— Ваше превосходительство!

— Что? — не останавливаясь, бросил тил Лоэсп.

Они шли по только что расширенному туннелю и были в минуте от входа в большую полусферическую камеру, где покоился Саркофаг.

— Ваше превосходительство, этот человек утверждает, что он рыцарь и состоит у вас на службе.

— Тил Лоэсп! — послышался сдавленный голос из-за толпы советников, охранников и солдат вокруг тила Лоэспа. — Ваше превосходительство, это я, Воллирд.

— Воллирд? — сказал тил Лоэсп, останавливаясь и поворачиваясь. — Дайте-ка посмотреть на него.

Охранники расступились. Двое из них вышли вперед, держа кого-то за руки. Это и в самом деле был Воллирд, одетый в тряпье, со взлохмаченными волосами и безумным видом. Он уставился на тила Лоэспа.

— Да, ваше превосходительство. Это я! Ваш добрый и преданный слуга, ваше превосходительство! — воскликнул Воллирд. — Мы сделали все, что было в наших силах! Почти прикончили его! Клянусь вам! Их было слишком много!

Тил Лоэсп смерил его взглядом и покачал головой.

— У меня нет времени на тебя...

— Вы только спасите меня от призраков, тил Лоэсп, пожалуйста! — взмолился Воллирд.

Колени под ним подогнулись, и охранникам пришлось подхватить его с двух сторон. Глаза Воллирда были безумными и неподвижными, с губ падала пена.

— От призраков? — переспросил тил Лоэсп.

— От призраков, приятель! — взвизгнул Воллирд. — Призраки каждого из них преследуют меня!

Тил Лоэсп покачал головой и перевел взгляд на командира стражи.

— Этот человек спятил. Возьмите его... — начал он.

— Джильюс — он хуже всех! — крикнул Воллирд ломающимся голосом. — Я его чувствовал. Я его до сих пор чувствую! Его рука, его запястье под...

Больше он не сказал ни слова — тил Лоэсп обнажил меч и вонзил его прямо в горло Воллирда. Взмахнув руками, тот испустил бульканье, глаза его еще больше расширились, взгляд уставился на вошедший в глотку — откуда со свистом вырывался воздух — плоский клинок, с которого, пузырясь, капала горячая кровь. Челюсть Воллирда неловко двигалась, словно он пытался проглотить что-то непомерно большое.

Тил Лоэсп толкнул меч вперед, намереваясь перерубить шейные позвонки, но кончик меча соскользнул с кости и вышел наружу с правой стороны шеи. Кровь хлынула из новой раны струей — меч перерезал артерию. Охранник, стоявший справа, отодвинулся, чтобы не запачкаться. Зрачки Воллирда сошлись у переносицы, и последний выдох вырвался из него кровавым пузырем.

Двое охранников смотрели, как тил Лоэсп извлекает меч из шеи мертвеца.

— Отпустите его, — велел он.

Стражники разжали руки, и Воллирд, рухнув лицом вперед, замер в темной, расползающейся луже собственной крови. Тил Лоэсп двумя движениями отер меч о тряпье Воллирда.

— Оставьте его, — сказал он охранникам, повернулся и пошел дальше в сторону камеры.

Саркофаг потребовал снять с него леса. Он покоился на своем цоколе, а три черных куба стояли на дне камеры: один прямо перед ним, два других — неподалеку от его задних углов. Благоговеющие окты по-прежнему располагались концентрическими кругами.

Тил Лоэсп и его спутники успели как раз вовремя, чтобы увидеть трансформацию. Бока черных кубов шипели и трещали. Структура их поверхности изменилась, и они внезапно стали блеклыми, а потом начали сереть, когда по ним поползла мелкая сеть трещин.

Поатас, хромая, подошел к тилу Лоэспу.

— Беспрецедентно! — сказал он, взмахивая тростью; двое личных охранников тила Лоэспа сразу же вышли вперед, решив, что этот безумный старик может ударить хозяина, но Поатас, казалось, даже не заметил этого. — Присутствовать здесь! Присутствовать при этом! И видеть это! Это! — воскликнул он, поворачиваясь и тыкая тростью в направлении центра камеры.

По сторонам черных кубов пошли широкие трещины, из которых медленно заструились темные пары. Потом стенки задрожали и упали. Неторопливо поднялось облако чего-то, похожего на тяжелую сажу; стенки кубов разом обратились в пыль, обнажив темные, сверкающие овоиды, каждый длиной около трех метров и в обхвате — около полутора. Они устремились вверх, удаляясь от медленно осаждавшегося праха своего перерождения.

Поатас повернулся на мгновение к тилу Лоэспу.

— Видите? Видите?

— Трудно не увидеть, — язвительно сказал тил Лоэсп. Сердце его еще не успокоилось после происшествия в туннеле, но голос звучал ровно и твердо.

Поднявшись, овоиды подлетели к серому кубу, который теперь тоже затрещал и загудел. Звук был гораздо громче, нежели от серых кубов, и заполнил камеру, отдаваясь эхом от ее стен. Окты зашевелились, задвигались — похоже, они все смотрели на серый куб. Тот задрожал, поверхность его потемнела от множества трещин.

— Это и есть ваш приз, Поатас? — прокричал тил Лоэсп, перекрикивая шум.

— И их предок! — крикнул археолог, показывая тростью на октов вокруг куба.

— Здесь все в порядке, Поатас? Этот звук — так и должно быть?

— Кто может знать?! — воскликнул Поатас, тряся головой. — Не хотите же вы бежать, ваше превосходительство? — спросил он, не оборачиваясь; звук из Саркофага резко смолк, только эхо звучало еще некоторое время.

Тил Лоэсп открыл рот, желая что-то сказать, но тут начали падать боковины Саркофага — словно невидимые стены, удерживавшие темно-серую пыль, внезапно отключились, и та осыпалась, превратилась в большую сухую лужу вокруг цоколя, которая дошла до внутреннего кольца октов. Все это почти бесшумно — лишь с очень тихим звуком, который можно было принять за вздох. Последнее эхо предыдущего потрясения наконец замерло.

Из пыли возник серый овоид, около пяти метров в ширину, а в длину — около восьми. Подрагивая, он поднялся в воздух; три черных овоида поменьше как-то неуверенно подплыли к нему. Они медленно перевернулись вокруг собственной оси, встав вертикально в воздухе, потом тяжело соскользнули вниз и неслышно соединились с серым в его геометрическом центре, так, словно частично вошли внутрь.

Образовавшийся объект грузно повис в воздухе. Эхо медленно затихло, и в большой камере воцарилась полная тишина.

Потом объект прорычал что-то на языке, непонятном людям; звуки волнами откатывались от стен. Тил Лоэсп сыпал проклятиями, заткнув, как и все остальные, уши руками — сила звука была невыносима. Некоторые не выдержали и упали на колени. Только гордость помешала тилу Лоэспу сделать то же самое. Пока отзвуки грохота замирали, окты, казалось, одновременно вздрогнули и зашевелились. Камера стала полниться сухими шепчущими звуками — словно загорались маленькие прутики. Они прекратились, когда темно-серый объект, повисший в центре камеры, снова загрохотал — на этот раз по-сарлски.

— Спасибо за помощь, — прогремел он. — А сейчас у меня много дел. Прощения не будет.

Вокруг формы образовался тонкий сферический пузырь — достаточно большой, чтобы поглотить ее целиком. Пузырь потемнел, почернел, потом стал серебристым. На глазах тила Лоэспа и других людей вокруг него возник еще один — между стенками пузырей было метра два. В пространстве между сферами возникла световая вспышка, краткая, но ослепительно яркая, после чего наружная оболочка почернела. Из черной сферы донеслось нарастающее гудение, которое перешло в зубодробительный, глазовыдавливающий, костесокрушающий гул, заполнивший всю камеру. Окты попадали на спины и покатились по полу, явно раздавленные этим звуковым штормом. Люди снова заткнули уши. Почти все отвернулись, спотыкаясь, натыкаясь на соседей, пытаясь бежать от этого уничтожающего, рвущего плоть звука.

Те, кто не в силах был отвернуться (в том числе Поатас, упавший на колени и выронивший трость), остались завороженно смотреть на невыносимо гудящую черную сферу. Они стали — ненадолго — единственными свидетелями того, как крохотные отверстия разорвали ее поверхность и из них вырвались тонкие ослепительные лучи.