Тут имелась еще одна трудность: стоило какой-нибудь цивилизации решить, что она, наконец, достигла наивысшего уровня развития, идеи добра и справедливости переставали для нее существовать. Культура в этом вопросе придерживалась строгих, почти пуританских взглядов (что, кстати, было удивительно для общества, одержимого погоней за наслаждениями), и считала такое поведение совершенно недопустимым – в таких случаях она сама выполняла функции верховного божества: открывала новые миры, поощряла или наказывала расы, которые стояли на более низких ступенях развития. Со временем она и впрямь должна была обрести статус “продвинутой”, но ее представители клялись, что случится это не раньше, чем они устанут творить добро и наказывать зло.

Тем же, кто не желал дожидаться обретения этого статуса, но бы не прочь был пожить в условиях “продвинутого” общества, предоставлялась возможность Сохранения. Метод применялся уже несколько тысячелетий и состоял в том, что человека помещали в коробку, напоминающую гроб, немногим более двух метров в длину, метр в ширину и полметра высотой: такие блоки были наиболее просты в изготовлении и удобны в использовании. Однако столь несимпатичные предметы не могли избежать дальнейших усовершенствий и доработок. Изобретение гелевого защитного костюма позволило отправлять людей в состояние продолжительного Сохранения в оболочке легкой и изящной, как привычная одежда, и несравненно более прочной, чем допотопные деревянные ящики.

“Сновидец”, который тогда еще не носил этого названия, стал первым кораблем, принявшим на себя такую задачу. Помещенные на Сохранение люди (разумеется, с их согласия) располагались здесь в виде небольших живописных картин в стиле старых мастеров. Гелевые костюмы позволяли размещать человека в любой фиксированной позе. Оставалось только добавить слой пигментации, чтобы придать работе завершенность. Чтобы увидеть в застывшей фигуре живое существо, надо было обладать острым зрением.

Когда-то ОСТ назывался “Тайный Советник” и управляли им (что было делом обычным для кораблей такого класса) не один, а сразу три Ума. Но в итоге это привело к парадоксу трехголового дракона.

Официальная версия состояла в том, что, когда один из трех Умов корабля решил, что он хочет покинуть Культуру, то два других вступили с ним в спор, после которого вынесли необычное решение оставить весь ОСТ одному отделившемуся, можно сказать, сектантствующему Уму.

В свое время слух о состоявшейся между ними перепалке, два против одного, где большинство продуло, причем со значительным счетом, стал новостью не только дня, а недели или даже сезона. Проигравшие были выдворены с корабля в таком порядке, в каком офицерам достаются спасательные шлюпки после мятежа. Вот почему, как только эта версия событий получила огласку, “Тайный Советник”, который тут же переименовал себя в “Спящего красавца”, заслужил репутацию Эксцентрика, который у одних вызывал презрение, у других – сочувствие, тогда как третьи видели в нем просто загадку. Поговаривали, что объявленное джентльменское соглашение на самом деле являлось бунтом.

Так или иначе, Культуре только и оставалось, что закрепить за “Сновидцем” другой ОСТ, поменьше, который вел негласный надзор за всеми направлениями его теперь уже свободного от службы следования.

Поменяв название и нимало не заботясь о висевшей у него на хвосте посудине, “Сновидец” предпринял следующий шаг к свободе, эвакуировав всех остававшихся на борту: дроны, иномиряне и весь персонал гуманоидов, включая их ручных зверей, были перемещены на первый попавшийся Орбитал. На борту остались только те, кто уже был на Сохранении. Корабль считал, что с ними он связан определенными обязательствами.

После того, как корабль, пользуясь своей сетью коммуникаций, объявил о происшедшем, он был волен путешествовать где угодно, набирая добровольцев, желающих влиться в ряды героев его живописных картин.

Сначала люди неохотно шли на это; корабли-эксцентрики были известны своими странностями – и порой даже опасными странностями. И все же нашлись в Культуре люди отважные и даже отчаянные, которые приняли приглашение странного корабля. После того, как несколько пионеров, помещенных на Сохранение на борту ОСТ, вернулись в свой срок в целости и сохранности, жалкий ручеек желающих превратился в настоящую реку. Сюда шли и те, кто имел легкие отклонения в психике, и настоящие сумасброды, и просто романтики. Когда репутация “Сновидца” упрочилась, он выпустил в свет несколько голограмм особенно удачных исторических полотен. После этого общественность стала склоняться к мнению, что такой вид Сохранения занимателен и поучителен для юношества, да и вообще интересно побыть на Сохранении у столь эксцентричного Корабля. Пусть способ и необычен, но об участниках будут говорить, как о соавторах величайшего шедевра. К тому же это куда престижнее, чем лежать в ящике под табличкой или порядковым номерком. Вот уж скука-то!

По мере того, как отсеки корабля наполнялись все новыми и новыми бессмертными, стало возможным создавать более масштабные панорамы сражений, иногда площадью до 16 квадратных километров. В сущности, это можно было назвать рождением нового направления в искусстве.

Аморфия завершил осмотр залитого ярким светом поля сражения, усеянного мертвецами. Как аватара он не имел своих мыслей на этот счет, но Уму, который и представлял собой “Сновидца”, нравилось заставлять свое создание исполнять эту небольшую подпрограмму, являя миру фигуру в черном посреди застывшего поля боя.

Полуодушевленная человекообразная подпрограмма взирала на громадный натюрморт из человеческих тел, испытывая нечто вроде грусти при мысли о том, что когда-нибудь его картину разберут на части, и он не сможет больше считаться хозяином этих мнимо живых существ, созданий моря и воздуха, и атмосферы газового гиганта, и – этой женщины.

Он подумал о ней, о Дейэль Гилиан. В некотором смысле она была первопричиной, толчком для всего, что позже выросло вокруг, а также – единственной персоной, которой он сам предложил убежище, когда отрекся от Культуры. Теперь ей предстояло покинуть его – вместе с несметными россыпями человеческих душ. Это противоречило данному ей обещанию, но мало ли разочарований она испытала до того в своей жизни. Мало ли было дано обещаний тем, кто лег к нему на Сохранение…

Какая-то тень мелькнула над морем. Аморфия повернулся и увидел черную птицу – Гравиес. Еще какое-то движение. Аморфия направился в ту сторону, переступая через распростертые тела. Он прошел между убедительно замершими над землей фонтанами песка в том месте, где два пушечных ядра врезались в почву одновременно – и перешагнул маленький, красный от крови ручей. Над полем сражения парили совершенно неуместные здесь дроны.

Странно: раньше люди хотели проснуться у себя дома, в окружении близких. Но вот прошла пара десятилетий – и мода изменилась, стоило картинам стать более живописными и впечатляющими. Все больше людей желали вернуться к жизни именно здесь и среди им подобных.

Аморфия присел на корточки возле женщины, изображающей умирающего солдата. Она лежала на спине, щурясь от солнца, ее куртка была во многих местах продырявлена пулями и покрыта пятнами крови. Дроны слетелись на нее, как мухи на падаль. Верхняя часть костюма для Сохранения была стянута и теперь, точно резиновая маска, лежала на траве. Лицо женщины было бледным и немолодым. Но бритая голова делала ее похожей на большого младенца.

– Привет. Как дела? – спросил Аморфия, взяв ее за руку и помогая встать. Он осторожно открепил часть костюма, стянув рукав Сохранителя, точно тесную перчатку.

– Ф-фу, – произнесла женщина, сглатывая комок в горле. Глаза ее наполнились влагой.

Сиклир-Наджаса Кроупайс Инс Стейхал да Мэпин, помещенная на Сохранение 31 год назад, в возрасте 386 лет. Критерий оживления: одобрение следующего Линейного Мессии на планете Ишайс. Она была ученым главной религии этой планеты и хотела присутствовать при возвышении их следующего Спасителя, каковое должно было произойти примерно через пару сотен лет.