— Когда он наставил на меня нож, я испытала такой страх, что знала — надо бежать, спасаться. Но мое тело будто отказало, я не могла сдвинуться с места. Словно находилась в ужастике. — Я отодвигаю кожаный ворот рубашки, показывая трехдюймовый шрам. — Вот что осталось от той ночи.

— Не знаю почему, но вместо того чтобы убить меня, он просто рассмеялся и ушел. Не знаю, сколько времени прошло, пока меня нашли — я сидела, обняв маму. Я уже выплакала все слезы и просто ждала, что проснусь и все окажется сном.

Лука неожиданно подтягивает меня к себе, усаживая на колени. В его жесте есть какая-то странная интимность, как будто его присутствие делает мою уязвимость безопасной. Это и есть то, что терапевты называли бы «травмой». Но, несмотря на всю жестокость Луки Армани, он — единственный, кому я смогла рассказать это и не утонуть в этой памяти с головой. Словно он удерживает меня на поверхности, помогая не сбиться с пути. Это то, что все эти годы питало мою жажду мести. Единственное, что придавало смысл моим дням.

— Вскоре после этого мой отец снова женился и стал жить дальше. А я… не могла. Со временем, когда я выросла, о матери, казалось, стерли все воспоминания, словно ее никогда не существовало. Полиция назвала это случайным ограблением, но я не могла поверить, что дело было лишь в этом.

— Годы я провела, пытаясь разобраться в том, что случилось. Занималась учебой, делала все, что хотел отец. Но постепенно поиски правды стали смертельной одержимостью. Сначала я не знала, с чего начать, но с годами начала проникать в дела отца, разузнавать о его партнерах. Я поняла, что перед тем нападением его финансовое положение было далеко не лучшим. После смерти матери на его счет поступила крупная сумма, спасшая его от банкротства. Я не знала, было ли это наследство со стороны мамы, потому что о ее семье я знала мало. Или он сам как-то участвовал… Возможно, это было заказное убийство.

Я смотрю на Луку, осознавая, что уже машинально вытираю кровь у его губ. Его челюсть напряжена, он молчит, просто слушает.

— Лишь когда я встретила Дмитрия, мои подозрения подтвердились: только одна известная семья носила маски. — Его взгляд становится мрачнее. — Я заключила с ним сделку, чтобы разрушить одного из его конкурентов. Мистер Далиан вел темные дела с отцом Дмитрия. Ему нужен был кто-то, кто сможет подступиться к нему, незаметно добыть доказательства для передачи в полицию. Это разрушило его бизнес. Он едва избежал тюрьмы, его репутация была уничтожена, и легальные партнеры отвернулись от него после громкого скандала.

— Я знаю, что отец Дмитрия связан с Братвой, но я готова пойти на все, чтобы найти нужную мне информацию. В конце концов, кто бы вообще подумал, что такая женщина, как я, способна в одиночку погубить столь могущественного человека. И в этом кроется его слабость.

— Мой отец очень строго следит за тем, куда я езжу, — продолжаю, пока Лука молча следит за мной. — Особенно за пределы страны. Я никогда не могла исследовать наследие матери, не знаю никого из ее семьи, если кто-то из них вообще существует. Поэтому пришлось быть хитрой, чтобы уговорить его отпустить меня сюда, в Нью-Йорк. Мне нужно было остаться здесь на два месяца, поэтому я прикинулась, что хочу следить за учебой своего сводного брата. Он увлекается спортом и занимался здесь в летнем лагере. Поэтому я сказала, что присмотрю за ним. Я знала, что мачеха, Сара, подтолкнет отца разрешить мне остаться. Она всегда мечтала, чтобы мы стали хоть чем-то похожим на семью.

С тех пор как умерла мама, отец, мягко говоря, потерял контроль. Он делал то же самое и с новой женой, зато обещал своему сыну все богатства мира. Я почти уверена, что он просто не хотел, чтобы я отходила далеко, из-за того, что случилось с мамой и его собственного участия в этом. Мне только нужно было окончательно подтвердить свои подозрения.

— Когда я все-таки добилась своего, Дмитрий рассказал мне кое-что о семье Армани — с дружеским предупреждением, — усмехаюсь я. — Которое, как я вскоре и сама поняла, в полной мере относится к тебе, главе мафии здесь. Хотя он никогда не говорил об этом открыто, только что ты опасен и мне лучше держаться подальше. — Я вытираю кровь под его подбородком. — Когда ты нашел меня в особняке в ту ночь, я искала хоть что-то — контракт, трофей, белую маску, одного из Гончих — хоть что-то, что помогло бы подтвердить мои подозрения о причастности отца. Подозревать его и обвинить — вещи разные. Мы с отцом договорились, что у меня есть только один год, чтобы доказать свою состоятельность перед перспективой замужества. У меня осталось всего несколько месяцев, чтобы доказать его вину. Ты, возможно, считаешь меня глупой. Но это единственное, за что я держалась с тех пор, как у меня забрали маму. Я была единственной, кому было не все равно. Я должна упечь этого ублюдка за решетку.

Моя рука опускается по его груди, но он останавливает ее на уровне своего сердца.

— Так ты охотишься на человека, убившего твою мать? — Лука спрашивает осторожно.

Конечно, охочусь. Но если я откроюсь Луке, это станет смертельным риском. Я знаю, кто ее убил. Если бы Лука знал, кто моя конечная цель, меня бы уже не было в живых.

— Я хочу ясности. Хочу разоблачить отца как чудовище, которым он и является, — в моем голосе звучит ненависть. — Изо дня в день люди превозносят его успех. Успех, который он построил на костях моей матери, отнявший у меня даже самую малость безопасности и заботы в детстве. Я его ненавижу и не успокоюсь, пока он не сядет за решетку. Я хотя бы этим обязана маме. Чтобы она знала, что ее не забыли. Я хочу уничтожить его.

Мой выдох выходит прерывистым. Словно я снова в кабинете психолога, куда отец отправлял меня, платя баснословные деньги, лишь бы «исправить» свою дочь.

Лука кажется невозмутимым после моего признания.

— Я могу сделать это за тебя, — произносит он. — Могу заставить его стоять перед тобой на коленях и умолять о прощении. Черт, да я с удовольствием сам пущу ему пулю в лоб. Только вот тайные сделки существуют не просто так. Не все можно отследить, Ара.

— Если бы ты мог… Чего бы ты хотел взамен? — Тихо спрашиваю я. — Все, чего я достигла, с помощью лжи и интриг. Я разрушала чужие жизни, чтобы довести дело до конца. И даже если приставить мне пистолет к виску, я не остановлюсь.

— Ты просто сменишь одни кандалы на другие, — с усмешкой говорит он, отодвигая мой парик цвета клубничного блонда. — Кажется, ты все еще что-то от меня скрываешь. Но запомни, Арабелла Бароне, ты от меня не сбежишь. Ты можешь прожить всю жизнь, так и не найдя искомого подтверждения. Я не говорил, что я добрый. Я говорил, что ты моя. Мне не нужно ничего сверх того, что ты уже отдала, Ара. Потому что теперь ты — моя.

Ненавижу его высокомерие. Он так уверен, что я, как послушная собачка, приду по первому его зову. Между нами повисает странное напряжение. Не знаю, игра ли это или пожизненный приговор. Я стараюсь подавить в себе то тревожное чувство, что Лука во мне пробуждает, смесь ненависти, желания и чего-то еще, в чем не хочу признаваться. Не могу признаться, потому что не будет ли это значить, что я готова отдать дьяволу то, чего он жаждет?

Я, может, и не знаю наверняка, что чувствую к этому монстру. Но я точно знаю одно.

— В конце концов, твоя семья убьет меня, как и мою мать, — говорю я.

Его губы поджимаются, но он наклоняется ко мне, как будто его притягивает моя уязвимость. Пугающая реальность проникает в меня. Смерть моей матери могла произойти не от рук Луки, и, возможно, он не был тем незнакомцем, который приставил лезвие к моему горлу. Но он точно будет тем, кто сломает меня.

— А если я пообещаю тебя защитить? — Спрашивает он, так близко, что его нижняя губа касается моей верхней. Я даже не успеваю ответить.

— Тогда я назову тебя лжецом, — шепчу, ощущая, как его язык мягко касается моего. Я чувствую его вкус — кровь и мужскую силу. Дикое, невысказанное обещание и предупреждение.