Единственной, кто сохраняла молчание и не участвовала в общем шёпоте, была рыжеволосая девушка с повязкой на глазу. Она сидела в углу, погружённая в свои мысли, лишь изредка бросая взгляд на Виктора.
— Это не к добру, — прошипела Лира, обращаясь к своему капитану, но Гаррик лишь отмахнулся. Его мозг усиленно работал, и спустя несколько минут он наконец ухмыльнулся, обратившись к Лире: — Всё идёт как нельзя лучше. Теперь никто не подумает на нас. Все будут считать, что это сделал он!
Глава 6 Побег
Не успел Тюрин освоиться в своей новой камере, как мир вокруг него начал демонстрировать странности, которые он мог бы описать разве что как издевательство над его последними каплями здравого смысла. В начале, что-то неуловимо изменилось — то ли запах стал резче, то ли воздух сгустился, словно напоминая о том, что где-то существует целый арсенал способов сделать его жизнь ещё более несносной. Он ощутил легкое покалывание в ногах. Следом раздался звук — нечто среднее между ворчанием голодного тролля и тем скрипом, который возникает, когда старое дерево решает, что ему пора прилечь.
Если бы Тюрин был немного более подкован в вопросах магии и межпространственных путешествий, он, возможно, почувствовал бы благоговейный трепет перед тем, как корабль погружался в Межмировой Океан. Но Витя, будучи скромным обывателем, вместо этого ощутил вполне земное, вполне человеческое беспокойство. Это было похоже на ощущение, когда вам вдруг предлагают отведать жабьих лапок, уверяя, что это просто экзотический вид курицы.
Сначала корабль начал странно тянуться и растягиваться, словно был сделан из резины. И вместе с этим растягивалось и время, делая каждую секунду мучительно длинной. Витя, в попытке вернуть себе остатки здравого смысла, закрыл глаза, но это только усугубило ситуацию. Иллюзии, населяющие этот уголок Многомирья, были настойчивы, как продавцы вразнос, предлагающие услужливо то, чего ты никогда не просил. Они внушали Виктору, что корабль просачивается через нечто густое и липкое, и что его стены внезапно забыли, из чего они сделаны.
По спине Виктора пробежал холодок. Это был тот самый момент, когда реальность, словно капризная дама, решила взять отпуск, оставив после себя черновой набросок. Воздух в камере стал густым, как дешёвый суп, которым кормят в тавернах, чья репутация оставляет желать лучшего. Звуки вокруг изменились. Скрип корабля начал напоминать стон древнего существа, которому явно было не по душе, что его разбудили от векового сна. Казалось, что стены камеры могут исчезнуть, стоит только прищуриться и присмотреться повнимательнее. Где-то вдалеке раздался странный звук, как будто по мрачному заливу прокатилась волна. Но это была не просто волна — в её голосе слышалось что-то древнее, злое, то, что должно было остаться в глубинах, но внезапно решило выбраться наружу.
Корабль, словно отдавшийся на волю обстоятельств, погружался в иное измерение, где понятия «верх» и «низ» имели примерно столько же смысла, сколько и выбор цвета носков в темноте. Погружался туда, где другие миры плавали, словно обрывки бумаги в чашке с недопитым чаем.
Когда судно наконец замерло, Тюрин сел на койку и начал приходить в себя. Остальные заключённые, поначалу с любопытством наблюдавшие за ним, утратили интерес так быстро, словно им предложили наблюдать за тем, как сохнет краска. Их шёпоты стихли, и они вернулись к своим мрачным делам, как если бы Витя был всего лишь частью унылого пейзажа, не заслуживающего внимания.
Виктор тяжело вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок. Всё, что произошло с ним с момента пробуждения в той странной темнице, казалось нелепым, как если бы кто-то перемешал все страницы его жизни, добавив на обложку кляксы от чернильницы. «Другой мир?» — эта мысль всплыла в его сознании, как мыльный пузырь, готовый вот-вот лопнуть, оставив после себя лишь тонкую плёнку неприятной правды. Но чем больше он размышлял, тем более правдоподобной казалась эта идея.
«Что, если я действительно в другом мире?» — думал он бросив взгляд на существо в соседней камере. Это странное создание, размерами напоминавшее шкаф средней паршивости, выглядело так, будто эволюция забыла про него на полпути и решила вернуться только для того, чтобы сделать всё наперекосяк. Кожаные складки свисали с его тела, как занавески, пережившие не одно нашествие моли. Кожа имела оттенок грязного болотного зелёного, что создавало впечатление, будто его только что вытащили из глубин какой-то особенно зловонной трясины.
Голова существа была, по меньшей мере, загадочной. Во-первых, её форма напоминала нечто среднее между футбольным мячом и тыквой, но той тыквой, которую выбрали для Хэллоуина только потому, что она больше никуда не годилась. Маленькие, как пуговицы, глазки, цвета слабозаваренного чая, таращились на Виктора с выражением странного и слегка тревожного интереса. Эти глаза, казалось, могли одновременно видеть в четырёх разных направлениях, но при этом не были уверены, какой из них на самом деле правильный.
Рот существа находился на некоем удалении от всего остального лица, словно кто-то взял его и немного подвинул вниз и вбок, чтобы не мешал глазам делать своё не слишком убедительное дело. Впрочем, это неудобное расположение никак не мешало ему широко растягиваться в улыбке, которая, хотя и походила на попытку выплюнуть зубы, явно была призвана выражать доброжелательность.
Уши существа — ну, это тоже была загадка природы. Они выглядели так, будто их пришили позже, чтобы не скучно было носить. Большие и мясистые, они топорщились в стороны, напоминая лепёшки, забытые на сковороде в разгар приготовления. Уши явно жили собственной жизнью, время от времени подрагивая, словно пытаясь поймать сигнал с другой планеты.
Звали это существо Игитином, и родом он был с далёкого, всеми забытого уголка, где Межмировой Океан встречается с самым краем всего сущего. Там, на границе миров, царили бури дикой магии, настолько непредсказуемые и разрушительные, что даже самые отчаянные авантюристы предпочитали обходить эти места стороной. Попасть в такую бурю было равносильно подписанию собственного смертного приговора — если, конечно, у вас не было такого везения, как у Игитина.
Игитину же, по несчастливому стечению обстоятельств, довелось попасть в самую сердцевину одной из таких бурь. Он чудом уцелел, но вернулся из неё совсем другим — изменённым до такой степени, что родная мать, будь она у него, не узнала бы. Буря не только выжгла из него остатки прежнего существа, но и оставила после себя весьма специфический дар. Теперь всё, к чему прикасался Игитин, обречено было на несчастье. Причём это не было обычным несчастьем, вроде пролить чай на новый костюм. Нет, это был настоящий катастрофический магнетизм, привлекающий к его жертвам беды всех видов и масштабов.
А в мире, где граница между законом и беззаконием была тоньше паутинки, для того, кто мог буквально наводить беду на окружающих, всегда находилась работа. Конечно, эта работа обычно не предполагала ни долгосрочной перспективы, ни стабильной пенсии, но Игитин никогда не был разборчив. Он стал своего рода живым проклятием, чья репутация росла вместе с количеством тех, кто осмеливался его нанимать... и потом горько об этом жалел.
Для тех, кто оперировал по ту сторону закона, Игитин был находкой. Нужно было избавиться от конкурента, сделать так, чтобы он сам вывалился за борт или, скажем, упал в глубокую яму? Игитин был тем, кто мог довести ситуацию до абсурда, не сделав при этом ни одного лишнего движения. Беды сами находили своих жертв, едва он появлялся на пороге. Но и сами работодатели понимали: слишком долго рядом с Игитином лучше не находиться, ведь его несчастье распространялось на всех, и даже на тех, кто платил ему за работу.
«Это единственное объяснение!» — подумал Тюрин, натянуто улыбнувшись и быстро отвернулся от странного существа. Другой мир — это единственный вывод, который хоть как-то укладывался в голове. Конечно, он всегда считал себя человеком здравомыслящим, не склонным верить в сказки и фантазии, но что ещё оставалось? Если то, что он видел, не было плодом его воображения, значит, логика требовала признать невероятное. Но если это правда, если он действительно оказался в другом мире, то как это вообще произошло? Вопрос крутился в его голове, словно мячик на линии ворот, не давая покоя. И что ещё более важно — как он оказался в чужом теле? И где теперь его настоящее тело?
