Наш монарх должен был сойтись в церемониальном сражении со старым городским богом Тофорбиса, который являл собой причудливо окрашенное многоногое существо, — его изображала сотня человек, укрытых длинным балдахином в форме свода. Представление состояло в сражении человека с этим матерчатым зверем, подвижным, огромным, с нарисованной чешуей и гигантской зубастой птицей вместо головы. Ритуал этот нужно было провести, чтобы отдать дань туземной традиции и осчастливить местную знать.

Герцог Улресил смотрел, как доктор забинтовывает один за другим пальцы и ладони короля.

— Но зачем предвосхищать это с таким опережением, государь? — спросил он. — Не может ли такое решение оказаться ошибочным?…

— Еще большая ошибка — сидеть сложа руки, — терпеливо сказал король. — Если планируешь на рассвете перейти в наступление, то войска поднимаешь заранее. Строить их начинаешь уже в середине ночи.

— Герцог Вален, ведь вы думаете так же, как и я? — сказал Улресил слегка раздраженным голосом.

— Я думаю, что не имеет смысла спорить с королем, даже если кое-кому из малых сих кажется, что он совершает ошибку, — сказал новый герцог Вален.

Новый герцог, по всеобщему мнению, был достойным преемником своего покойного брата, не оставившего потомства и таким образом обеспечившего передачу титула родственнику, который был так обижен на судьбу, устроившую его рождение с опозданием (как он сам считал) на год, что степень его негодования могла сравниться разве что с мерой его самооценки. Он казался угрюмым и производил впечатление человека гораздо более старого, чем старый герцог.

— А что скажете вы, Ормин? — спросил король. — Вы тоже считаете, что я слишком предвосхищаю события?

— Может быть, немного, — сказал Ормин с мучительным выражением на лице. — Но тут трудно судить с какой-либо точностью. Я думаю, люди узнают о правильности или ошибочности своих решений только по прошествии значительного времени. Иногда только дети этого человека понимают, прав он был или нет. Это немного похоже на посадку деревьев. — Последнее предложение он произнес так, словно удивился собственным словам.

Улресил посмотрел на него и нахмурился.

— Деревья растут, герцог. Вокруг нас леса, и мы рубим их.

— Да, но из дерева можно строить дома, мосты, корабли, — сказал, улыбаясь, король. — А деревья вырастут снова. В отличие, скажем, от голов.

Губы Улресила сжались.

— Я думаю, герцог имеет в виду вот что, — сказал Ормин. — Возможно, мы немного спешим с этими… переменами. Мы рискуем тем, что, лишая власти нынешнюю знать, или по меньшей мере слишком сильно урезая ее полномочия, подвергаем себя опасности, поскольку передаем эти обязанности учреждениям, еще недостаточно сформированным. Признаюсь, что и меня беспокоит — полностью ли осознали бюргеры в некоторых городах моей провинции свою ответственность за переданную им в собственность землю, например.

— И тем не менее они, вероятно, торговали зерном, или скотом, или другими продуктами своего труда на протяжении нескольких поколений, — сказал король, держа на весу свою левую руку — доктор заканчивала перебинтовывать ее. Король внимательно посмотрел на бинты, словно ища в них какой-нибудь изъян. — Мне не верится, будто из-за того, что их сеньор в прошлом решил, кому что выращивать или кому где жить, они не могут проникнуться мыслью о том, что теперь сами должны принимать подобные решения. Я думаю, что в действительности они уже давно это делают, только, так сказать, неофициальным образом, не ставя в известность вас.

— Нет, государь, они простые люди, — сказал Улресил. — Когда-нибудь они, возможно, и будут готовы к такой ответственности. Но не сегодня.

— А знаете, — серьезно спросил король, — я думаю, что я не был готов к свалившейся на меня ответственности, когда умер мой отец.

— Ну что вы, государь, — сказал Ормин. — Вы слишком скромны. Конечно же, вы были готовы, что и доказали всей последующей своей деятельностью. И доказали очень быстро.

— Нет, все же я думаю, что не был готов, — сказал король. — Конечно же, я не чувствовал в себе этой готовности и уверен, что если бы вы в то время опросили всех герцогов и других придворных, а им было бы позволено говорить то, что у них на уме, а не то, что хотел услышать мой отец, то они, все до одного, сказали бы, что я не готов к такой ответственности. И более того — я бы с ними согласился. Но мой отец умер, я был вынужден сесть на трон, и хотя знал, что не готов к этому, но справился. Я выучился. Я стал королем, потому что вынужден был вести себя как король, а не просто потому, что был сыном своего отца, заранее предупрежденным о том, что мне предстоит.

Ормин, выслушав королевскую речь, согласно кивнул.

— Да, ваше величество, я понял вашу точку зрения, — сказал Улресил.

Вистер и двое слуг помогли королю облачиться в церемониальные одеяния. Доктор отошла в сторону, чтобы они могли просунуть королевские руки в рукава, а потом принялась добинтовывать его правую руку.

— Я думаю, мы должны быть храбры, друзья, — сказал Валену и Улресилу герцог Ормин. — Король прав. Мы живем в новую эпоху и должны иметь мужество вести себя по-новому. Законы Провидения, может быть, и вечны, но их применение в мире должно со временем меняться. Король прав, когда полагается на здравый смысл фермеров и ремесленников. У них громадный жизненный опыт во многих вещах. Мы не должны недооценивать их способности только на том основании, что эти люди низкого происхождения.

— Именно так, — сказал король, расправляя плечи и закидывая назад голову, чтобы его волосы расчесали, прежде чем связать их узлом.

Улресил посмотрел на Ормина, словно собираясь плюнуть.

— Жизненный опыт — это очень хорошо, когда человек изготовляет столы или управляет хавлом, впряженным в плуг, — сказал он. — Но мы ведем речь об управлении нашими провинциями, а кроме нас, таким опытом никто не обладает.

Доктор с восхищением оглядела плоды своих трудов на руках короля, потом отошла в сторону. Ветерок, пригнув полотняные стены временного двора, донес густой запах цветов и пыли.

Король позволил Вистеру надеть ему на руки бойцовские рукавицы и зашнуровать их. Другой слуга поставил перед королем довольно плотные, расписанные сапоги и осторожно направил в них королевские ноги.

— Значит, мой дорогой Улресил, — сказал король, — вам придется обучить ваших бюргеров тому, что вы знаете, иначе они наделают ошибок, и мы все от этого станем беднее, а я предполагаю за счет нововведений увеличить сбор налогов. — Король шмыгнул носом.

— Не сомневаюсь, что прирост налогов с герцогских владений будет существенным, если мы его получим, — сказал герцог Ормин, глядя с таким видом, будто на него налетел порыв ветра. — А я не сомневаюсь, что получим. Не сомневаюсь.

Король метнул на него взгляд, прищурив веки, словно собираясь чихнуть.

— Значит, вы готовы провести в жизнь реформы сначала в вашей провинции, Ормин?

Ормин моргнул, потом улыбнулся.

— Для меня это будет честь, государь.

Король глубоко вздохнул, потом тряхнул головой и изо всех сил хлопнул руками, насколько то позволяли ему рукавицы. Он бросил победный взгляд на Улресила, который с ужасом и отвращением смотрел на Ормина.

Доктор наклонилась над своим саквояжем. Я думал было, что она хочет помочь мне убрать все, что мы оставили, но она вместо этого вытащила чистый квадратик ткани и, поднявшись, встала перед королем, который, громко чихнув, выдернул свои волосы из рук лакея — тот как раз расчесывал их, отчего гребень как снаряд полетел вперед и упал на яркий ковер.

— Государь, если позволите, — сказала доктор. Король кивнул. Вистер смотрел расстроенным взглядом. Он только теперь вытащил платок.

Доктор неторопливо поднесла платок к королевскому носу, и король высморкался в него. Она сложила платок, а потом другим его уголком легонько промокнула увлажнившиеся королевские глаза.

— Спасибо, доктор, — сказал он. — А что вы думаете о наших реформах?