Мой желудок сжимается, когда я смотрю на фотографию. В ту минуту, когда я это вижу, у меня не возникает сомнений, что эти люди имеют какое-то отношение к тому, кого я поймал возле дома Сабрины.

— Ты видел, куда они направлялись? — Я смотрю на Миллера, гнев сводит мой желудок.

— Я думаю, они собирались уехать из города. Джош увидел, как они возвращаются к шоссе. Но в остальном я не совсем уверен. Кажется, они не делали ничего необычного, просто разъезжали, но…

— Пусть пара офицеров патрулирует дорогу, ведущую в город, — рявкаю я, пихая ему фотографию. — Если вы увидите кого-то еще, подходящего под это описание, я хочу знать. И я хочу, чтобы их остановили и допросили. Приведите их на станцию, если будет сопротивление.

— Вы уверены, что это… — Миллер замолкает, увидев выражение моего лица, и быстро кивает, хватая фотографию. — Хорошо, босс.

Я беру телефон, как только он выходит из офиса, и тут же набираю номер Сабрины. Я написал ей сегодня утром, чтобы узнать, как она себя чувствует после того, что я сделал с ней вчера вечером, но мы разговаривали недолго. Она не казалась особенно замкнутой, но я заметил в ней одну вещь: после секса ей, кажется, нужно пространство. Как будто ей нужен момент, чтобы смириться с тем, чем она позволяет себе наслаждаться.

Я готов дать ей это пространство и время… пока.

Я не утруждаюсь текстовыми сообщениями. Это слишком важно, чтобы ждать и смотреть, ответит ли она.

Телефон звонит три раза, и когда она берет трубку, мне не терпится пойти и показать ей, что происходит, когда она не берет трубку, когда я звоню. Раздражение и тревога заставляют меня сжиматься, и я так сильно стискиваю зубы, что чувствую, как сухожилия на шее сводят судорогой, когда я слышу ее голос по телефону.

— Каин? Все в порядке?

— Нет. — Слово звучит отрывисто, резче, чем я хочу, и я не хочу ее напугать, вообще-то, меньше всего я хочу, чтобы она испугалась. Но все, о чем я могу думать сейчас, это возможность того, что кто-то другой может наблюдать за ней, подстерегая ее, ожидая, чтобы забрать ее у меня.

— Я… Каин, ты меня пугаешь. — Ее голос слегка дрожит. — Что происходит?

— Один из моих офицеров видел пару парней, похожих по описанию на человека, которого я поймал возле твоего дома, бродившими по городу. Он сказал, что они ушли, но теперь меня беспокоит, кто еще может за тобой наблюдать.

Я слышу, как она медленно и прерывисто вздыхает.

— И что мне делать?

— Оставайся внутри, — немедленно говорю я. — Как можно больше. Просто оставайся дома, пока я не разберусь, что происходит. Не ходи в свой книжный клуб, не ходи куда-нибудь поесть и вообще не делай ничего, что тебе не обязательно делать, пока я не получу дополнительную информацию о том, кто эти ребята и чего они хотят. Хорошо?

Она колеблется, и мое раздражение тут же возрастает.

— Сабрина, мне нужно услышать, как ты говоришь «да», и что ты меня понимаешь.

— Каин, это неразумно. Я не могу просто спрятаться в своем доме…

— Ты можешь, и ты это сделаешь. — Мысль о том, что один из этих мужчин схватит ее, заставляет меня чувствовать себя убийцей. Меня охватывает собственнический гнев, но есть и кое-что еще. Неожиданное чувство защиты. Не только то, что она принадлежит мне, но и то, что она моя, и мое желание чтобы она была в безопасности.

Ты теряешь самообладание, твердо говорю я себе, заставляя себя сосредоточиться на текущем разговоре.

— Сабрина, я не шучу.

— Я тоже, — резко отвечает она. — Я провела всю свою жизнь в клетке и в рамках правил, Каин. Ты не мой отец и даже не мой парень. И я…

— Тогда выслушай меня в официальном качестве, — рявкаю я. — Ты можешь быть в опасности, Сабрина. Не позволяй своему упрямству поставить тебя в ситуацию, из которой ты не сможешь выбраться…

— Я не упрямлюсь, — парирует она в ответ. — Я пытаюсь жить своей жизнью. Как долго ты собираешься заставлять меня сотрудничать, Каин? Я только начинаю заводить друзей и обосновываться здесь. Какое оправдание я придумаю для Мари и остальных?

— Я нашел мужчину возле твоего дома…

— Я не хочу, чтобы они об этом знали. — Голос Сабрины напряжен, и ясно, что она не собирается легко отступать. — Каин, это безумие…

— Нет, это не так. Тебе нужно меня выслушать. Просто дай мне несколько дней.

— Сегодня вечером у меня собрание книжного клуба…

— Нет, ты не понимаешь, — огрызаюсь я и слышу, как она очень тихо замолкает на другом конце провода. — Просто послушай меня, Сабрина. Пожалуйста.

Пожалуйста, — это слово пугает меня так же, как я думаю, это поразило и ее. Я слышу, как она делает длинный и медленный вдох, и тишина затягивается еще на несколько мгновений, прежде чем она наконец выдыхает.

— Хорошо, — говорит она наконец. — Но всего несколько дней, Каин. Потом я вернусь к своей жизни.

— Ладно. — Я делаю паузу на мгновение, чувствуя, что должен сказать что-то еще, но она не дает мне шанса. Линия обрывается, и я понимаю, что она повесила трубку.

Один шаг вперед, два шага назад. Заставить Сабрину полностью поддаться моим чарам оказалось сложнее, чем я ожидал. Но я ничего не смогу сделать, если она подвергнет себя опасности.

Я разберусь с ее гневом на меня позже. Сейчас меня больше волнует, чтобы эти мужчины, с кем бы они ни были связаны, не добрались до нее.

20

САБРИНА

Прошло уже двадцать четыре часа с тех пор, как Каин почти поместил меня под неофициальный домашний арест, и я настолько беспокойна, что даже запланированный визит агента Колдуэлла приносит облегчение.

Я даже забыла, что он должен был меня навестить. Между моими быстро развивающимися отношениями с Каином, моими усилиями по-настоящему приспособиться к людям здесь, в городе, и беспокойством о том, кто крадется по моему двору, Колдуэлл оказался в самом глубине моего сознания. Но когда он стучится в мою дверь, и я вижу за окном его черный автомобиль, мой желудок сжимается от смешанного беспокойства и облегчения. Облегчение, потому что есть что-то, что разбавляет монотонность. Тревога, потому что я не знаю, как много из того, что происходит, мне следует ему рассказать.

О моих «отношениях» с Каином? Вряд ли, учитывая, что я даже не знаю, как начать описывать эту ситуацию между мной и Каином кому-то вроде Колдуэлла, не краснея и не желая умереть от смущения. Мужчине, расхаживающему по моему двору, и тех, кого Каин видел в городе? Я знаю, что мне следует что-то сказать по этому поводу. Теоретически Колдуэлл мог бы помочь Каину выяснить, кто именно эти люди. Я не могу себе представить, чтобы помощь ФБР в этом была бы для Каина чем-то иным, кроме как полезной.

Но правда в том, что я не хочу, чтобы Каин знал о Колдуэлле.

Я уже на грани, беспокоюсь, что Каин может проехать мимо или неожиданно появиться, и тогда мне придется объяснять о себе всякие вещи, которыми я не готова поделиться и даже не знаю до конца, смогу ли я это сделать, и хочу ли я.

Я не хочу, чтобы он знал правду о моей семье и о том, почему я здесь. Возможно, он уже знает, что я нахожусь под защитой свидетелей, учитывая, что он здесь шериф, но я не хочу говорить ему больше, если в этом нет необходимости. Предоставление Колдуэллу этой информации приведет к тому, что Каин узнает обо всем этом. И что еще хуже, если Колдуэлл решит, что эта новая угроза означает, что меня нужно снова переселить, меня вообще переселят в другое место.

Как бы сильно я не не любила Риверсайд, когда впервые сюда приехала, он мне начал нравиться. У меня появилась подруга. У меня есть Каин и все, на что он открывает мне глаза. И хотя я не могу сказать, что не вернулась бы в Чикаго, если бы могла, я определенно могу сказать, что не хочу начинать все сначала, в совершенно новом, незнакомом месте.

— С тобой все в порядке? — Спрашивает Колдуэлл, когда я впускаю его в дом, явно уловив мое настроение. — Тебе все еще трудно приспособиться?

— Уже лучше. — Я веду его на кухню, открываю холодильник, чтобы посмотреть, что ему предложить, достаю воду и наливаю ему стакан, не дожидаясь, пока он спросит. Мне нужно что-то сделать с руками.