— Самая сложная часть это синхронизация развертки, — Бонч-Бруевич склонился над монтажным столом. — Мотор «АЭГ» должен работать абсолютно стабильно, иначе изображение поплывет.

Сорокин, не отрываясь от логарифмической линейки, быстро делал расчеты:

— При данной частоте вращения диска получаем шестьдесят кадров в секунду. Этого достаточно для контроля плавки.

— Вот смотрите, — Зотов развернул на столе ватманский лист с чертежами. — Система разбита на независимые контуры. Первый — температурный режим печи. Сигнал от термопары идет на усилитель, затем через реле «Сименс» управляет подачей газа и воздуха.

Бонч-Бруевич одобрительно кивнул, разглядывая схему:

— А второй контур?

— Контроль давления в регенераторах, — Зотов быстро чертил карандашом на бумаге. — Здесь датчики давления «Вестон» через отдельный усилительный каскад управляют клапанами. При отклонении от нормы включается световая и звуковая сигнализация.

По заводу уже прокладывали бронированные кабели управления. Рабочие в брезентовых рукавицах осторожно опускали в траншеи тяжелые свинцовые оболочки.

— Самое интересное здесь, — Зотов указал на центральную часть схемы. — Все сигналы сводятся на общий пульт. Диспетчер видит полную картину работы цеха. А при нештатной ситуации система автоматически переходит в безопасный режим.

Сорокин, щурясь через стальные очки, изучал расчеты:

— Василий, а как решили проблему с задержкой сигнала? При такой длине кабелей будут неизбежно возникать задержки.

— Вот здесь, — Зотов показал на сложную схему усилителей, — промежуточные каскады на лампах ГК-3. Они не только усиливают сигнал, но и компенсируют запаздывание.

В мартеновском цехе монтажники уже устанавливали первые датчики. Термопары в защитных чехлах из жаропрочной стали, манометры с электрическими контактами, конечные выключатели на заслонках.

— А это, — Зотов достал из планшета еще один чертеж, — система аварийной защиты. При исчезновении питания или обрыве кабеля все агрегаты автоматически переходят в безопасное состояние.

— Гениально, — прошептал Величковский, машинально складывая пальцы веером. — Простое и элегантное решение. Это даже лучше, чем у немцев.

Бонч-Бруевич задумчиво прошелся вдоль пульта:

— Знаете, молодой человек, вам бы в нашей лаборатории поработать. Такой талант.

— Нет уж, — я положил руку на плечо Зотова. — Этот самородок нам самим нужен. У нас еще весь завод автоматизировать.

В этот момент ожил один из первых смонтированных приборов — стрелка амперметра качнулась, показывая нагрузку печи. Система начинала жить.

Через неделю после монтажа я стоял на смотровой площадке мартеновского цеха. Внизу ревели печи, но теперь их работой управляла автоматика.

— Смотрите, — Зотов указал на самописец «Сименс-Гальске». — Температура держится точно на заданном уровне — тысяча шестьсот сорок градусов. Раньше сталевар определял ее на глаз, через смотровое окно. Ошибка могла достигать тридцати градусов.

На круговой диаграмме прибора вычерчивалась идеально ровная линия. Никаких скачков и провалов, характерных для ручного управления.

— А вот здесь, — он перешел к соседнему щиту, — контроль подачи газа и воздуха. Система поддерживает оптимальное соотношение. Экономия топлива — двадцать процентов.

Сорокин, не отрываясь от логарифмической линейки, быстро производил расчеты:

— При текущих ценах на газ это дает экономию около тысячи рублей в сутки. Только на одной печи.

В центральной диспетчерской дежурный инженер спокойно следил за показаниями приборов. Раньше здесь суетились пять человек, постоянно выбегая в цех для проверки.

— Главное преимущество — стабильность процесса, — пояснял Величковский, слегка вытянув шею. — Человек устает, теряет внимание. А автоматика работает с абсолютной точностью круглые сутки.

На световом табло загорелась зеленая лампочка — печь готова к выпуску плавки. Раньше сталевар определял готовность, беря пробы металла. Часто ошибался, пережигая сталь.

— За прошлую неделю, — доложил мастер Лебедев, сверяясь с журналом, — ни одной бракованной плавки. Такого у нас еще не было.

В углу диспетчерской работала гордость Бонч-Бруевича — система передачи изображения. На матовом экране электронно-лучевой трубки можно было видеть внутренность печи. Оператор контролировал процесс, не подходя к раскаленному зеву.

— А это, — Зотов указал на ряд самописцев, — полная запись всех параметров плавки. Теперь мы точно знаем историю каждой партии стали. Можем анализировать, улучшать технологию.

Величковский взял одну из диаграммных лент:

— Невероятно! По этим записям я могу точно определить химический состав стали. Даже не беря проб. Просто по характеру кривых. Где такое видано?

Я посмотрел на доску показателей. За неделю работы автоматики производительность выросла на тридцать процентов. Расход топлива снизился, качество металла стало стабильным.

— И ведь это только начало, — Зотов горящими глазами смотрел на пульт управления. — Можно автоматизировать загрузку шихты, разливку стали… Представляете, целый завод под управлением одного диспетчера!

В этот момент в цехе начался выпуск плавки. Раньше это была сложная операция, требующая виртуозного мастерства сталевара. Теперь автоматика плавно открыла летку, и поток металла хлынул в ковш. Точно по графику, точно заданной струей.

В центральную диспетчерскую влетел размашистый грузинский акцент Серго:

— Ну, где ваше чудо техники? Показывайте!

Орджоникидзе, в распахнутом пальто с каракулевым воротником, стремительно вошел в помещение. За ним спешили сотрудники наркомата в кожаных тужурках, щелкали затворы фотоаппаратов «Фотокор».

Я слышал, что он придет, но не думал, что так неожиданно. И так быстро.

— Прошу к пульту управления, Серго Константинович, — я указал на центральное место диспетчера. Ну ладно, раз пришел, пусть посмотрит. — Отсюда можно контролировать все процессы плавки.

Бонч-Бруевич, чуть смущаясь в присутствии высокого начальства, начал пояснять:

— Вот здесь на экране электронно-лучевой трубки мы видим внутренность печи. А эти приборы…

— Постойте, дорогой! — Серго подался вперед, вглядываясь в экран. — Это что же, прямо внутрь печи смотрим? Как в кино?

— Именно так, — улыбнулся профессор. — Система передачи изображения нашей разработки. А вот эти самописцы «Сименс-Гальске» фиксируют все параметры.

— Сколько человек управляют печью? — перебил Орджоникидзе.

— Один диспетчер, — я кивнул на молодого инженера за пультом. — Раньше требовалось пять-шесть.

— А если авария? — прищурился нарком.

В этот момент словно в ответ на его слова один из индикаторов замигал красным.

— Смотрите, — оживился Зотов. — Датчик показывает отклонение температуры в регенераторе. Система автоматически корректирует подачу газа.

Серго впился глазами в приборы. Стрелки плавно двигались, восстанавливая нормальный режим.

— Клянусь, это революция! — он возбужденно заходил по диспетчерской. — Где в Европе такое есть? Или в Америке?

— Насколько нам известно, — Бонч-Бруевич поправил пенсне, — подобных систем пока нет нигде в мире.

— Вот это уже серьезно, — Орджоникидзе потер ладони. — А сколько металла экономите?

Я протянул ему сводку за неделю:

— Брак практически исключен. Производительность выросла на треть. Экономия топлива двадцать процентов.

— Товарищи! — Серго повернулся к сопровождающим. — Вы понимаете, что это значит для индустриализации? Нужно срочно внедрять на всех заводах!

Я положил перед Орджоникидзе папку с производственными графиками:

— Благодаря автоматизации, Серго Константинович, мы существенно опережаем план по оборонному заказу. Качество стали стабильно превышает требования военной приемки.

— Сейчас как раз идет плавка для первой партии, — Величковский указал на экран. — Обратите внимание на однородность структуры металла. При ручном управлении такого добиться невозможно.