— Было больно, не так ли, принцесса? — Я не жду, пока она что-нибудь скажет, она кивает, ее глаза наполняются слезами. — Но это тоже было хорошо.

Она снова кивает, фыркает и откидывает голову на одеяло.

— Это не в счет, — добавляю я. — Тебе нужно взять еще три. — Соври мне еще раз, принцесса, и я отшлепаю твою киску столько же раз, сколько отшлепал твою задницу, прежде чем трахнуть твою узкую маленькую дырочку.

Говоря это, я снова опускаю ремень, и Сабрина издает беспомощный стон.

— Восемь, — хнычет она, и я протягиваю левую руку вниз, провожу ею по члену, чтобы на мгновение расслабиться, прежде чем быстро опустить ремень еще дважды.

Когда она стонет десять, я больше не могу.

Я бросаю ремень, делаю один быстрый шаг ближе и крепко хватаю ее за бедро одной рукой, резко вталкиваясь в нее.

Ее задница горячая на ощупь от наказания, и я чувствую, как ее кожа горит на моих бедрах, когда я врезаюсь в нее, погружаясь по самую рукоять. Сабрина издает крик, который может быть от удовольствия или от боли, рыдающий стон вырывается из ее губ, и я толкаю ее снова, еще сильнее, прежде чем запутаться одной рукой в ее волосах и оттянуть ее голову назад.

— Ты никогда больше этого не сделаешь, — рычу я, наклоняясь так, что мои губы приближаются к ее уху. Я чувствую, как по ней пробегает дрожь, когда мой рот почти касается ее, и я прижимаюсь к ней бедрами, убеждаясь, что каждый дюйм моего члена погружен внутрь. — Ты никогда не подвергнешь себя такой опасности. Ты меня понимаешь, Сабрина? Если ты это сделаешь, я не буду просто шлёпать тебя, а потом трахать. Я свяжу тебя и буду бить тебя, пока ты не заплачешь. Я буду шлепать твою задницу, бедра и киску, пока они не покраснеют, а затем покрою тебя своей спермой и оставлю там. Ты понимаешь меня?

Ее киска трепещет вокруг меня с каждым словом, ее стоны говорят мне, что мои угрозы ее возбуждают, нравится ей это или нет.

— Да, — выдыхает она, ее спина выгибается, когда я оттягиваю ее голову назад, моя другая рука поднимается и обхватывает ее горло, когда я снова начинаю толкаться. — Я понимаю, Каин, боже!

— Я собираюсь трахнуть тебя до беспамятства, — обещаю я ей, плавно толкаясь бедрами, пока я снова и снова погружаюсь в ее тугой жар, экстаз который накатывает на меня волнами. — Я никогда не буду пользоваться презервативом, когда нахожусь внутри тебя, принцесса. Я буду весь в тебе, пока ты, черт возьми, не почувствуешь это. И я буду обливать тебя своей спермой при каждой возможности. Пока ты не запомнишь, что ты моя.

Она задыхается, ее задница прижимается ко мне с каждым толчком, ее бедра прижимаются к кровати, чтобы немного потереть ее клитор.

— На этот раз я не собираюсь просто доводить тебя до оргазма, — предупреждаю я ее, мои руки все еще обхватывают ее горло и ее волосы, собираясь с силами, когда я вбиваюсь в нее. — Так что намочи мой член без посторонней помощи если сможешь. Это наказание, помнишь?

Судя по тому, как она сжимает меня, я не думаю, что у нее возникнут какие-либо проблемы, когда она кончит. Она вскрикивает, когда я снова толкаюсь, втираясь в нее, прижимая ее к краю кровати настолько сильно, что я понимаю, что ее клитор немного трется. Я вижу, как она начинает двигать одной рукой, как будто пытаясь опуститься и коснуться себя, и я сильно шлепаю ее по заднице, отпуская ее горло ровно настолько, чтобы сделать это, прежде чем снова схватить ее там.

— Не думай об этом, принцесса, — огрызаюсь я. — Кончи только от моего члена, или ты вообще не сможешь кончить.

— Я… — выдыхает она, зависая в моих руках, когда я чувствую приближение собственного оргазма. — Я собираюсь кончить, Каин. О боже, я…

Она резко прижимается ко мне, и я чувствую, как она сжимается и колеблется вокруг меня, ее сильное тепло тянет меня глубже, когда она начинает кончать. Ее стон превращается в сдавленный крик, приглушенный моей хваткой на ее горле, когда я снова толкаюсь, и я поддаюсь давлению в моем члене, которое слишком сильно доводит меня до крайности, поскольку я начинаю кончать так сильно, клянусь, что вижу чертовы звезды.

Ничто не может сравниться с тем, каково наполнять Сабрину. Как чертовски приятно въезжать в нее, изливая сперму, когда я чувствую, как она рассыпается на моей длине, как невероятно эротично наблюдать, как она теряет себя подо мной. Я держу ее за горло, ее бездыханные стоны только усугубляют мой оргазм, пока я держусь внутри нее так глубоко, как только могу, моя грудь вздымается, когда я громко стону от собственного удовольствия.

Сабрина оседает на кровати в тот момент, когда я отпускаю ее, и бездыханно падает, когда я выскальзываю из нее. Моя сперма стекает по ее бедрам, и я делаю шаг назад, протягивая руку, чтобы провести рукой по изгибу ее задницы.

— Ты очень хорошо приняла свое наказание, — хвалю ее я, осторожно протягивая руку, чтобы помочь ей подняться дальше на кровать. — Тебе было так же хорошо, принцесса. Это было идеально.

Сабрина издает тихий стон, ее голова падает на подушки.

— Я так устала, — шепчет она, и я тянусь за одеялом, натягивая его на ее обнаженное тело, и ее глаза закрываются.

— Отдохни немного, — тихо говорю я, глядя на нее сверху на кровати. Что-то незнакомое дергается в моей груди, когда я смотрю на нее, и я хмурюсь, изо всех сил борясь с этим чувством.

— Ты будешь здесь, когда я проснусь? — Сонно спрашивает она, и прежде чем я успеваю об этом подумать, я киваю.

— Да, принцесса. Я буду здесь.

23

САБРИНА

Если бы я только крепко заснула после наказания, чтобы у меня не было времени подумать о том, что я от этого почувствовала. Но когда через некоторое время я открываю глаза, чувствуя себя разбитой и больной, воспоминание о том, что произошло, быстро сопровождается приливом смущения.

Каин наказал меня. Как будто он имеет право указывать мне, что делать, как будто я должна подчиняться ему. Как будто я принадлежу ему, если не считать того, что он повторяет в постели, но мне показалось, что это просто грязные разговоры. Что-то, что он сказал, потому что это вывело его из себя и, если честно, меня тоже. Но после этого кажется, что дело идет глубже.

Я передвигаюсь по матрасу, медленно сажусь и вздыхаю от того, как мне больно, внутри и снаружи. Моя задница в синяках, киска болит от грубого вторжения Каина, но воспоминание об этом заставляет мое сердце биться быстрее, а дыхание перехватывает в груди.

Мне понравилось. Как бы униженно я ни чувствовала себя после этого, как бы я ни злилась из-за того, что он думает, что имеет какое-то право «наказывать» меня, мне понравилось то, что он сделал. Одно только воспоминание заставляет меня сжать бедра вместе, заставляет меня ощутить бунтарское искушение снова не подчиниться какому-то его указанию, чтобы я могла ощутить ту смесь боли и удовольствия, которую доставил мне ремень.

Медленно я выскальзываю из кровати, проверяя свои мышцы. Я окоченела от часов, проведенных привязанной к этому стулу, болела от того, что сделал Каин, и все еще липкая от последнего. Я хочу еще раз принять душ, и хотя я не уверена, здесь ли еще Каин, как обещал, я склонна пойти помыться, прежде чем узнаю.

Горячая вода приносит блаженство. Я долго стою под душем, позволяя теплу впитаться в мои напряженные мышцы, и задаюсь вопросом, действительно ли Каин все еще здесь. Я не удивлюсь, если он просто ушел. Он получил то, что хотел, не так ли?

Но на этот раз в нем было что-то более напряженное. Меня охватывает дрожь, когда я думаю о крови и насилии, произошедшем сегодня утром, о выстрелах и криках, о полной безжалостности, с которой он спас меня от моих похитителей. После этого он разозлился на меня, и как бы мне ни хотелось утверждать, что я не его, чтобы меня наказывать, я в определенной степени понимаю его точку зрения.

То, что я сделала, было глупо, теперь я могу это признать. И я подвергла его опасности. Я думаю о том, что с ним могло что-то случиться, о том, что он мог быть ранен или еще хуже, пытаясь спасти меня, и мой желудок неприятно сжимается. Если бы это произошло, это была бы моя вина.