Она была согласна с тем, что сама по себе боль не способна ни к чему принудить упрямца. Её можно научиться переживать. Побеждает человека лишь запредельный, чудовищный ужас за целостность своего тела в чисто физиологическом смысле. И с этим вряд ли что-то можно сделать сознательным усилием. Но она попытается. По крайней мере, собиралась попытаться.

Заметив, должно быть, отсутствие реакции, он встряхнул Киру и зажал её мизинцы чем-то, что она не видела. Потом последовал электрический удар, который закончился мощнейшей и мучительной судорогой, и вот это она уже отлично прочувствовала. Следующий удар был настолько силён, что Кира опрокинулась вместе со стулом. Уже упав, она с большим запозданием осознала, что, падая, сломала палец.

Допрашивающий поднял её и посадил прямо.

– А теперь пойми, что твоё упрямство только отдаляет момент, когда ты сдашься. Это время стоит тебе здоровья, а мы ничего не теряем. Ещё десять минут, и ты больше не будешь красоткой. Ты станешь инвалидом. Стоит того? Так считаешь? – Он вынул нож, запрокинул ей голову и без всяких промедлений глубоко резанул по щеке. Кира после волны боли ощутила вкус крови на губах. Своей крови.

«Следующим, видимо, будет глаз», – подумала она. Страх, даже ужас, снова воскрес, и потребовалось много сил и решимости, чтоб подавить его. Может, и полностью ослепят. Это самое страшное.

Но не всё ли равно? Она уже умерла, и думать о будущем бесполезно. Всё своё отчаяние Кира вложила в стон, перешедший в хрип. Всё нормально, она снова была собой.

Но через миг он полоснул ножом не по глазу, а вновь по щеке – по второй. Затем оттянул нижнюю губу и проткнул её. Кире показалось, что она захлёбывается кровью, а потом её вырвало, и сам же допрашивающий держал её правильно, пока спазмы в желудке не успокоились. Какой-то искрой сознания женщина даже испытала к нему благодарность.

Он ведь, как и она, всего лишь делает свою работу.

– Сэр, разведчики вернулись.

– Противник готовит контрудар?

– Никак нет. Пока активности не наблюдается, но оборону они строят более или менее эффективно.

Кенред поднял голову от экрана и посмотрел на разведчика сумрачно.

– Незнакомое мне военное определение «более или менее».

– Виноват. Должен сообщить, что пока силовые щиты подняты только в трёх местах, и сплошной преграды не образовано. Регулярной армии в виду нашего авангарда нет. На местах остаются лишь отдельные части.

– Сколько их? Приблизительно.

– По-прежнему три роты. Отдельными взводами.

Жестом Кенред отпустил разведчика и посмотрел на Райвена ещё более хмуро, чем раньше. Ну да, он не отдыхал уже больше суток, а в такой ситуации мало кто сохраняет радужное отношение к жизни.

– Итак? Ты можешь понять хоть что-нибудь? – Райвен молча пожал плечами. – Из-за чего тогда этот приказ? Откуда он взялся? Только из-за их оружия?

– Вполне достаточная причина, как мне кажется.

– Нет! Недостаточная. Ради оружия сюда следовало отправить пару рот первоклассных бойцов с поддержкой полевых частей и пару экспертов-техников, но не лично командующего, да ещё отдельным приказом с самого верха. Командиру не место на передовой, и Генштабу это известно лучше, чем кому-либо. Раз мне письменно приказали быть здесь, значит, дело серьёзное. – Кенред опустил взгляд на экран, а потом отложил его в сторону. – Возможно, их контрольные центры смогут пролить свет на эту загадку.

– Тогда тебе нужно просто ждать. Разведка всё сделает. Я прослежу за этим, если желаешь – лично.

– Нет. Приказ отдан мне, так что следить буду я. Сам. Поторопи их там. И что с пленной женщиной?

– Ничего. Пока молчит.

– Думаю, надо взглянуть самому. Если я прав, то времени у нас совсем мало.

– Стоит ли тебе заниматься такой ерундой, как допрос?

– Это не ерунда, Райв. Это, мне кажется, наша единственная стоящая зацепка. Женщина что-то знает. Тут нечисто. Почему они вдруг сняли барьер? Что пытались взорвать? Наши в бункере не нашли ничего стоящего внимания, кроме контрольных устройств. Значит, это именно информация.

– Тогда, может быть, попробовать другого дознавателя? Я могу предложить одного человека.

– Нет смысла. У Крея большой опыт. Если будет с чем работать, он рано или поздно даст результат. Но взглянуть нужно. Можешь не сопровождать, займись разведданными. – И Кенред передал ему свой запасной экран, на котором было всё необходимое и ничего лишнего. После этого он прошёл по длинному коридору из штабного крыла в общее, где его человек занимался пленной.

В помещении не прибавилось людей, только света. Женщина лежала на полу, а Крей держал на её локте датчик и, похоже, считал пульс. В первый момент Кенреду показалось, что у пленной нет лица, потом он сообразил – это всего лишь кровь. Он нахмурился и нагнулся к ней.

– Нежелательно продолжать разряды, – сказал Крей, убирая прибор. – Пульс частит. Не знаю, есть ли у неё проблемы с сердечно-сосудистой, но если есть, можно её упустить.

– Обработай ей лицо, – сказал Кенред на лебене, языке, который в нынешние времена знали немногие. В программу военного переводчика он точно входить не мог. – И дай паузу, если надо. Нельзя, чтобы она умерла.

– Есть, сэр. – Крей тоже владел лебеном. – И тогда вызову медика, пусть проверит, что у неё с сердцем.

– Справишься до конца дня?

– До завтра – наверняка. Но прошу, определите ещё раз – насколько свободно я могу действовать?

– Она нужна мне живой. И целой. Со всеми органами. Со всеми пальцами.

– Пальцы ног? – деловито уточнил Крей.

У него была своеобразная внешность: голая как колено голова, крепкая нижняя челюсть, тяжёлые надбровные дуги, покатый лоб. Никто бы не поверил, что человек с таким лицом способен шутить, но это была именно шутка. Кенред прошёлся по нему внешне безразличным взглядом – это и предостережение, и ответ. Он был кое-чем обязан Крею, давно знал, что может на него опереться во всём, поэтому позволял чуть больше, чем любому другому подчинённому. Но, разумеется, только наедине.

– И они.

– Тогда дело может затянуться. Возможно, в этой ситуации лучше было бы попробовать на её крови химию.

– Если не совладаешь к утру, придётся. Но это займёт ещё сутки, самое меньшее.

– Химический тест потребует часа полтора.

– Но чтоб выявить дальнейшие последствия, требуется намного больше времени.

– Не всё ли равно, что будет с ней, когда она всё расскажет?

– Мне нужно, чтоб она и рассказала, и показала. На это может не хватить времени от отравления до смерти. Но я скажу, чтоб тесты начали уже сейчас.

Крей встряхнул руками и пошёл за аптечкой. Кенред нагнулся ниже и понял, что пленная в сознании и смотрит на него. У неё были глаза подбитой в бою кобылки, которая не молит о помощи, а всего лишь знает, что умрёт. И этот взгляд почему-то резанул его по сердцу.

Он обернулся, уходя. Крей уже закончил обрабатывать ей лицо, стянул раны клейкими повязками и пока оставил женщину лежать на полу, а сам разматывал и проверял гибкие пластиковые ремни. Он в совершенстве умел при помощи них выкручивать и фиксировать руки пленных, а при необходимости и всё тело, если хватит длины. И такого воздействия большинство выдерживало не больше трёх-четырёх часов, а то и раньше ломалось. Значит, скоро будет и результат.

Однако адъютант разбудил его только перед рассветом, около трёх утра.

– Крей просил сообщить – уступила. Отряд готов, если он нужен.

– Разумеется, нужен. Передай Крею: когда будет вести, пусть следит, чтоб пленная никому не могла подать знак.

– Есть, сэр.

Раннее утро вползало в дверной проём тонкой, как перистое облако, дымкой и влажным зябким холодом. Трудно было не вздрогнуть хоть раз, не столько от прохлады, сколько от рано прерванного сна. По настоящему бодрым выглядел только Крей, который выволок наружу пленную: бледно-зелёную, сотрясаемую крупной дрожью и не способную идти самостоятельно. Он тут же вскинул женщину на плечо и без напряжения нёс её всю дорогу до бетонного капонира. Остановился только раз – чтоб дать пленной освободить желудок в траву – от воды, которой он щедро напоил её совсем недавно. Потом встряхнул немного, как помявшийся пиджак, и поднял обратно на плечо.