— Подождите у фургона, я схожу за ключами, — обратилась она ко мне.

Я удалился. Но не успел пройти и нескольких шагов, как услышал звук разбиваемой посуды и рев Мишеля. Не останавливаясь, я пересек двор и приблизился к фургону. Что ж, это всего лишь очередной день с семейством Арно.

Когда Матильда вышла из дома, на ее лице не отражалось никаких эмоций. Она держала в руках связку ключей.

— Большой ключ от замка на воротах. Закроете его за собой.

— Вы что, не едете?

— Нет. Умеете водить машину?

— Да, но… — Этого я не ожидал. Светиться в округе мне не хотелось, но меня хотя бы подбадривало то, что рядом со мной будет Матильда. — Я не знаю, куда ехать.

— Строительный двор недалеко от бензоколонки. Никуда не сворачивайте, пока не окажетесь на городской площади. Еще немного вперед, и справа будет то, что вам нужно.

Она протянула мне ключи. Я нехотя их взял, но все еще искал предлог отказаться.

— А как же моя нога?

— Педали далеко друг от друга. Справитесь. — Матильда достала похожий на сумочку кошелек и вынула из него несколько банкнот. — Этого хватит на цемент и все, что вам нужно. Я бы выдала вам за работу аванс, но отец…

— Не берите в голову.

Я был сбит с толку, чтобы думать о деньгах. И Матильда, судя по всему, тоже чувствовала себя неловко. Когда она отвернулась и заправила волосы за уши, я невольно вспомнил рисунок из блокнота. Однако теперь у меня возникли более неотложные заботы, чем интересоваться ее личной жизнью.

Было еще рано, но застоялый воздух в машине успел разогреться. Я устроил трость у пассажирского сиденья, забрался за руль и попробовал, как будет вести себя больная нога на педали. Если не цеплять самодельной галошей, можно справиться. Щелчок пряжки ремня безопасности вызвал дурные воспоминания, и я постарался избавиться от них, пробуя панель управления. Еще раз испытал педали, отрегулировал сиденье и признался себе, что тяну время.

Ключ легко повернулся в замке зажигания, но мотор завелся лишь с третьей попытки — затарахтел, взревел, когда я нажал на педаль газа, чтобы не дать ему заглохнуть. Я дождался, когда он заработает ровно, опустил стекло и медленно выехал со двора. Передачи переключались с трудом. Наконец, перейдя на вторую, я затрясся по ухабистой дороге. У ворот пришлось задержаться, чтобы открыть створки, вывести машину с фермы, вылезти из фургона и запереть за собой ворота. Вернувшись в «Рено», я сидел с работающим мотором и смотрел на дорогу. А затем приказал себе: «Вперед!»

На шоссе были и другие автомобили, но немного. Старый фургон никак не хотел переключаться со второй передачи. Ручка коробки скоростей необычно торчала прямо из панели управления, и я, не приспособившись, заставлял мотор реветь, когда переходил на третью и четвертую передачи. Пятой вообще не было, но, если с этим смириться, фургону хватало и четырех. Я погнал «Рено» по шоссе, метя в пелену жаркого марева, которое тут же отступало, как только я приближался. Я понял, что напрасно опасался, и, расслабившись, начал получать от поездки удовольствие.

Солнцезащитные очки придавали выжженным окрестностям голубоватый оттенок, а небу — невероятную синеву сапфира. Я высунул руку из окна, наслаждаясь встречным ветерком, и смотрел, как проносятся мимо поля, пока не сообразил, что еду слишком быстро. Пришлось замедлить движение — не хватало, чтобы меня остановила полиция за превышение скорости.

Я начал волноваться, когда показалась заправка, куда мы заезжали с Матильдой. Но снаружи было пустынно, и бензоколонка, мелькнув, осталась позади. Помня, какие напряженные отношения сложились у отца Матильды с соседями, я не осуждал ее за то, что она не хочет показываться в городе вместе со мной. Приехав туда, я увидел, что называть это место городом было бы большой натяжкой. Просто деревня. Несколько домов и магазинчиков, выходящих прямо на узкую мощеную улицу, и вот я уже на центральной площади, крошечной, но довольно милой: тенистой, с фонтаном в середине. На площадке для игры в петанк двое стариков уже подкатывали металлические шары к маленькому деревянному шарику — кошонету.

Ничем не огороженный спереди строительный двор находился на боковой улице, но был виден с главной дороги. Я остановился у куч песка, кирпичей и бревен неподалеку от ржавого ангара и вошел внутрь. У стен выстроились штабели мешков с песком и штукатуркой высотой в человеческий рост. Я купил то, что требовалось, и неловко погрузил тяжелые кули с цементом в кузов фургона. Задача оказалась не из простых, поскольку я не мог опираться на трость, и ни один из продавцов двора не спешил мне помочь. Но я не расстраивался. Мои волнения улеглись. И я ощутил, как во мне просыпается уверенность, порожденная облегчением, а может, чем-то еще. Когда я снова очутился на площади, то даже пожалел, что так быстро возвращаюсь на ферму. А увидев впереди парковку, решил, что вовсе не обязан спешить. Повинуясь порыву, заехал на стоянку и остановился.

Пока я покупал материалы, город проснулся. Я сел за столик перед входом в кафе на площади и стал наслаждаться свободой. Металлический стол слегка качнулся на неровной мостовой, когда я повесил трость на край. Вскоре ко мне подошел официант с блокнотом в руке.

— Кофе и круассан.

Откинувшись на спинку стула, я стал ждать. Улица после утренней поливки была мокрой. Капли висели на алюминиевых ножках стульев. Во всем чувствовалась свежесть раннего утра, которая через час исчезнет. И я, радуясь, что застал ее, смотрел через узкую улицу, отделяющую магазины от площади. Фонтан, напоминая о забытом здешнем довоенном изобилии, поражал роскошью. Клацанье шаров, которые бросали игроки в петанк, перемежалось визгливым звуком мотора мопеда или более низким автомобиля. К двум старикам присоединился третий, такой же дряхлый, но он пока только наблюдал. Они смеялись и курили, что-то восклицали, если бросок получался неудачным, и хлопали друг друга по плечам. Один старик, заметив, что я наблюдаю за игрой, помахал рукой. Испытывая удовольствие оттого, что меня здесь признали, я кивнул в ответ.

После нескольких недель, когда на завтрак я ел одни яйца, вкус круассанов показался восхитительным. Кофе был густым и черным, с налетом коричневой пены. Я растягивал удовольствие, пока на тарелке не остались крошки. Вздохнул, откинулся на стуле, заказал еще кофе и закурил. Мимо проходили два парня лет двадцати. Оба в джинсах и кроссовках. Я не обращал на них внимания, пока один не уставился на меня. Он отвернулся, когда я поднял голову. Но, сворачивая с площади, парни обернулись на меня, и во мне вспыхнуло беспокойство.

Я уговаривал себя, что это ерунда, я нездешний, и поэтому заинтересовал их, а мои рыжие волосы выдают во мне иностранца. Но настроение было подпорчено, а когда мимо проехал желтый «Фольксваген-жук», и вовсе расхотелось оставаться в кафе. Оставив деньги на блюдце, я перешел на противоположную сторону, чтобы пополнить в табачной лавке запас сигарет. Рядом была дверь булочной, и из нее неслись такие ароматы, что устоять было невозможно. Из табачной лавки я заглянул туда. Полногрудая, слегка косящая на один глаз женщина обслуживала старушку, но, как только закончила, улыбнулась из-за высокого стеклянного прилавка мне. И ее улыбка была такой же теплой, как товар, который она продавала.

— Пожалуйста, шесть круассанов.

Она взяла с подноса за спиной шесть серповидных булочек и положила в бумажный пакет. Я расплатился из своих денег, подумав, что Греттен и Матильда обрадуются, если вместо яиц получат на завтрак круассаны. А Арно пусть сам себе покупает.

— Вы, похоже, иностранец, — произнесла продавщица, отдавая мне сдачу.

— Англичанин.

— Остановились где-нибудь поблизости?

— Проездом. — Я вышел из булочной, прежде чем она успела задать следующий вопрос.

Пора было возвращаться на ферму. Я подошел к тому месту, где оставил фургон. Теперь в игре в петанк участвовали все трое стариков. Они держали серебристые шары и бросали, распрямляя руку от бедра. Шары приземлялись и, застывая, почти не катились по песчаной земле. Вновь вступивший в игру отбил шар противника от маленького деревянного шарика-кошонета. Послышались смех и поздравления. Наблюдая за ними, я не уловил шагов за спиной.