Ланди поглаживал усы, что означало, как я уже понял, что он думает.

— Что вам еще удалось обнаружить?

— Немного. Он был высок — дюйм или пара сверх шести футов, возраст между тридцатью и сорока. Пока все, что могу вам сказать.

— Есть соображения, сколько времени тело провело под водой?

— Вероятно, несколько месяцев, но если не знать, плавало оно или находилось под водой, опутанное колючей проволокой, это не больше, чем догадки.

— Предположим, находилось под водой в проволоке, что тогда?

Я ответил не сразу.

— Памятуя, что была зима, которую сменила холодная весна, где-то между шестью и восьмью месяцами.

Ланди кивнул.

— Эмма Дерби пропала больше семи месяцев назад.

Этот факт от меня не ускользнул.

— Нашелся след ее бывшего приятеля? — Я понимал, куда нас заведет мой вопрос.

— Пока нет. Я поручил это дело сотруднику, а самому пришлось идти глотать треклятую кишку. Даже не имел возможности взглянуть на фотографию мотоцикла, о которой вы мне говорили.

— Но вы полагаете, что Уиллерс мог убить и Марка Чэпла, и Эмму Дерби?

— Я полагаю, что звезды выстроились таким образом, что это не исключено. Если обнаружится, что Чэпл жив, придется возвращаться к начальной точке. Но если бывший приятель Эммы в игре, это многое объясняет. Уиллерс не потерпел бы соперника, и вот вам мотив для убийства. Удар ладонью может быть наследием его военного прошлого. Даже если человека с души воротит от солдатчины, он не мог не запомнить, чему его научили.

Ланди показал на дом по другой стороне улицы.

— Наш. Остановитесь у подъездной аллеи.

Я прижался к бордюрному камню, но мотор не заглушил, готовый двинуться дальше. Когда Ланди открыл дверцу, в салон ворвался аромат вишневого цвета. Но инспектор не вышел.

— Спасибо, что подвезли. Может, зайдете на чашку чаю? Жена еще не вернулась, и я могу запустить руку в запасы с печеньем без опасения, что на меня наорут.

— Спасибо. Пожалуй, поеду.

Я не хотел вторгаться в личную жизнь полицейского и подумал, что, когда его жена вернется, ей захочется услышать полный отчет о визите мужа в больницу. Но Ланди не двинулся с места.

— Я был бы благодарен, если бы вы зашли. — Его голубые глаза прямодушно смотрели на меня из-за стекол очков. — Есть кое-что еще, о чем я хочу перемолвиться с вами.

Дом оказался не таким, как я предполагал. Послевоенный, одноквартирный, он был перестроен и расширен. Садик с фасада превратили в средиземноморское патио, а внутри все было по-современному светло, с удобной, но отвечающей нынешним вкусам мебелью. Я сидел в маленькой оранжерее, а Ланди, отказавшись от моей помощи, хлопотал, заваривая в примыкающей кухне чай.

— Мне сказали только не водить машину, а с чайником я способен управиться.

Он не спешил излить то, что накипело у него на душе, и я его не торопил.

— Как Кокер принял печальное известие? — спросил я, когда он разливал в кружки кипяток.

— Можете представить. Я ходил кругами у его дома — никак не решался войти и все ему рассказать. Больно подумать, что он чувствует теперь.

Неудивительно, что инспектор выглядел таким измученным. Домой он попал почти на рассвете.

— У него есть еще родные?

— Сын служит в армии. Был за границей, но вернулся в Англию. Наверное, после всего случившегося получит отпуск.

Я порадовался, что у Кокера есть родня. Большого облегчения это не принесет, но все-таки лучше, чем если бы он был один.

— Что с Эдгаром?

Ланди, входя с чайником и пачкой шоколадного печенья, поморщился.

— Трудно добиться от него чего-либо вразумительного. Требуется полноценная помощь психиатра, но из того, что мы от него узнали, вы были правы: он находился на дороге. Чтобы его не сбить, Стейси Кокер резко свернула — судя по следам колес, это был внезапный маневр — и ударилась головой, когда машина покатилась в протоку. Холлоуэй вытащил ее из автомобиля и отнес домой. До этого места все достаточно очевидно, но дальше несколько запутано.

— В каком смысле запутано?

Ланди положил сахар в чай.

— Возникает вопрос: зачем он ее спасал и тащил домой, если собирался убить? Если даже было таково его намерение, он не способен на столь сложное планирование. Отсюда возникает мысль: сначала он хотел ей помочь, возможно, перепутав с некогда пропавшей дочерью, а возможно, нет. Но обнаружив, насколько она беспомощна, ушел.

— Вы так считаете?

Инспектор сложил губы трубочкой и сделал глоток чаю.

— Такое возможно.

— Но?

— Есть кое-что, что не вписывается в подобную схему. Фреарс вам сказал, что признаки изнасилования отсутствуют? — Инспектор потеребил усы и поставил кружку с чаем. — Это неожиданность номер один. Если обнаруживается задушенная, раздетая ниже пояса женщина, это, как правило, означает нечто определенное. Даже если Холлоуэй ее не насиловал, должны были остаться следы, как он ее раздевал. Но таковых нет.

Это удивило меня не меньше открытия, что он не насиловал Стейси.

— Вообще ничего?

— Ниже пояса ничего. На свитере девушки обнаружили волос Эдгара, есть отпечаток его пальца на ее часах — видимо, оставил, когда извлекал из машины или тащил домой. И это все. При том, что ее джинсы расстегнуты, а не сорваны, ни на молнии, ни на ее замочке ничего нет. Нет и на золотой цепочке, которую Стейси носила на шее, а когда ее душили, закинули вверх и перекрутили. Нет даже частичных отпечатков пальцев.

— Он мог действовать в перчатках, — предположил я, хотя сомневался, что Эдгару могло прийти в голову заметать следы.

— В его кармане лежали не перчатки, а варежки — грязные, все в птичьем помете. Если бы он трогал Стейси Кокер в них, то всю бы испачкал.

В моей груди шевельнулось неприятное чувство.

— Как вы это объясняете?

— Никак. Пока никак. А еще синяк на ее шее. Вы видели руки Холлоуэя? Они костлявые, но большие, словно лопаты. — Ланди показал свою — толстую с похожими на обрубки пальцами. — Его пальцы чуть не на половину длиннее моих. Синяки не соответствуют его обхвату. Можно придумывать разные варианты: он как-то их поджимал или что-то в этом роде. Однако измерения предполагают, что девушку задушил человек с меньшими руками, чем у него.

Некто надел перчатки. Неприятное ощущение внутри росло.

— Что неизвестный мог делать в доме Эдгара? И зачем убивать раненую девушку?

— Задачка не по зубам. — Инспектор рассеянно взял из пачки печенье и обмакнул в чай. — Но если кто-то там был, этот человек, скорее всего, не рассчитывал встретиться с Стейси Кокер и был неприятно поражен ее присутствием. Скажем точнее: поражен, если она была в сознании и увидела его.

Я обдумал его предположение, которое, как ни крути, указывало в одну сторону.

— Вы считаете, ее убил Лео Уиллерс? Чтобы она не рассказала, что видела его?

Ланди доел печенье и смахнул крошки с усов.

— Если честно? Не знаю. Такое впечатление, что мы пытаемся навесить несколько преступлений на человека, которого еще несколько дней назад считали мертвецом. Но если мы правы и Лео Уиллерс жив, он первый кандидат в подозреваемые. Версия, что Стейси Кокер убили, чтобы она молчала, более вероятная, чем предположение, что Эдгар вытащил ее из тонущей машины, притащил домой и там задушил. Или что он ее раздел, но не оставил следов. Такое не укладывается у меня в голове.

У меня тоже не укладывалось.

— То есть то, что ее частично раздели…

— Очковтирательство. — Его голос сделался твердым. — С ней поступили таким образом, чтобы направить нас по ложному следу. Как с человеком с колючей проволоки, чтобы мы думали, что он угодил под лодочный гребной винт.

Сценарий инспектора был до ужаса правдоподобен. Стейси Кокер раздели, чтобы у полиции сложилось впечатление, что убийство было сексуально мотивировано. В этой ситуации Эдгар выступал превосходным козлом отпущения. Не только потому, что уже был под подозрением по поводу исчезновения собственной дочери. Он не мог объяснить и, скорее всего, даже понять, что произошло. Когда мы с Рэйчел его встретили, то решили, что он бежал от того, что совершил. Но если, возвратившись домой, он увидел спасенную им девушку мертвой и раздетой, то мог бежать от того, что обнаружил.