Мужчина на кровати смотрел на меня. Лицо его не выражало никаких эмоций, однако глаза были живыми, настороженными. В бороде застряли крошки, на мятой простыне лежала пустая бутылочка-поилка. Около кровати выстроились иконостасом фотографии мальчика — того, кем он был прежде.

— Привет, Гэри! — произнес я. — Я вам тут продуктов принес.

Пакет вырвали у меня из рук. Лола отнесла его на кухонный стол рядом с переполненной раковиной и сунула руку внутрь. Шипел, разогреваясь, электрический чайник.

— Там еще кое-что, — сообщил я, когда она достала сверток с курицей.

— Сама вижу, — буркнула Лола, не удержавшись от того, чтобы понюхать промасленный сверток, прежде чем отложить его в сторону.

Мне пришлось сдерживать улыбку, пока она рылась в пакете — ну прямо ребенок в Рождество. Следом за курицей на стол она выложила копченый лосось, кусок фермерского чеддера и пирог со свининой. Не самая правильная еда, с точки зрения диетолога, да я и сам, работая врачом, вряд ли посоветовал бы подобное. Впрочем, Лола и ее сын выглядели так, словно могли пойти на такой риск. Порой пищу требует не только тело, но и душа. Лола развернула обертку и отщипнула пальцами кусочек румяной шкурки. Положив его в рот, она даже зажмурилась и издала блаженное «м-мм». Я посмотрел на ее сына — интересно, сумеет ли он насладиться всем этим? Вероятно, он не мог есть твердую пищу, и я не видел ничего похожего на измельчитель.

Наверное, об этом тоже следовало подумать.

Чайник громко забулькал. Прежде чем снова завернуть курицу, Лола сунула в рот еще кусок мяса. Облизав жир с пальцев, она вытерла их о кофту и повернулась ко мне:

— Чего вам надо?

— Ничего.

— Я не дура. Просто так вы бы этого не принесли. Будь я моложе, решила бы, что вы хотите залезть мне в труселя.

— Ну это точно нет.

Я гнал с лица всякое выражение, пытаясь представить, что думает об этой беседе ее сын. Лола издала кашляющий звук. До меня дошло, что она смеется.

— Да вы не бойтесь, я и не слепа. — Смех прекратился. — Я говорила уже, благотворительность мне не нужна.

— Это не благотворительность. Мне просто показалось, что вам с сыном это понравится.

Похоже, я ляпнул глупость. Лицо Лолы снова сделалось жестким. Чайник за ее спиной со щелчком выключился. Секунду или две Лола пристально смотрела на меня, а потом повернулась к чайнику.

— Садитесь уж, коли здесь. Молока и сахару?

— Только молока.

Я шагнул к маленькому кухонному столу. Звуки дребезжащего фортепиано снова боролись с часами. Отодвигая стул и садясь, я ощущал на себе взгляд Гэри.

— Возвращаетесь сегодня туда? — спросила Лола, наливая кипяток в кружки.

— Куда?

— В Сент-Джуд, а вы куда думали? Сказала же: я не дура. Знаю, вы не из местных, так что у вас нет другой причины тут ошиваться.

До сих пор я уклонялся от ответа на ее вопросы — начиная с той встречи у разрушенной церкви. Но смысла уклоняться и дальше больше не видел.

— Нет, сегодня не собирался туда.

— Но вы не из полиции.

Лола произнесла это так, словно ждала моего подтверждения.

— Нет.

— Тогда кто вы? Из этих, экспертов?

— Вроде того.

— Так и думала. Вид у вас такой.

Я не знал, какой именно у меня вид, но спрашивать не стал.

— А что насчет вас?

— О чем вы?

— Вы собирали мусор в роще. Вы этим постоянно занимаетесь?

— Не в такую погоду. Только мне не хватало с моим радикулитом еще промокнуть. — Лола отжала заварные пакетики ложкой о край кружек. — Но мне там нравится. Место там такое… будто и не в городе вовсе.

Я понимал, что она имела в виду. Старинная церковь в окружении рощи, казалось, расположена вдалеке от шумных городских улиц.

— А вы долго работали медсестрой? — спросил я в надежде направить разговор в нужное мне русло — собственно, это было одной из причин, по которым я сюда приехал.

— Достаточно долго.

— А где? Вы говорили, не в Сент-Джуд.

— Чего это вы вдруг заинтересовались?

— Просто хотелось поговорить.

Лола бросила на меня подозрительный взгляд, а потом положила в одну из кружек три кусочка сахара.

— Много где работала. Вы женаты?

Резкая смена темы застала меня врасплох.

— Нет.

— В вашем-то возрасте пора бы. Или с вами чего не так?

Мне не хотелось распространяться о своей личной жизни.

— Я вдовец.

Подобное признание способно вызвать любую реакцию — от сочувствия до раздражения. Лола не выказала ни того, ни другого.

— Как она умерла?

В ее голосе прозвучало не больше интереса, чем когда она спрашивала меня насчет молока и сахара. Но на данный вопрос я мог ответить, не ожидая никакого подвоха.

— Автомобильная авария, — произнес я, даже через несколько лет ощущая нереальность этого. — А вы? Вы замужем?

— Была. Наверное, даже до сих пор числюсь. — Лола пренебрежительно передернула плечами. — Муженек мой отчалил несколько лет назад. Что ж, скатертью дорожка. Служил в торговом флоте, дома почти не бывал, а когда появлялся, не просыхал. Ублюдок тухлый. Он и трезвым-то с Гэри себя держал хуже некуда, а как напивался — вообще невыносимым становился. Без него нам жилось лучше.

Наверное, это был самый длинный монолог из всех, что я от нее слышал. Лола замолчала и полезла в холодильник за молоком. Похоже, она сама смутилась своей откровенности.

— Дети у вас есть? — спросила она, наливая молоко в чай.

— У нас была дочь. Она находилась в той же машине.

Лола повернулась, зажав в руке пакет молока. Затем поставила его на стол и принялась размешивать чай.

— Тогда вы знаете, каково это. Вкладываешь в них душу, всю жизнь свою кладешь на то, чтобы их защитить. А потом чего-нибудь случается, и — фьють! — все кончено.

Она кинула чайные пакетики в раковину, и те плюхнулись в нее с влажным шлепком. Я смотрел на ее сына: как-то неловко было вести такой разговор в его присутствии. Губы его слабо шевелились. Я даже не знал, кого я в тот момент жалел сильнее, его или мать.

— Не берите в голову. Я не сказала ничего такого, чего он бы не знал, — усмехнулась Лола. — Он понимает, что к чему. Правда?

Сын молча смотрел на нее.

— Давно случился удар? — спросил я, переводя разговор на тему, касающуюся сына. Лола отхлебнула из своей чашки.

— Тому уже… нет, подождите… — Она нахмурилась и поставила кружку на стол. Ободок моей кружки был слегка щербат и потемнел от заварки; поверхность чая подернулась тонкой маслянистой пленкой. — Восемнадцать месяцев уже. На ровном месте. Только что был здоров, а через минуту…

Лола подошла к серванту и взяла с него самую большую фотографию. На ней они с сыном стояли на морской набережной, застегнутые на все пуговицы. Ветер раздувал им волосы.

— Моя любимая. Здесь Гэри пятнадцать лет. Саутенд, — пояснила она, демонстрируя мне снимок. — Видите, каким он большим был? Здоров как бык, вот каким был мой Гэри. Всегда любил физический труд. За что ни брался, все получалось. Вот эту кухню своими руками сделал. Все — воду, электрику…

Я вглядывался в фото, ища подтверждение ее словам. Сын стоял, опустив голову, — крупный, страдающий ожирением подросток с кривыми зубами. Застенчивая улыбка была почти извиняющейся. Мать смотрела в объектив с гордостью, граничащей с вызовом.

— Он этим зарабатывал? — поинтересовался я, покосившись в сторону лежавшего на кровати мужчины.

— Ему за это не платили, если вы об этом. Да и куда ему против всех этих, понаехавших. — Она поставила фотографию на место. — Мог бы место получить, если просил бы тверже. Да только не просил. Мягкотелый был, вот в чем беда. Я ему говорила, чтобы он умел постоять за себя, не позволял всяким… Да ладно. Что было, то прошло.

Похоже, это терзало Лолу до сих пор. Однако я заметил кое-что еще. Рассматривая остальные фотографии, я увидел одну, на которой Гэри было лет двадцать. Он стоял у камина в той же комнате, где мы находились сейчас, в ярко-синей куртке и черных штанах. Очень эта форма смахивала на ту, которую я видел по десять раз на дню, прежде чем сменил врачебную практику на судебную медицину.