— Принцесса. — Я выдыхаю, укутывая ее еще большим количеством одеял. Теперь их уже три. — О чем ты думала?

Ее глаза трепещут, как будто она изо всех сил пытается их открыть, и вдруг резко втягивает воздух. Ее губы все еще синие, и она шепчет:

— О смерти.

Я хватаю ее за шею и сжимаю, затем быстро отпускаю.

— Что, черт возьми, ты сказала?

— Дай мне умереть.

— Никогда.

— Пожалуйста. — Она снова шепчет, силясь заговорить. — Избавь меня от страданий.

Слезы наполняют мои глаза, когда она закрывает свои, и я понимаю, как сильно ей больно из-за своего брата. Это единственное объяснение, почему она так себя чувствует, и мне нужно рассказать ей, что происходит. Мне нужно объяснить участие Леонардо во всей этой ситуации. Он кусок дерьма, который достаточно долго держал ее в неведении, и я отказываюсь быть таким же. Просто ей тоже нужно пережить эту ночь.

Доктор появляется через несколько минут, когда она каким-то образом засыпает, ее тело дрожит, а зубы стучат.

— Как долго она была в той воде? — Он спрашивает меня, как только заходит, совсем без любезностей. Он знает, кто она, и я думаю, что он сообщит всем, как только закончит здесь. Я должен сделать так, чтобы все выглядело так, будто мы ничто.

— Я не знаю, — холодно отвечаю я. — Я только что нашел ее в воде, когда тело уносило волнами. Я не знал, что это Камилла Де Лука, пока не перевернул ее на спину.

— А почему ты не оставил ее там?

Мои челюсти сжимаются.

— На моих руках было достаточно крови семьи Де Лука.

Доктор кивает, его седые волосы блестят от движения.

— Достаточно справедливо.

— Как только она достаточно поправится, я отвезу ее домой. — Черт возьми, я так и сделаю, но ему не обязательно это знать. — Так что же мне нужно сделать?

— Ну… — Его седые усы подергиваются, когда он внимательно наблюдает за мной. — Дай мне сначала взглянуть на нее.

Доктор Розуэлл достает свой стетоскоп и внимательно прослушивает ее легкие, это занимает много времени, что выводит меня из себя. После этого он открывает ей рот и заглядывает в него, затем в ногтевые ложа, а затем достает из кармана пальто крошечное устройство «pulse ox» и зажимает им ее палец. На нем есть цифры, девяносто девять, если быть точным на данный момент, что является отличным знаком.

— Кровь насыщается кислородом, так что это хорошо. — Доктор встает с кровати. — В ее легких немного жидкости, но она на удивление в порядке.

— Значит, ей повезло?

— Да. — Доктор Розуэлл кладет стетоскоп в сумку и снова смотрит на меня. — Теперь все, что ей нужно, — это быть в тепле. Я слышал, тепло тела идеально подходит для этого. — Он поднимает брови, и меня осеняет понимание.

— Ни в коем случае.

Черт возьми, да, я так и сделаю. Хотя я зол на нее за то, что она раньше была рядом с Леонардо и утешала его. Но прямо сейчас она уязвима, и ей это нужно, по крайней мере, это то, что я говорю себе.

— Тогда ладно. — Он разворачивается, чтобы уйти, и берется за дверную ручку. — Что касается Андреа Де Лука… Что сделано, то сделано. Перестань жить прошлым.

— Мои пятьдесят монет заработаны, — говорю я ему мрачным голосом. — С меня хватит.

Доктор Розуэлл кивает:

— Хорошо.

С этими словами он выходит, не произнеся больше ни слова.

Я возвращаюсь на улицу и нахожу одежду и ключи Камиллы, не то, чтобы она ими пользовалась, но я также не могу допустить, чтобы люди угнали ее Мерседес. Вернувшись внутрь, я запираю за собой дверь и выключаю весь свет в доме.

Камилла все еще лежит с закрытыми глазами, совсем не открывая и не подрагивая ими, и я понимаю, что она действительно спит, а не притворяется. Она, должно быть, устала от всего, что пережила сегодня вечером, и три одеяла, которые я накинул на нее, укрывают ее маленькое тельце.

Я снимаю всю свою одежду и бросаю ее рядом с кроватью на пол, забираюсь в постель к Камилле под одеяло. Здесь чертовски жарко, но я справлюсь, пока с ней все в порядке.

Я прижимаюсь к ней всем телом, спереди к ее спине, и закрываю глаза. Притягивая ее еще ближе, я пытаюсь согреть ее замерзающее тело настолько, насколько это возможно. Даже во сне она удовлетворенно вздыхает, когда моя рука касается ее живота и я обхватываю ладонью ее обнаженную киску.

— Моя, — шепчу я ей на ухо. — Ты все для меня.

— Твоя, — шепчет она в ответ, а затем ее дыхание снова становится тяжелым, когда она снова засыпает.

Мое сердце колотится сильно и быстро, так сильно, что кажется, вот-вот вырвется из груди. Она сказала, что она моя, а не его, и это все, что мне нужно услышать, прежде чем заявить на нее свои права полностью.

Ее тело снова обмякает, прижимаясь ко мне, и я переворачиваю ее на спину, раздвигая ноги и устраиваясь между ними. Я опускаюсь на нее, мои губы, язык, зубы по всей ее киске, пока она не стонет во сне. Я не знаю, как она не просыпается, но это так.

Как только она становится влажной и готовой, я осторожно проталкиваюсь в нее, хотя бы потому, что всего двадцать минут назад она чуть не умерла. Я издаю звук, нечто среднее между стоном и вздохом, неузнаваемый даже для меня. Она трахает меня всю жизнь. Я не хочу чувствовать то, что делаю для нее. Лучше бы я никогда не встречал ее, когда мне было пятнадцать, лучше бы я никогда не вылезал с той гребаной горки на детской площадке.

Внезапно я снова начинаю ревновать, просто думая о моменте, который она разделила с ним на диване у себя дома, и хочу этот гребаный собственный сладкий момент. Насколько это хреново?

Я отстраняюсь и врезаюсь в нее, толкаясь всем телом, и снова стону. Черт возьми, она слишком приятная на ощупь, такая тугая. Может быть, это снова согреет ее, моя сперма внутри.

— Камилла. — Я стону, входя в нее снова, и снова, и снова. — Что ты делаешь со мной, мое маленькое солнышко? — Я терзаю ее влагалище, и она стонет во сне, издавая мычащий звук, от которого мои глаза закатываются к затылку, когда она сжимается вокруг моего члена. — Прекрати рушить мою гребаную жизнь, — ворчу я. — Хватит заставлять меня чувствовать себя живым.

Я увеличиваю темп, трахая ее уже не так нежно, зарываясь лицом в изгиб ее шеи, вдыхая аромат меда, цветов и апельсина, которые теперь сводят меня с ума и одновременно чертовски бесят.

— Проснись, принцесса, — стону я. — Я хочу, чтобы ты почувствовала, когда я заставлю эту маленькую киску кончить на мой член.

— Мммм.

Я продолжаю быстрее тереться о ее клитор, и она снова сжимается вокруг меня.

— Черт, сделай это снова, — говорю я ей, когда отстраняюсь и вижу, что она открывает глаза. — Пожалуйста, — умоляю я ее. — Снова.

Камилла стонет и сжимает свою киску вокруг меня, заставляя мои пальцы ног поджаться, и вместо того, чтобы оттолкнуть меня от себя, как сделал бы нормальный человек, она хватает меня пальцами за задницу и притягивает ближе.

Я хватаюсь за металлическую раму:

— Да, Ник, — выдыхает она. — Я скучала по тебе, — шепчет она со слезами на глазах.

— Ну, я тоже. — Она всхлипывает, когда я вырываюсь и снова врезаюсь в нее. Слезы катятся по ее лицу, небольшое количество косметики, как я предполагаю, осталось после ее плавания в океане, размазанным по ее щекам. — А теперь обними меня.

Камилла делает, как ей говорят, как моя хорошая маленькая шлюха, и держится за мою верхнюю часть спины, впиваясь в меня ногтями. Схватившись за металлический каркас кровати, я отстраняюсь и жестко вжимаюсь в нее, заставляя ее громко застонать.

— Еще. — Она стонет, вонзая ногти глубже, я уверен, до крови. — Сделай мне больно, Ник.

При этих словах я сажусь на корточки и трахаю ее, обхватив одной рукой ее горло, а другой — бедро. Она наклоняется и трет свою киску в такт моим толчкам, ее рот широко открыт, другая рука впивается в мое бедро.

— Кончай прямо на мой член, принцесса. — Я стону. — Покажи мне, насколько ты моя.

Она качает головой, выводя меня из себя, и я усиливаю хватку. Когда я это делаю, она сжимается вокруг моего члена и начинает дрожать, кончая именно так, как я ей сказал.