Кем бы они ни были, им, очевидно, нравилась жаркая, пасмурная и влажная погода.

Бодхисаттва проник в затянутый облаками воздушный пузырь шести тысяч километров в диаметре, которым был окружен бальбитианский хабитат, очень медленно, как чрезвычайно тонкая игла, протыкающая воздушный шарик словно бы из чистой вежливости, не намереваясь всерьез его схлопывать. Йиме следила за неторопливым, осторожным продвижением корабля по экрану, установленному в ее каюте. Одновременно она упаковывала свои чемоданы, не дожидаясь, пока ее об этом попросят, поскольку внутренне была готова, что ей придется покинуть борт корабля без предупреждения.

Наконец мелко подрагивавшая задняя кромка самого дальнего из горизонтальных полей корабля соприкоснулась со внутренней поверхностью бальбитианского атмосферного пузыря. Та оказалась блестящей и словно бы обработанной каким-то адгезивом. Обзор ухудшился, когда корабль начал разворот, ориентируя себя в едва ощутимом собственном гравиполе этой космической структуры.

— Мы внутри? — окликнула Йиме, застегивая последнюю сумку.

— Внутри, — подтвердил корабль после небольшой паузы.

Бальбитиане еще не причиняли кораблям Культуры никакого серьезного ущерба и никому не отдавали таких приказаний, но с представителями космофлота иных цивилизаций сходного технологического уровня (и, разумеется, не меньших моральных достоинств) такие неприятности случались; иногда они покидали хабитат калеками, а порой и вовсе исчезали бесследно. Поэтому даже тем судам Культуры, которые обычно не утруждали себя формальностями, лучше было подумать дважды, прежде чем приветствовать хозяина-бальбитианина в своем обычном стиле: Эй, чувак, а ну докладывай, как жизнь-жестянка! — или как-нибудь вроде.

Атмосфера вокруг Бодхисаттвы напоминала теплицу или парную баню. Корабль медленно двигался мимо медленно вращавшихся гигантских климат-контроллеров, протыкал серовато-коричневые пузырчатые грозовые облака и пересекал необозримо длинные фронты темных ливней.

— Я так понимаю, вы Йиме Нсоквай, — сказала старшая женщина. — Добро пожаловать в Семзаринскую Метелку из Непадших бальбитиан.

— Благодарю. А вы?..

— Фаль Двелнер, — представилась женщина. — Вам, пожалуй, пригодится зонтик.

— Позвольте, — подскочил корабельный дрон. Прежде чем Йиме протянула руку, он уже подхватил предложенное встречающей устройство. Они еще не покинули корабль, так что до этого укрываться от дождя надобности не возникало. Снаружи было так темно, что основным источником света служило аура-поле большого дрона, отливавшее двумя цветами: голубым (формальным) и зеленым (означавшим хорошее настроение).

Бодхисаттва осторожно сдал назад и поднялся к единственному действовавшему причалу хабитата, парившему на высоте нескольких метров над покрытой лужами пристанью. Причал выглядел очень старым, его металлические конструкции, покрытые царапинами и заусеницами, были цвета ила. От носа корабля до широкого, постепенно понижавшегося прохода в основное пространство бальбитианской структуры было метров двадцать, но ливень хлестал так, что любой, вздумавший пробежать это расстояние без зонтика, неминуемо промок бы насквозь.

— Я ожидала другого встречающего, — сказала Йиме, когда они побрели по лужам под частичным прикрытием нижней части корпуса корабля, темной, как черный янтарь. В пониженной гравитации она поневоле имитировала походку старшей спутницы, а та шла, разлаписто покачиваясь. Дождевые капли падали медленно и напоминали огромные, слегка приплюснутые сферы. Она отметила, что при пониженной силе тяжести всплески от падения капель в лужи тоже способны промочить ее до нитки: ее сапоги и брюки уже вымокли. На Двелнер были блестящие сапоги до бедер и выглядевший каким-то скользким, однако, без сомнения, практичный в такой обстановке костюм.

Йиме несла сумку сама. Воздух показался ей теплым, даже жарким, и таким влажным, будто ей к лицу прижали мокрую тряпку, разогретую до температуры крови. Атмосферное давление было направлено как бы внутрь и вниз, отчего создавалось впечатление, будто парившая над ее головой миллионотонная громада корабля каким-то образом заваливается на нее. На самом деле, конечно, корабль поддерживали неразрывные цепи невидимых измерений, и в системе отсчета, доступной ее восприятию, он не весил вообще ничего.

— А, этот, — Двелнер кивнула. — Нопри, да? Должна предупредить, что он неминуемо задержится. — Двелнер выглядела так, словно уже разменяла последнюю четверть отведенного ей жизненного срока: лицо избороздили хорошо заметные морщины, волосы побелели и истончились, хотя оставались гладкими и блестящими. — Он представляет здесь Квиетус. А я из секции Нумина.

Так называлось отделение Контакта Культуры, где изучали, или хотя бы пытались изучать, Сублимированных. В обиходе его иногда величали Секцией Какого Хрена?

— А что же его так безотлагательно задерживает? — поинтересовалась Йиме; ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум дождя. Они уже подходили к исполинскому курносому передку корабля: на фоне дождевых струй он был похож на обсидиановую скалу. Корабль выдвинул защитное поле, до поры прикрывавшее их от дождя, а теперь еще удлинил его, так что от причала до ярко освещенного входа во внутренность хабитата тянулся незримый сухой коридор почти трехметровой ширины.

— Бальбитиане такие чудаки, — сказала Двелнер тихо, заломив одну бровь. Она отряхнула зонтик и раскрыла его, кивнула на прощание корабельному дрону старого образца, похожему на метровый обмылок. Дрон издал едва слышный шум, нечто вроде Хмм...

Он держал зонтик раскрытым над головой Йиме все время, пока они шли от носа Бодхисаттвы ко входу.

Корабль слегка покачивался. Вся его трехсотметровая громада едва заметно дрожала, и в неподвижном сухом воздухе коридора, который он для них проложил в дождевой пелене, это было особенно хорошо заметно. Удары ливневых струй были так сильны, что Йиме видела, как сотрясается рука Двелнер, сжимавшая зонтик. Йиме вспомнила, что гравитация на хабитате составляет лишь около трети стандартной. Либо Двелнер совсем ссохлась и ослабела, либо дождь был очень сильным.

— Иди туда, — сказала Йиме, вынимая зонтик из манипулятор-поля дрона. Она склонила голову к Двелнер, и дрон плавно передвинулся сквозь ливень к старшей женщине, осторожно перехватив ручку ее зонтика.

— Спасибо большое, — поблагодарила Двелнер.

— Я и вправду только что увидела, как ты дрожишь? — поинтересовалась Йиме у корабля через дрона.

— Да.

— В чем дело?

— В любом другом месте я бы расценил воздействие на себя как атаку, — ответил корабль как ни в чем не бывало. — Вмешательство в работу полей ОКК не приветствуется, особенно — даже — если все, что он делает с их помощью, так это прикрывает кого-то от ливня.

Двелнер, шедшая чуть позади, тихо фыркнула.

Йиме покосилась на нее и снова заговорила с дроном.

— Оно на это способно?

— Оно может попытаться, — ответил дрон приветливым и рассудительным тоном, — и, вполне вероятно, понесет некоторый ущерб, если я не позволю ему продвинуться дальше, чем оно уже зашло, а оно все равно попробует. Как я уже сказал, в любых иных обстоятельствах я счел бы такое вмешательство с лихвой достаточным для изготовки к ответному удару. Но мои полевые оболочки еще никогда не были серьезно повреждены. Я прежде всего квиетист, а это существо особенно чувствительно к поведению гостей и ... специфично в своих реакциях. Пускай же все идет своим чередом. Это его уютненькое болотце, а я тут всего лишь случайная квакушка.

— Но корабли обычно предпочитают оставаться за пределами пузыря, — заметила Двелнер. Она тоже повысила голос, перекрикивая шум ливня. Они приближались ко входу в основную структуру, и рев водопадов, низвергавшихся с башен и выступов фасада высоко над ними, еще усилился. Желтые огни, светившиеся внутри, пробивались сквозь тонкие дрожащие пузырчатые завесы дождя, словно через продырявленные во многих местах прозрачные шторы.