— Я её прогнал, — отвечаю ровным голосом.

Капец радостно хлопает ручищами друг о друга.

— Это было самое правильное решение! — счастливо ухмыляется. — Давно пора! Я ж говорил, что от них вред один…

— Хватит, — поднимаюсь на ноги. Обсуждать случившееся за последнее время и расспрашивать о делах поместья совсем не хочется. — Я спать. Где тебя разместили, пока нас не было?

Капец почему-то морщится. Будто не о заселении в общежитие вспоминает, а ноющий зуб трогает.

— Нас разместили в свободных комнатах, — отвечает так, словно не желает вдаваться в подробности. Но слово, которое он не хочет произносить, я всё равно замечаю.

— Нас?

Тролль отводит взгляд.

— Эму тоже определили в отряд вечных, — будто оправдывается он. — В наказание — и вообще. Ему, порченному, всё равно в поместье больше дороги нет. Привёз его сюда, к Ястребам на перевоспитание.

Вот значит как. И этого ко мне поближе. Так хотят, чтобы его поскорее прикончили? Не Макс убьёт, так на заданиях сгинет. Дёшево и сердито.

— А Ангвар? — вспоминаю ещё одного недобра молодца. — Что с ним?

Капец улыбается, обнажая клыки:

— Отбыл, голубчик, на границу. Больше пока никаких вестей не было.

Киваю. Значит, о дядюшке можно пока не беспокоиться. А вот что касается Эмы…

— Не факт, что простому преступнику разрешат теперь с нами остаться, — произношу спокойно. — Теперь у Ястребов многое изменилось. В первую очередь — статус.

Капец охотно кивает:

— Само собой, мастер. Я тоже так думаю.

На этом мы отправляемся по комнатам. Наконец-то.

Вхожу в свою. За время моего отсутствия ничего не изменилось. Только пусто как-то, без феи-то… Краем глаза ловлю в углу знакомое зелёное сияние. Нет. Просто показалось. Да и феи мне такие больше не нужны. Предательница.

Тихий стук раздаётся в тот момент, когда я собираюсь раздеваться. Неужто Капец ещё что сказать забыл? С него станется.

Рывком распахиваю дверь — и удивлённо замираю.

Если кто за это время и изменился, так это рыжий Эма. Где тот нахальный бугай, который только и мечтал устроить со мной поединок? Он заметно похудел и даже кажется меньше ростом. Не потому что реально уменьшился, просто слегка горбится, будто ожидает удара под дых.

Рыжая шевелюра превратилась в короткий ёжик, а глаза запали и лихорадочно светятся, будто у больного. Шрамов, правда, никаких не видно: лечившая его Фати дело своё знает.

Некоторое время мы молча разглядываем друг друга, словно примериваясь. Наконец рыжий отвешивает лёгкий поклон.

— Приветствую, родич.

Ишь ты, как заговорил! Признал за родственника, какое счастье.

— Если ты пришёл поздороваться, то не стоило, — отвечаю неприветливо. Ничего не могу с собой поделать: в рожу не бью, и то радость.

Пытаюсь захлопнуть дверь, но рыжий шустро хватается за край полотна, мешая мне это сделать.

— Не только поздороваться, — отвечает он. — Удели мне время для разговора. Хоть немного.

С полминуты прикидываю, что лучше: прищемить ему пальцы или подпалить остатки волос на башке. В всё-таки выбираю самый мирный вариант. Не люблю агрессии сверх необходимого. Поэтому выхожу в коридор и аккуратно прикрываю дверь.

— Что ж, будь по-твоему, — складываю руки на груди. — Рассказывай, что там у тебя.

Эма криво ухмыляется и вдыхает поглубже.

— На самом деле я тебя ненавижу, — глядя на меня кристально честными глазами, произносит он.

Киваю:

— Насчёт этого я уже догадался. Расскажешь что-нибудь новое?

Но Эма продолжает, будто меня не услышал:

— Точнее, я всегда считал, что ненавижу. Но, когда лежал в лазарете, понял, что просто тебе завидую.

— Чему же, интересно? — усмехаюсь я. Даже обидно как-то за беднягу Максина становится. С самого рождения столько пережил, а оказывается, ещё и зависть вызывал. — Тому, что у меня не было доступа к Источнику? Или тому, что Иерарх взял мне на замену другого наследника?

Рыжий мотает бритой головой и ухмыляется ещё шире. А у меня закрадываются смутные сомнения в крепости его рассудка. Мало ли как на него в прошлый раз Бездна подействовала. Ещё и я приложил от души душевно.

— Нет, — развеивает он мои сомнения. — Моя связь с Источником всегда была слишком слабой. Слабее — только у тебя. Родители даже второго ребёнка у кайзера выпросили, чтобы не позорить семью таким наследником, как я.

Ой, какая печальная история! Сейчас зарыдаю. Шутка. Отвечаю равнодушно:

— Если хочешь, чтобы я тебе сочувствовал, — напрасно. После сказанного я тебя ещё меньше стал понимать. Какой смысл нам с тобой тогда враждовать?

Лицо Эмы словно темнеет, а глаза устремляются к полу.

— От тебя никто не отказывался, — сквозь зубы цедит он. — Мать оставила в живых после того, как проблема с Источником стала очевидна. Отца пришлось всем родом заставлять назначить другого преемника. Ты жил, как хотел. И делал, что нравилось.

— А ты, бедняга, стало быть, нет, — хочу убрать сарказм из голоса, но не получается. — И это нанесло тебе глубокую душевную травму. Которая буквально заставила тебя уничтожить ни в чём не повинного человека. Отличную отмазку придумал, молодец.

Эма сердито щурится, на его физиономии играют желваки.

— Это не отмазка, — наконец находится он. — Просто объясняю причины своих действий. Как я говорил раньше, в лазарете мне было, о чём подумать.

— И что же ты там такого надумал? — спрашиваю, лишь бы он поскорее выговорился. От речей Эмы гадко, будто жука случайно проглотил. Считает, что можно решить наш с ним конфликт рассказом о своём «печальном» прошлом? Да я, если захочу, такого понарассказываю, что это он тут слезами умываться будет! Но не стану. Не дело это — бедами меряться.

Да и на сочувствие этого ублюдка мне плевать.

Рыжий тем временем вскидывает на меня глаза. Его взгляд горит решимостью.

— Я возмещу тебе причинённый ущерб! — выдаёт так, словно обещает совершить подвиг. — Всё сделаю, чтобы искупить зло, которое причинил.

Как дитё малое, честное слово. Горько усмехаюсь и хлопаю его по плечу:

— Это ты молодец, конечно. Вот только не всё в жизни можно возместить и искупить. Лично мне от тебя ничего не надо. Единственное, что ты можешь сделать, — сжимаю покрепче пальцы на его плече, — никогда больше не попадаться мне на глаза. А то с тобой даже разбираться неловко. Будто говно на подошве.

Хлопаю по плечу ещё раз, последний. И открываю дверь. Хватит с меня на сегодня ночных разговоров. И Эмы проклятого — тоже хватит.

— Высокомерный ублюдок, — бросает он мне в спину. — Мне твоё прощение нахрен не надо. Я это для себя сделаю, понял? Клянусь! А потом пошлю весь клан Воскресенских куда следовало послать раньше.

Не оборачиваясь, прощально взмахиваю рукой:

— Успехов.

И захлопываю у него перед носом дверь.

Возместит он, как же. Малолетка — хуже Игора. У младшего наследника хоть котелок время от времени варит, а Эма, видно, в свою голову просто ест. Воспитывай теперь этого недоросля! Надеюсь, правда, что его в числе Ястребов никто не оставит. Не хочу, чтобы он мне тут глаза мозолил.

Общение с сородичем настолько меня взбадривает, что заснуть не получается ещё долго. А когда засыпаю…

Передо мной, у самого края обрыва, — женская фигура. Девушка внимательно смотрит вдаль, однако, заслышав мои шаги, резко поворачивается. Чёрные волосы взвиваются облаком, таинственно мерцают красные глаза.

Дожили. Гайла мне уже снится.

— Ты пришёл, Макс? — произносит она с улыбкой. — Я счастлива. Мне так хотелось тебе это показать.

— Что показать? — подступаю поближе. Смотреть на девушку даже во сне приятно. А место, где она стоит, вызывает закономерную тревогу. Она ведь не свалится сейчас с обрыва? Не знаю, какой он высоты, но приятного в любом случае будет мало.

— Вот это всё! — девушка взмахивает рукой, снова поворачиваясь к краю. — Как тебе такое, Макс?

Я в это время подхожу вплотную, и у меня тут же захватывает дух. Там не просто обрыв, а самая настоящая пропасть! На дне которой, будто нарисованная карта, виден усыпанный снегом город.