественным — находиться так близко к ней, прижиматься бедром к ее бедру, вдыхать аромат гардении, окутывающий его, смотреть налево и видеть ее порозовевшие от холода щеки.

Пока они относительно быстро пробирались по переполненным улицам, он чувствовал, что должен что-то сказать — поблагодарить ее за то, что она не уехала, объяснить, что последние слова, которые он произнес, были просто результатом переполнявших его эмоций, которые всегда накатывали на него, когда он приезжал на кладбище, упомянуть о неустойчивой погоде — да что угодно, чтобы развеять неловкость, возникшую между ними. Ему не стоило ездить на кладбище с ней, он не должен был обременять ее своими сожалениями. Все эти годы они все еще мучили его. Они были причиной того, что он продолжал жить в чертовом борделе, что он не бросал женщин, которые полагались на его репутацию — а иногда и на его кулаки — чтобы обеспечить их безопасность.