Пич ставит «Маргариту» перед Алексом, а затем и передо мной. — Тогда мы просто повеселимся здесь. Мы можем посмотреть те ужасно скучные праздничные фильмы, которые ты любишь. О! Не хочешь выгнать мальчиков и испечь что-нибудь вместе? О, о! Пожалуйста, сделай шоколадное печенье.

— Ты не выгонишь нас, если Элла будет печь печенье, — ворчит Ахиллес. — А если печенье и будет, то оно будет с двойным шоколадом.

— Заткнись, пещерный человек. Мы делаем то, что хотим. — Она дьявольски улыбается ему. — Может, мы выгоним тебя и сделаем двойной шоколад.

— Рен прав. Тебя нужно трахнуть. Твой мудацкий характер становится все хуже.

Мы все смеемся над этим. Ну, кроме Пич. А когда я слышу редкий, но такой восхитительный, гравийный смех Криса… все мое существо тает.

На секунду мне кажется, что так и должно быть. Я в его объятиях, смеюсь с друзьями. Потом я вспоминаю Меган. И желание разозлить его берет верх.

Схватив напиток, который дал мне Пич, я допиваю его и ставлю обратно на стол. — Черт. Это хорошо.

Я быстро встаю, чтобы Крис не смог меня удержать, и выхожу из комнаты на другую сторону прихожей, где находится кухня. И на ходу кричу, — Я сделаю оба гребаных печенья.

И я отталкиваю Криса, потому что знаю, что он этого терпеть не может.

— С ней все в порядке?

Я слышу, как Алекс спрашивает, но не отвечаю.

Я не слышу остальной части разговора, так как начинаю сосредотачиваться на выпечке. Я разогреваю духовку, беру миску из шкафа и ингредиенты из холодильника.

Я открываю духовку, готовая засунуть внутрь противень с шариками теста, которые я только что раскатала, когда чувствую за спиной чье-то присутствие. Я заканчиваю, устанавливаю таймер на духовке и уже собираюсь повернуться, когда две руки хватают меня за бедра, с силой прижимая к прилавку.

Я пытаюсь вывернуться, но он хватает меня за волосы и наклоняет к себе, пока моя щека не оказывается на мраморной столешнице.

— Отпусти меня, гребаный мудак.

— Элла, — прорычал Крис мне в ухо. — Я хочу открыть тебе один секрет.

Он толкает свои бедра вперед, чтобы стойка больно уперлась в мою и чтобы я почувствовала его стояк на своей попке. — Веди себя как леди, и с тобой будут обращаться как с леди. Веди себя как грубиянка, и тебя будут трахать как грубиянку.

Он раздвигает мои ноги и делает так, чтобы я не могла их сомкнуть. Его пальцы обхватывают мое предплечье, скользят вниз к запястью, а затем к руке, оставляя за собой шлейф жгучей потребности везде, где они касаются. Он нежно играет с моим средним пальцем.

— Это был этот?

— Серьезно? — Я насмехаюсь над ним, но не в силах остановить страх, сковывающий мой желудок. — Ты собираешься изображать босса мафии и отрезать мне палец за то, что я подставила тебе птичку?

— Ответь на мой вопрос, сладкая.

— Да. Доволен?

— Я буду счастлив, когда заставлю тебя пожалеть о том, что ты вела себя как маленькая соплячка на глазах у всех своих друзей.

Другой рукой он стягивает мои свободные шорты и трусики в сторону, затем с силой просовывает мою руку между ног, крепко держась за средний палец.

— Тебе снится сон, — простонала я, толкаясь бедрами, чтобы вырваться из его рук.

Когда мои извивания не помогают, меня охватывает паника. — Крис… не надо. Все в другом конце коридора.

Мой голос упал до шепота. У нас нет дверей между кухней, прихожей и гостиной. Только большие рамы без дверей, разделяющие три разные части первого этажа.

— Стоп.

Все еще придерживая одной рукой мою одежду, он заставляет меня проверить вход одним пальцем.

— Я остановлюсь только тогда, когда пойму, что ты не получаешь удовольствия. Твоя очень мокрая киска говорит мне, что ты получаешь удовольствие.

Хриплые гласные, которые он произносит негромко, чтобы никто не услышал, глупо удваивают мою влажность.

— Я не наслаждаюсь. — Я пытаюсь отнекиваться, но задыхаюсь, когда он обводит мой вход моим же пальцем. — Любой может войти. Любой может услышать.

— Тогда тебе лучше вести себя очень тихо. Прошепчи «прости, папочка, что была такой грубой девочкой».

Я пытаюсь покачать головой, упираясь в стойку, но это не удается, поэтому я заставляю себя произнести это слово. — Нет…

— А-а-а. — Он проталкивает кончик среднего пальца внутрь меня, заставляя мой рот раскрыться. — Попробуй еще раз, детка. Не волнуйся, мы можем сделать это медленно и аккуратно, пока ты не усвоишь урок.

Нет, мы не можем. И он это знает. Любая из моих подруг может зайти на кухню.

Когда он проталкивается дальше, я чувствую, как сжимается вокруг моего пальца. Черт, мы едва вошли на две костяшки, а я уже схожу с ума.

— Сладкая, — рычит он позади меня, плотнее прижимаясь к моей попке. — Извинись, и я смилостивлюсь над тобой.

Неловкость, с которой он управляет моим пальцем, тот факт, что он не может полностью войти в меня и что это всего лишь один палец, сводит меня с ума по одному толчку за раз. Этого мучительно мало.

Крис чувствует тот самый момент, когда я пытаюсь оттолкнуться от наших соединенных рук. Он использует это против меня, выталкивая палец из меня и держа его на расстоянии вытянутой руки.

— О, детка, посмотри, какая ты нетерпеливая. Будь для меня хорошей девочкой, чтобы я мог дать тебе то, что тебе нужно.

Хотелось бы мне сказать, что я дважды подумала об этом. Но это не так. Это вылетает у меня изо рта естественным образом.

— Прости меня, папочка, — отчаянно шепчу я.

— За что?

— За то, что была грубиянкой.

— Вот она. Это было не так уж сложно, правда?

Когда он снова входит в меня, мне приходится прикусить губу, чтобы не выпустить стон. Это не только мой средний палец. Он использует и средний, и безымянный пальцы, и удовольствие, которое это вызывает, заставляет меня дрожать.

— Ты снова будешь ругаться на меня? — мягко спрашивает он, заставляя меня оттолкнуть пальцы.

— Не буду, папочка, — стону я так тихо, как только могу. — Пожалуйста, мне нужно кончить.

— Ты хочешь, не так ли?

Мое хныканье — единственный ответ, который мне удается ему дать. Он проталкивает мои пальцы глубже, и я сама изгибаю их, чтобы добраться до волшебной точки.

— Подожди, — приказывает он, словно отдавая приказ дрессируемой собаке. Я дрожу от нужды, почти задыхаюсь, так близко к краю.

— Маленькие непослушные дети получают более жесткие правила. С этого момента ты будешь кончать только от моих пальцев, члена или языка, тебе ясно? Наслаждайся ощущением пальцев глубоко внутри своей пизды, сладкая, потому что тебе больше не позволено заставлять себя кончать. Ты принадлежишь мне, и твои оргазмы принадлежат мне.

Вытащив пальцы из моей киски, он шлепает меня по клитору, посылая по телу еще одно ошеломляющее ощущение, от которого у меня подкашиваются колени.

— Это понятно? — рычит он. В то же время он отпускает мою руку, и я чувствую, как он расстегивает свои брюки позади меня.

— Да, папочка, — прохрипела я, моя голова плывет от чистого вожделения.

Я не очень понимаю, на что соглашаюсь. Знаю только, что кончик его члена прижимается к моему входу, и я больше не могу думать здраво.

— Это моя девочка.

Он резко входит в меня, и мое тело растягивается вокруг его члена.

— О Боже, — хнычу я. — Помедленнее, пожалуйста.

Отстранившись, он поглаживает меня по пояснице. — Глубоко дыши. Ты знаешь, что можешь взять меня.

Я трепетно выдыхаю, и стон удовольствия вырывается у него, когда он погружается глубже. — Вот так, ты делаешь это так хорошо для меня.

Он отстраняется и снова входит глубже. Через несколько ударов он достигает дна внутри меня.

Остановив свои движения, он подносит руку к моему потному лбу и отводит пряди волос.

— Я заставлю тебя кончить на моем члене, сладкая. Тебе заткнуть рот кляпом, чтобы никто тебя не услышал?

Он завершает свой вопрос коротким толчком, который заставляет меня хныкать.