В середине августа ко мне в гости пожаловал какой-то купец. Я был удивлён, но в аудиенции из-за любопытства не отказал. Бородатый мужлан протопал в гостиную прямо в сапогах, грузно уселся в кресло, не дожидаясь приглашения и басом попросил «рюмку чая и лимончик, на худой конец – кусочек яблока». Наглость гостя меня просто шокировала, и я уже хотел поставить его на место, когда в зал вплыла Мариша в своём новом наряде, который она только вчера придумала, а за ночь воплотила.

– Вау! Нифигасе стрёмный прикид! – громко выдал «купец» комплимент, мягко скажем, сомнительного качества. – Да и сама девочка клёвая, круче только Эльбрус!

У Маришки сначала нижняя челюсть отпала почти до подбородка, потом она собралась, подавила смешок и сделала глубокий реверанс (Глафира научила), опустив глаза «долу» – вроде так моя помощница называла сей жест знаком уважения. Похоже, Марина вспомнила мой рассказ про аудиенцию у царя-батюшки, его выходку с переодеванием и мои ужасные промахи в лингвистическом плане, сложила один и два и сделала вывод.

– Приветствую вас в нашем доме, ваше величество! – произнесла девушка таким восторженным шёпотом, что даже я смутился. Затем она, скромно поклонившись, удалилась.

"Купец" вскочил и забегал по залу кругами так быстро, что его движения совсем не вязались с его тучной фигурой. Потом он развязал кушак, отчего из-под рубахи вывалилась думочка довольно странной формы, напоминающая накладку для имитации беременности. Так вот кто первый придумал это приспособление для обмана доверчивых! Избавившись от накладки, мужчина резко похудел. Затем он содрал с лица бороду, снял тёмный косматый парик и превратился в обычного, уже виденного мною ранее Павла I.

– Как??? Вот как и почему??? – вопрошал он расстроенно. – Никто за время моего пути не узнал меня, однажды даже на нашу карету нападали грабители, и мне пришлось… – царь грустно опустил голову, видимо, вспоминая обидные убытки, которые ему пришлось претерпеть. – И мне пришлось… применить силу против них, хотя я пацифист в душе! – нашёлся, наконец-то!

Политики – они такие, никогда не сознаются в своих промахах и не признают поражения. Государь даже потряс сжатым кулаком над головой, потом сделал резкий выпад им в мою сторону, демонстрируя, как он ловко атаковал противников в рукопашном бою.

Потом вдруг внешние уголки глаз резко опустились, лицо Павла Петровича как будто бы потускнело, отчего приняло маску отрешённости и какой-то горечи:

– Ну да, некрасивость, как и красота – главные признаки, выделяющие человека в толпе. Не будь я столь уродлив, было бы проще затесаться в толпе...

Я вспомнил, что ещё года два назад читал о том, что в детстве красивому мальчонке павлику сделали операцию на горле из-за серьёзной детской болезни. ВидимоЮ неумелые лекари повредили какой-то лицевой нерв, отчего с возрастом внешняя привлекательность стала исчезать, давая место некрасивости. По крайней мере, историки двадцать первого века нашли заметки современников павла I, где высказывания о внешности царя были категоричны: все считали его лицо просто отвратительным.

Лично я так вовсе не считал. Да и мне ли оценивать мужскую красоту, ведь сам-то я в том своём прошлом-будущем был тем ещё обворожительным и привлекательным со своими оттопыренными ушами, огромным носом картошкой и угрями. Ну, вы помните... Поэтому мне очень захотелось поддержать как-то государя.

– Ваше величество, вас действительно, невозможно узнать! Вот я, например, хотел сначала вас даже прогнать, чесслово. Просто Мариша… Она же цыганка, а они, как известно, умеют заглядывать глубже, внутрь человека! – нашёлся и я. Неужели тоже становлюсь немного политиком? Нда, ха-ха...

Да уж, вспоминая способности незабвенного Владимира Ильича маскироваться, я сделал вывод: талантливые организаторы и политики талантливы во всём, особенно в плане перевоплощения. Но Павел, пожалуй, в данном случае дал фору Ленину. Хотя тут судить должен был бы не я, а какое-нибудь специально избранное, компетентное жюри.

Государь несколько успокоился и снова присел в кресло. Я приказал лакею принести нам «кофею» с коньяком, подмигнув ему, чтобы он ненароком не бухнул алкоголя в мою чашку и Маринину. Лакей коротко поклонился и ушёл выполнять приказ. Зашла Глафира, охнула и сразу же скрылась. Царя без грима она узнала тут же, по ассигнациям, на которых был запечатлён его лик – некоторое сходство с «ликом» на купюрах и настоящим государем всё-таки было.

Оправившись от волнения за дверью, Глафира снова появилась в зале, после реверансов и приветствия попросила у меня разрешения накрывать стол к завтраку. Я милостиво позволил, сказав, что трапезничать мы будем с царём вдвоём. На что Павел возмутился:

– Втроём! Ваша Мариша просто обязана завтракать с нами. Тем более у меня к ней есть несколько вопросов.

– Хорошо, ваше величество. Я пойду позову её к столу, – согласился я.

На самом деле мне с Маришей надо было поговорить наедине, и успеть ей кое-что сообщить именно перед встречей с Павлом Петровичем.

Во-первых, во время краткой беседы царь оговорился, что несколько раз замечал за собой слежку, но умело обходил её. Он очень этим гордился, а вот я, наоборот, взволновался. Ведь прикончить государя в обличии купца в тысячу раз проще, чем на троне или в опочивальне. Никто даже заморачиваться не станет выяснением личности. Блин... Терять царя сейчас, когда он стал нам таким крепким союзником, когда мы с ним уже практически сделали бархатную революцию (ну, или спланировали – какая разница), было бы очень обидно. Александр Павлович, помнится мне, тоже был реформатор ещё тот, но неизвестно, как он воспримет меня в качестве "главного советника". Так что надо беречь то, что есть, и ковать железо, пока оно горяченькое. И я решил рискнуть: поехать вместо Павла, оставив его временно на своём хозяйстве. Уж тут-то его никто точно не найдёт из злоумышленников.

Помочь уговорить императора на такую подмену должна была Марина. Только на неё я возлагал свои надежды. А чтобы заручиться доверием государя, я напомнил ей несколько эпизодов из детства Павла Петровича, о которых прочёл в Интернете. Его современники не должны были бы знать о таких нюансах, по мнению императора. Например, о том, что граф Скавронский, который был приставлен к малолетнему царю в качестве гувернёра вместе с Бехтиевым, придумал интересный способ заставить царского отпрыска хорошо себя вести и прилежно учиться. Они оба ежедневно выпускали один экземпляр газеты "Ведомостей", где была выделена страничка под названием "Из Петербурга". В статье сообщались все мелкие и крупные провинности государя, детские проказы и капризы, а также его успехи. Ежедневно Павлу Петровичу приносили эти "Ведомости" для прочтения с уверениями, что они отсылаются в Европу, и о поведении малолетнего императора, таким образом, узнает весь мир.

Другой эпизод тоже был не менее личным. На одном из экзаменов восьмилетнего цесаревича присутствовал сам царь – его отец, Пётр III. После одного особенно удачного ответа сына Пётр Фёдорович произнёс с гордостью и весёлой усмешкой:

– Господа, говоря между нами, я думаю, что этот плутишка знает предметы лучше нас!

Он даже хотел пожаловать ему звание капрала гвардии. Но граф Панин, который был тогда учителем и воспитателем Павла, отговорил императора от этого, чем очень обидел своего воспитанника. Панин строил свой отказ на том, что такое звание заставит мальчика чувствовать себя старше своих лет. Позднее Павел Петрович сам понял, что его гувернёр был не настолько глуп и злобен, как в тот момент ему показалось. Он и в самом деле переживал за него и любил своего воспитанника.

Мариша быстро вникла в тему. Я намекнул ей на то, что царь в шутку хотел проверить её способности предсказывать будущее и отгадывать прошлое. Хитро стрельнув в меня глазищами, девушка убежала, пообещав явиться к столу через некоторое время.

В общем, Маринка превзошла все мои ожидания! Перед царём она предстала, нарядившись в свои цыганские юбки, которые частично сохранились после перешивания, надела новую белую блузку с дорогой вышивкой, навесила на себя все драгоценности, которые имелись у нас – ну, или почти все, потому что несколько пар серёг всё-таки осталось - ушей не хватило, да кольца были использованы не все. Волосы Марина распустила по плечам, накинула яркую шаль, разулась и в таком виде вышла к столу.