Внутри царила та же убогость, что и снаружи. К тому же здесь было грязно, так воняло плесенью и гнилью, что я еле сдержал рвотные позывы. Сам хозяин дома валялся на лавке. От него несло перегарищем. Из угла хаты слышался рёв детей.

Я попробовал растолкать мужика, но эта задача оказалась для меня непосильной. Ясно одно: Плещеев за какую-то провинность решил наказать непокорную девку, отдав её замуж за самого никудышного мужичонку. Ну, ничего! Найду я тебе супружницу, пьянь ты болотная! Сам себе рад не будешь.

Домой я вернулся как раз к обеду. Манька ходила злая, недовольно хлопала дверьми. Да уж, совсем распустилась прислуга. Эта наглая девка, видимо, чувствовала себя в моём доме полноправной хозяйкой.

— Негоже баричу с девками крепостными на людях обжиматься, — буркнула она, подавая мне домашний халат и забирая сапоги, сюртук и картуз. — Вона как в пылище-то изваздалися.

Манька демонстративно стала выхлопывать пыль из сюртука.

— Негоже с господином разговаривать в подобном тоне, — осадил я зарвавшуюся девицу. — Ты тут кто? Хозяйка или прислуга?

Манька подняла брови и ляпнула:

— При прошлом барыче пошти что и была хозяйкой. Я, между прочим, ему не токмо одёжу подавала, но и… сами понимаете. Всяко-разно угождала! Так что манерам обучена. Ежели чего, то и при гостях песни пела да вино с имя вместе пила. Во как!

И она вышла из моих покоев с гордо поднятой головой. Нет, я предполагал, конечно, что ума у этой толстозадой дурынды маловато, но не думал, что настолько. Она ж, по сути, сама себе приговор подписала.

— Манька! — девка забежала в комнату, даже запыхалась, как спешила. Верно, решила, что «барыч одумался» и, боясь потерять такое сокровище, как она, решил пойти по стопам своего предшественника. — Пожалуй, Мария, тебе пора замуж.

Глаза горничной увеличились до размеров плошки. Она покраснела, стала хватать ртом воздух.

— Да я ж, барин, завсегда… Только позовите… И не обязательно в церкву для того идтить. Это ж вовсе и не грех — воспользоваться крепостной. Вы на нас полно право имете! — затараторила глупая баба.

— Воооот. Раз я полное право имею, то и повелеваю тебе завтра быть готовой к венчанию. Мужа я тебе присмотрел. Егоршу хромого. Я и приданное тебе дам, но позднее, когда отец мой сюда приедет. А пока так выйдешь, ему особо много и не надо, любая сойдёт. Но смотри! Будешь мальцов обижать — пеняй на себя. Выдеру розгами на дворе при всём народе прямо без платья. И да: самолично тебя стегать буду, так и знай!

Сказать, что Манька была удивлена — это ничего не сказать. Но однако не вымолвила мне ни словечка против. Ушла тихохонько, прикрыв дверь неслышно. От горя, видимо, в осадок выпала. Теперь, поди, реветь будет да волосы на себе драть… Как бы не решилась с жизнью своей покончить.

Во время обеда я обдумывал своё решение отдать Маньку замуж за Егоршу и всё больше склонялся к тому, что поступил неправильно. Конечно, девкой Манька была глупой и наглой. Но и я никакого морального права не имею распоряжаться её судьбой. Довольно будет того, что выгоню её из горничных. Переведу «на понижение», пусть на кухне повару помогает, посуду полощет да полы в доме намывает.

Решив так, я перед обедом снова позвал Маньку и высказал ей новое своё решение. Та охнула, как мне на минутку показалось, вовсе не радостно, но быстро взяла себя в руки, молча кивнула и ушла. Меня удивило, что она так странно среагировала на отмену наказания. Как по мне, так работать на кухне — это всё лучше, чем выходить замуж за хромого пьяницу.

Потом я подумал о том, что в Новом Посёлке нет церкви, а в начале XIX века роль загсов выполняли местные священники. Поэтому я послал мальчишку в Никитинку с письмом к батюшке, приглашая его к нам провести обряды венчания. После процедуры я обещал попу обед в своём доме, на котором мы с ним познакомимся поближе. Повару велел готовить на завтра обед не только для меня, но и для гостя — батюшки. Устрою местным выездную регистрацию.

Вечер я посвятил чтению газет и — о, чудо! — случайно попавшейся мне книги. Это было »Путешествие из Петербурга в Москву» без обозначения авторства. Но я-то прекрасно знал, что написана книга Александром Николаевичем Радищевым. Где уж Плещеев сумел раздобыть такой раритет, неизвестно, поскольку, если мне не изменяет память, в 1790 году писателем было выпущено всего немногим более пятидесяти экземпляров.

Мой предшественник, по всей видимости, не разделял прогрессивных революционных взглядов Радищева, поэтому недовольный прочитанным помещик запрятал фолиант в дубовый шкаф, сунув его в самый низ, под мешок с верхним платьем, приготовленным, я так полагаю, для пожертвования бедным, поскольку на одежде кое-где отсутствовали пуговицы, имелись прорехи, а некоторые наряды были щедро испачканы жирными пятнами. Я, конечно, усмехался, перебирая вещи и представляя, как выглядел бы мужик, напялив на себя бесполезные в быту жилетки и рубахи с широкими рукавами, отороченные расползшимися от времени кружевными манжетами.

«Путешествие…» мы проходили в школе. Но изложенные в тексте события воспринимались как что-то хотя и неправильное, но далёкое и от этого почти нереальное. Сейчас же я стал читать книгу более вдумчиво. И кое-что мне стало понятнее.

История с Парашкой и её избранником Васяткой, развернувшаяся перед моими глазами, подтверждала слова Радищева: помещики не считались с чувствами крепостных, венчая их по собственному усмотрению. Да и объявление в газете, где на продажу выставлялись люди, тоже разбудили во мне возмущение. Особенно бесило, когда на торги выставлялись семейные люди с приписками, что «брать можно скопом или по одному».

Но вот так сразу отменять крепостное право всё-таки нельзя. Я же читал про то, что многие крестьяне, оставшись «без должного надзору», подавались в разбойники, спивались или продолжали служить барину, получая от него сухую краюшку хлеба. Да уж, тут надо хорошенько поразмыслить перед тем, как «распустить крепостных на свободу», создать им альтернативу для выживания без господ.

Потом мне на глаза попалась заметка о том, что выгорело сразу три села в Ставропольском уезде, потом про пожары в Симбирской губернии. И мне припомнилась инфа из Сети. У меня часто срабатывает фотографическая память — когда требуется, вплывает перед глазами целая страница текста. Но я не буду здесь утомлять читателей фактическими материалами, просто скажу: каждый год в древней России выгорало по два-три города. Данных по селам и деревням не сохранились. Только Самара — крупный ближайший город к моему нынешнему местопребыванию — за столетие перенесло более четырёх крупнейших пожаров, при которых выгорело от половины до двух третей всех построек, включая церкви, лавки, приюты и больницы.

Собственно, и бабушка-то моя перебралась в этот самый Новый Тукшум только лишь потому, что посёлок Гривенский, в котором она проживала до этого, выгорел по весне практически на три четверти. А тут бабулю, оставшуюся без родителей — гибли и люди при пожарах — позвала к себе какая-то дальняя тётка из жалости. Скоро бабушка вышла замуж да так и обосновалась навсегда в Тукшуме.

В общем, пожары сейчас, как я понимаю — огромная проблема. И мне вовсе не улыбается такая перспектива. Ну да, мой дом не сгорит, он же кирпичный, но от этого не легче.

Ещё тогда, будучи маленьким, я спросил как-то бабулю, почему же люди продолжают строить деревянные дома, если так часто здесь случаются пожары. Бабушка только пожала плечами:

— Ну, кирпичные стены, конечно, лучше. И крепше, и долговечнее, и огонь их не берёт… Только дорог он, кирпич-то ентот. Не кажный укупит.

Сейчас, вспомнив тот разговор, я задумался: а как бы создать аналог кирпича, но чтобы он был в разы дешевле глиняного или силикатного? Чтобы простой люд мог себе позволить из таких материалов жилища сооружать, а?

А что, если попытаться делать земляные кирпичи? Они не требуют обжига, довольно прочные, огнеупорные. Вот ведь как-то мне попадались статьи про то, как делают такие кирпичи, надо только вспомнить… Вроде там связующим материалом выступал навоз коров и лошадей или заквашенная рубленная трава. Дешево и сердито! А солома пойдёт в качестве наполнителя. Кстати, небольшие камни и галька тоже могут сойти.