— Всех вывел, — хрипло произнес он. — Всю бригаду…

Его сын бросился к нему, уткнулся в грудь. Семен здоровой рукой прижал мальчишку к себе.

Старый штейгер, Прохор Ильич, пытался что-то записать в своем блокноте, но руки дрожали:

— Шесть часов сорок пять минут под завалом. Это ж надо такое. Кому сказать, не поверят.

Величковский, счастливо улыбаясь, протирал запотевшее пенсне:

— С научной точки зрения, это почти невозможно. Почти. Получается, мы сделали невозможное.

Начальник рудника подошел ко мне:

— Простите, Леонид Иванович. Я ошибался. Такого способа спасения еще не видывал.

— Главное, что люди живы, — я смотрел, как доктор осматривает спасенных. — Но теперь нужно серьезно заняться безопасностью на руднике. Модернизировать крепления, установить автоматические датчики.

Сорокин уже делал пометки в блокноте:

— Я набросал схему новой системы креплений. С использованием металлических распорок вместо деревянных.

Краем глаза я заметил, как сын Семена Лукича подошел к компрессору, осторожно погладил еще теплый металл:

— Папка, а можно я тоже инженером буду? Как дядя начальник?

Семен улыбнулся:

— Учись, сынок. Теперь, видишь, не только в забое уголек рубить можно. Техника жизни спасает.

Над рудничным двором уже давно занимался морозный рассвет. Метель утихла, и в лучах солнца искрился снег. Еще один день начинался на уральском руднике.

Я достал часы. Без малого семь часов прошло с момента первого обвала. Семь часов, которые многому научили и спасателей, и спасенных.

— Готовить машины? — спросил Глушков. — Нам еще в Златоуст возвращаться.

Какой там. Нам еще предстояло столько сделать.

После спасения людей я собрал совещание в маркшейдерской конторе. На столе разложены планы выработок, журналы осмотра креплений, акты проверок.

— Давайте разберемся, что привело к обвалу, — я открыл журнал технического надзора. — Глушков, что удалось выяснить?

— Первая версия была, что это диверсия, — Глушков достал блокнот. — Особенно после забастовки на заводе в Златоусте. Я опросил всех, кто спускался в шахту за последнюю неделю. Проверил крепи на соседних участках.

Он замолчал, перелистывая страницы.

— И что? — спросил я.

— Ничего. Ни следов умышленного повреждения, ни посторонних лиц. Зато нашел вот это, — он положил на стол потрепанную тетрадь в клеенчатом переплете.

Это оказался личный дневник штейгера Прохора Ильича. Записи последних дней говорили о беспокойстве: крепи начали потрескивать, появилась капель с кровли.

— Три дня назад он докладывал об этом начальству, — Глушков показал рапорт. — Просил срочно менять крепления.

Начальник рудника побледнел:

— Да, доклад был… Но у нас лес для крепей задерживался. Думали, еще неделю простоит…

— Простоит? — я поднял глаза от документов. — Там же люди!

— Так план горел, — глухо ответил он. — Сверху торопили. А лес только через неделю обещали…

Величковский изучал геологические разрезы:

— Тут еще и природный фактор наложился. Морозы последние дни сильные, порода стала более хрупкой. А тут вибрация от работы перфораторов.

Сорокин показал на схеме:

— Смотрите, как расположены выработки. Нагрузка на крепи из-за неправильной проходки была неравномерной. Это еще при прежнем руководстве делали, по старинке.

Я смотрел на эти документы и понимал: никакой диверсии. Обычная история. Экономия на безопасности, формальный подход к проверкам, надежда на «авось». И двенадцать человек едва не заплатили за это жизнями.

— Что будем делать? — спросил Глушков.

— Для начала, — я захлопнул журнал, — полная ревизия всех выработок. Замена всех деревянных крепей на металлические. Новая система контроля безопасности.

— Это ж какие деньги! — ахнул начальник рудника.

— Деньги посчитаем, — я посмотрел ему в глаза. — А вы пока пишите объяснительную. И готовьтесь к служебному расследованию. Халатность, приведшая к аварии, это серьезно.

Уже в дверях я обернулся:

— И вот еще что… Штейгера Прохора Ильича представьте к награде. Если бы не его записи, не его тревога за людей, могло быть гораздо хуже.

В Златоуст мы вернулись через два дня, поздним вечером. Два «Паккарда» и грузовик, покрытые коркой льда и снега, медленно въехали в заводской двор. Из окон заводоуправления лился теплый свет керосиновых ламп, там еще работали, несмотря на поздний час.

— Телеграмма из Москвы, — встретил нас Котов. — От Орджоникидзе. Спрашивает о ситуации на руднике.

Я кивнул:

— Подготовьте подробный отчет. И распоряжение о начале модернизации рудника. Завтра с утра отправим в наркомат.

В гостиничном номере тепло, истопник хорошо протопил голландскую печь. Я смотрел в заиндевелое окно на ночной Златоуст. Над заводскими трубами поднимался дым. Производство налаживалось после недавней забастовки.

— Сколько еще таких рудников? — задумчиво произнес Величковский, протирая пенсне. — Где из-за халатности и экономии на безопасности люди ходят по краю.

— Проверим все, — я развернул карту горных предприятий Урала. — Каждую шахту, каждый рудник. Нельзя допустить повторения такого.

Утром следующего дня мы погрузились в вагон-салон курьерского поезда «Златоуст-Москва». Сорокин раскладывал на столике чертежи новой системы креплений:

— Если начать производство металлических стоек на златоустовском заводе, можно ускорить модернизацию.

— И внедрить автоматические датчики давления, — подхватил Величковский. — По принципу тех, что используются в металлургии.

— А я изучил геологические отчеты, — Величковский достал из потертого портфеля папку в коленкоровом переплете. — Почти на всех рудниках треста та же проблема — старые деревянные крепи, отсутствие контроля за состоянием выработок.

Глушков оторвался от неизменного блокнота:

— По моим данным, за последний год было четырнадцать крупных аварий на горных предприятиях Урала. И это только официальная статистика.

Я задумчиво смотрел в окно. За стеклом проносилась заснеженная тайга, освещенная луной.

— Нужна комплексная программа модернизации, — наконец произнес я. — Начнем с Саткинского рудника как с экспериментальной площадки. Отработаем все новшества, а потом распространим опыт на остальные предприятия.

Котов быстро делал пометки в конторской книге:

— Я прикинул примерную смету. Если делать все основательно, металлические крепи, автоматические датчики, новую систему вентиляции, потребуется серьезное финансирование.

— Зато какой эффект! — оживился Сорокин. — Можно будет увеличить добычу минимум на тридцать процентов.

— Я уже набросал схему новой системы контроля, — Величковский развернул чертеж. — Датчики давления соединяются с самописцами в диспетчерской. При малейшей деформации крепей сразу поступает сигнал.

— А если объединить все рудники в единую систему управления? — предложил я. — Создать горный трест с современной технической базой, учебным центром для подготовки кадров.

— Амбициозно, — усмехнулся Глушков. — Но реально. Особенно после того, как мы доказали эффективность новых методов.

Я смотрел в окно на проплывающие мимо заснеженные горы. Где-то там, в глубине Уральского хребта, еще оставались десятки таких же рудников, работающих по старинке. Их тоже нужно было модернизировать, оснастить новым оборудованием, сделать безопасными для людей.

И еще одновременно создать гигантское предприятие по управлению. М-м, какие заманчивые перспективы открываются. Можно будет залезть в добычу полезных ископаемых.

Глушков вошел в купе с телеграфным бланком:

— Только что приняли. С рудника сообщают: все спасенные идут на поправку. Семен Лукич просится обратно в забой.

— Рано ему пока, — я улыбнулся. — Пусть сначала дождется, когда новые крепи поставим.

Поезд набирал ход. Паровоз мерно отстукивал колесами по рельсам. В вагоне-салоне тепло, пахло свежезаваренным чаем из начищенного до блеска самовара.