Навард что-то заворчал, но Кэларьян уже спускался в холл, чувствуя, как отступившая паника покрыла все тело испариной. Как не вовремя! Что бы ни понадобилось герцогу, неужели это не могло подождать до утра?

— Что стряслось? — спросил он с середины лестницы, давая отдых разбитому колену и пытаясь унять раздражение. Рыцарь поднял голову — его серьезное лицо заставило Кэларьяна устыдиться. Возможно, кто-то болен или что-то случилось с леди Ливией, и придворный лекарь надеется на его знания, но тогда его придется разочаровать — глорпская медицина не для южан. Они не будут пить оленью кровь и обливаться ледяной водой.

— Магистр, я должен отвести вас во дворец, собирайтесь, — этот тон не допускал возражений.

Кэларьян скрестил на груди руки, готовый отказать самому Дагоберу, лишь бы скорее выпроводить гостя и заниматься проблемой, куда более важной.

— Я никуда не пойду, пока не пойму, что случилось.

Рыцарь оглядел его ночную рубашку и голые ноги так, будто и сам не понимал, стоит ли этот старый философ такой чести. Потом он сделал нетерпеливый жест Наварду, чтобы тот не подслушивал. Слуга поплелся в кухню, а Кэларьян преодолел последние ступеньки и встал перед рыцарем. Тот наклонился к самому его уху:

— На город наступают войска, — зашептал он. Кэларьян сморгнул, не сразу понимая смысл. — Два дня назад перешли границу с Беренией. Авангард будет здесь утром.

Несколько мгновений он вообще не понимал того, что услышал. Все мысли были заняты Ригелли, но постепенно образ сотен марширующих солдат заполнил сознание. Последний раз он видел действующую армию лет пятнадцать назад, и давний страх перед огромной силой снова зашевелился где-то в желудке — сейчас Кэларьян был не на той стороне.

— Нас обвиняют в укрывательстве казначея Берении и краже королевских налогов. Мы отправим гонцов к Вилиаму Светлому, — рыцарь нетерпеливо переступил с ноги на ногу, — и лорд Дагобер рассчитывает, что, как бывший советник короля, вы нам поможете. Время есть до рассвета. Прошу, скорее!

Кэларьян молча кивнул и стал вновь подниматься, неловко отставляя вбок больную ногу. Поравнявшись с Гансвардом, он схватил его за рукав:

— Ганс, — он постарался, чтобы тот понял, насколько это серьезно. — Карланта…

— Я пригляжу за ней.

— Умоляю, побудь рядом до утра. И пусть никуда не выходит, пока я не вернусь! — он потряс руку друга и захромал в свою комнату.

Спустя два поколения Берения вновь подняла голову, чтобы стать свободной, — Ригелли предвещал это еще до подписания мира и убеждал короля избавиться от местной знати. Имя учителя снова причиняло боль. Кэларьян почти привык думать о нем не как о близком человеке, а как об одном чиновнике из ряда прочих, и за эти годы научился отделять в памяти его образ при дворе, в форменном камзоле со львом; и дома, в мантии у колб и реторт. Первый Ригелли был королевским советником, главным писарем и магистром Университета, а второй — безумцем, сгубившим много жизней, в том числе и жизнь Эмилии. Пока Ригелли был мертв, можно было говорить об одном и прятать на задворках памяти другого. Но сейчас дрожь пробирала всякий раз, как звучало это имя. Кэларьян молчал, но оно все равно звенело в его голове, как набат, и мешало сосредоточиться. Когда он спустился, одетый для приема у герцога, и пошел во дворец, то не слышал ничего, что говорил рыцарь, и думал только о кошмарном сне. Воистину, никакой армии не стоило бояться так, как Ригелли.

Солнце стояло совсем низко над предгорьем, освещая тропу, проложенную в снегу отрядом, направлявшимся к Гудамскому перевалу. Шестьдесят всадников двигались колонной, подняв синие знамена и открыв гербовые накидки с лилией на груди. Кортеж, неуместно торжественный в дикой глуши, должен был встретить принца и, чем раньше тот поймет, чей это отряд, тем меньше будет проблем.

Равнина резко поднималась навстречу Волчьим горам, снег здесь еще не сошел до конца, задерживаясь на северных склонах, но дорога через перевал выглядела проходимой и была широкой и ровной, как доска. Наступил шестой день пути, уже к обеду всадники должны были оказаться по другую сторону хребта, но следов отряда принца все еще не было видно. А с тех пор, как прошел снегопад, Фронадан тревожился еще сильнее — теперь они могут и не узнать, в какую сторону направился Адемар. Конечно, еще оставалась надежда, что он ждет подкрепление в долине за перевалом, но рассчитывать на это, сказать по правде, не стоило.

На самом деле, Фронадан не мог упрекать принца за желание как можно скорее возглавить войска. После смерти Лотпранда дело приняло серьезный оборот и в армии требовалось присутствие наследника. «Лишь бы он ждал меня там», — повторял он про себя, как молитву.

Когда солнце вошло в зенит, передовой разъезд въехал в проход между скал, поднимаясь к верхней точке перевала. Дорога изгибалась петлей, прежде чем открыться в долину, и нельзя было забывать о возможной засаде. Через некоторое время разведчики снова появились на этой стороне, показывая знаками, что путь безопасен. До них было еще далеко, но Фронадан заметил, что его люди чем-то обеспокоены. Один из них вновь скрылся за скалой, а другой помчался галопом обратно. Граф почувствовал, как тревога, державшая его в напряжении все эти дни, собралась в один большой пульсирующий ком, и дал Гортмару шпор.

— Что там? — закричал он еще издалека.

— Сир, с той стороны нечто странное! Там был пожар, у леса!

В этой глуши у дороги не было никаких строений вплоть до самого монастыря, и Фронадан не на шутку встревожился. Всадники разогнались, оглашая перевал грохотом копыт, и стрелой вылетели из-за поворота в долину. Страшное зрелище открылось их взору — громадное, уродливое пепелище раскинулось на целых сорок локтей. Вокруг, насколько хватало глаз, земля не держала снег, будто до сих пор не остыла. Черное пятно разбросало длинные языки, как клякса, и не все из них пачкали землю сажей. Некоторые были кроваво-красными.

Сжав зубы, Фронадан устремился вперед. Подъехав ближе, он различил в обугленной куче остов сгоревшей телеги: вон там валялось колесо, здесь торчал пустой хомут. Трупы лошадей лежали один на другом, соединившись в пламени воедино. Но самым ужасным было то, что с другой стороны пепелища показались сложенные рядом черные кости людей.

Какое-то движение заметил он справа от дороги и выхватил меч из ножен. Но это оказался одинокий человек, старик монах, до неузнаваемости вымазанный гарью и землей; он медленно брел по узкой тропе из пепла. Найдя взглядом место, откуда он шел, Фронадан увидел едва раскопанную землю и кости, уложенные в братскую могилу.

Фронадан осадил коня прямо перед монахом. Тот, казалось, только сейчас заметил отряд. Его руки были по локоть облеплены сажей, а на почерневшем лице виднелись две светлые полосы от слез. Пустой взгляд говорил о том, что он предпочел бы никого не видеть.

— Что здесь произошло? — Фронадан пытался сохранить остатки вежливости в охватившей его буре чувств. Он спрыгнул с коня и бросился к трупам, отвратительный запах которых сразу ударил в нос.

— Что произошло? Кто эти люди и был ли среди них принц Адемар? Здесь был принц Адемар?! — Фронадан схватил старика за плечи, так как тот не отвечал, намереваясь взять следующий скелет и оттащить его за дорогу к могиле. Монах поднял на него глаза, потом осмотрел остальных рыцарей, верховых и спешившихся.

— Принц Адемар — с трудом прохрипел он, — был здесь. Он покинул монастырь с Гудамскими сестрами. Обещал защиту. Но им не нужна была защита. У них нет ничего, что можно отобрать.

— Вы видели их? Кто напал на отряд?

Монах покачал головой:

— Я живу далеко в лесу. Я слышал крики. Упокой, Единый, их души.

Фронадан молча сжал плечо старика и отпустил, не желая мучить. Медленно повернулся он к пепелищу, боясь самого худшего. Большинство тел ещё оставались в куче пепла или сами превратились в пепел; некоторые из вытащенных были завернуты в обрывки ряс, а некоторые облачены в остатки доспехов, но все одинаково обугленные до костей. Фронадан наклонился над одним, потом над другим, очищая сталь от грязи. Он искал герб Саврайсов, но ткань на большинстве лат сгорела, так что нагрудники рассыпались кучей пластин. Оставались лишь украшения золотых поясов, фигурные пряжки и бляхи конской сбруи.