— Еще подозреваемые есть?

— Пока нет.

— А Бреннер? — В самый последний момент я решил не говорить о нашей утренней стычке. — Мне до сих пор кажется, что именно он вам звонил насчет Бена. Не стоит ли с ним еще разок переговорить?

Инспектор так и не сумел скрыть раздражение.

— Я вам уже объяснял: у Карла Бреннера имеется алиби. Если он и виновен в фальшивой наводке, то разбираться с ним будем потом. А пока что есть дела поважнее.

Отчаяние, казалось, было готово захлестнуть меня с головой.

— Я могу как-то помочь? — спросил я, заранее зная ответ и все же надеясь на лучшее.

— Пока нет. — Он заколебался. — Послушайте, еще есть время. Тех женщин держали в живых почти трое суток. У нас есть основания считать, что он и сейчас поступит так же.

«Будто мне от этого легче!» — захотелось крикнуть во все горло. Пусть Дженни пока жива, мы оба знали, что это ненадолго. А от мысли, что с ней могли прямо сейчас вытворять, на душе становилось вообще невыносимо.

Попрощавшись с Маккензи, я пару минут тупо сидел, закрыв лицо руками. В дверь постучали, и я выпрямился на стуле. В комнату въехал Генри.

— Новости есть? — поинтересовался он.

Я покачал головой. В глаза бросилось, насколько уставшим он выглядел. Неудивительно. После исчезновения Дженни я даже притворяться бросил, что готов вести прием пациентов.

— Генри, вы как? — спросил я.

— Отлично! — последовал ответ, который, однако, меня совсем не убедил. Он слабо улыбнулся и пожал плечами. — Да вы обо мне не беспокойтесь. Я справляюсь. Честное слово.

Верилось в это с трудом. Генри сильно исхудал и выглядел чуть ли не на грани истощения. С другой стороны, как бы ни укорял я себя, что взвалил работу на него одного, прямо сейчас все мои мысли были о Дженни и о том, что может случиться в ближайшие двадцать четыре часа. Прочее казалось таким далеким, что не заслуживало внимания.

Видя, в каком настроении я нахожусь, Генри оставил меня в покое. Я решил было почитать собственные отчеты про Салли Палмер и Лин Меткалф, смутно надеясь, что замечу некую ранее упущенную деталь, однако в результате лишь растравил воображение. Вконец расстроившись, я выключил компьютер и уставился на темный экран. Сам не знаю почему, но меня вдруг захлестнуло чувство, будто я проглядел нечто очень важное, находившееся прямо под носом. Еще чуть-чуть — и я прозрею… Увы, через секунду предвкушение открытия растаяло.

Надо что-то делать! Эта мысль сорвала меня со стула, я схватил мобильник и побежал к машине. Есть только одно место, куда я могу направиться.

Впрочем, даже когда «лендровер» тронулся в путь, это странное чувство, что я просмотрел нечто вполне очевидное, не исчезло бесследно.

Бен Андерс обитал в большом кирпичном коттедже на окраине поселка. В свое время дом принадлежал его родителям, а после их смерти Бен жил здесь вместе с сестрой, пока она не вышла замуж и не переехала в другое место. Он не раз повторял, что дом слишком велик, что следовало бы его продать и купить что-нибудь поменьше, да так и не осуществил эту затею. Впрочем, как ни крути, родной дом — он и есть родной, а слишком большой или нет — это дело десятое.

До сих пор мне только дважды довелось здесь побывать — оба раза речь шла о выпивке после закрытия «Барашка». Когда я припарковался у высокой каменной стены с тяжеленными деревянными воротами, в голове у меня вдруг мелькнула мысль, что о глубине нашей дружбы красноречиво свидетельствует тот факт, что я никогда не бывал здесь в светлое время суток.

Я даже не знал, застану ли его на месте. А теперь, у входной двери, мне почему-то захотелось, чтобы Бена не было дома. Я приехал сюда, желая выслушать его версию причины ареста, хотя сам так и не придумал, что и как ему сказать.

Выкинув сомнения из головы, я постучал в дверь. Дом был сложен из бледно-красного кирпича и, не особо красивый внешне, все же привлекал своей прочностью и солидностью. С огромным садом, опрятным, но без вычурности. Белые оконные рамы, темно-зеленая дверь. Я постучал еще раз, подождал, опять постучал. Когда и после третьей попытки никаких признаков жизни не обнаружилось, я повернулся, чтобы уйти. Впрочем, что-то меня остановило. То ли нежелание возвращаться назад, к прежнему безысходному ожиданию, то ли какая-то другая причина… К тому же, уж не знаю почему, коттедж не казался пустым.

Вдоль торцовой стороны бежала дорожка, уходившая за дом, и я зашагал по ней. На полпути в глаза мне бросились темные потеки, будто по земле что-то расплескали. Кровь. Я переступил через пятно и осмотрелся. Задний садик напоминал хорошо ухоженное поле. В глубине виднелась группа плодовых деревьев, а в тени сидела какая-то фигура.

Похоже, завидев меня, Бен ничуть не удивился. Возле него, на небрежно сколоченном столике, стояла бутылка виски. С края неструганой столешницы столбиком пепла свешивалась догорающая сигарета. Судя по уровню жидкости в бутылке и налитому кровью лицу Бена, он просидел здесь порядочное время. Пока я подходил ближе, Бен налил себе новую порцию.

— Если хочешь присоединиться, в доме есть стакан.

— Нет, спасибо.

— Я бы предложил тебе кофе, да только меня теперь и краном не подымешь. — Он взял со стола сигарету, критически ее осмотрел и тычком загасил. — Первый раз за четыре года. Как дерьма насосался.

— А я тебе стучу, стучу…

— Да слышал я. Просто подумал, что опять долбаная пресса пожаловала. Тут уже приходила одна парочка. Не иначе какой-то коп разболтал. — Он криво усмехнулся. — Не поверили, что я предпочитаю одиночество. Пришлось прозрачно намекнуть.

— Это что же, их кровь на тропинке?

— Да, известная утечка имела место, пока они не согласились довольствоваться моим молчанием. — Если бы не витиеватая речь и преувеличенно внятное произношение, я бы никогда не сказал, что он пьян. — Сволочи, — добавил Бен, потемнев лицом.

— Избиение репортеров не самая удачная мысль.

— Да кто говорит, что я их избивал? Просто вывел за границу частной собственности, вот и всё. — На физиономию Бена набежало облачко. — Слушай, мне очень жаль, что так получилось с Дженни, — вздохнул он. — Черт, извини. Сказал как-то бестолково, а?

Я еще не готов принимать соболезнования.

— Во сколько тебя отпустила полиция?

— Часа два-три назад.

— Почему?

— В смысле?

— Почему они тебя отпустили?

Бен взглянул на меня поверх стакана.

— Да потому, что я не имею к этому никакого отношения.

— А зачем же тогда решил напиться?

— Зачем?! А тебя когда-нибудь допрашивали за убийство? — Он горько хохотнул. — «Допрашивали»! Как же, держи карман шире! Они не допрашивают, они рассказывают. «Мы знаем, ты там был, видели твою машину. Куда ты ее увез, что ты с ней сделал?!» Это тебе, не шуточки, вот так-то. Даже отпускали с таким видом, будто сделали великое одолжение.

Он поднял стакан в насмешливом приветствии.

— И вот я опять свободный человек. Если не считать, что теперь люди будут на меня пялиться и думать: «А-а, нет дыма без огня…» Или: «Никогда мы ему не верили, и правильно делали».

— Да ведь ты же ни при чем…

У него на скулах заходили желваки, однако ответил он довольно спокойно:

— Верно, ни при чем. И к другим убийствам тоже отношения не имею.

Признаюсь, я вовсе не собирался его расспрашивать, но сейчас, оказавшись рядом, не смог удержаться. Бен вздохнул и повел плечами, расправляя ноющие мускулы.

— Ошибка вышла. Кто-то брякнул полиции, будто видел мою машину возле того дома, хотя это попросту невозможно.

— А если есть алиби, зачем ты сразу не сказал? Господи Боже, да на кой ляд вообще надо было делать вид, будто ты что-то скрываешь?

Бен отпил еще глоток.

— Потому что так оно и было. Да только скрывал я вовсе не то, что они себе вообразили.

— Вот как? Смею надеяться, овчинка стоила выделки… — Я не мог скрыть злости в голосе. — Черт возьми, Бен, полиция на тебя полдня убила!