«Я уже запуталась, ты бандит или джинн?)))»

«Я хуже))»

«⁇»

«Я твой пёс, приказывай, госпожа.»

«Ого) это уже какие-то ролевые игры начались))» — хихикнула я, закусив губу, и поглядывая по сторонам, как шпион. Вокруг шатались сонные однокурсники. Кто сдал — медленно покидал коридор, где-то на заднем фоне выплыл Алик с компашкой. Славик подошёл, поздоровался и стоял в телефоне рядом. А наша Ленка никак не выходила.

«Афф)) ты скоро? Проголодалась? Я тебя домашней пищей богов накормлю…» — напомнил о себе Матвей через полчаса.

«Сам приготовил?»

«Ага»

«Только не говори, что ты готовить умеешь))»

«Не поверишь?)»

«Поверю) Я сегодня во всё верю. У меня праздник.»

Ой.

«А папа?» — вспомнила я наконец и заволновалась пуще прежнего — вдруг Матвей собирается нас знакомить. Домашние обеды и ужины ведь для этого и созданы.

«А что папа?»

«Он будет?»

«Не волнуйся. Будем только мы.»

«О! Ленка вышла!» — отписалась я и улыбнулась ошалевшей подружке:

— Ну что?!

— Пя-я-ять! — она прыгнула в объятия Славика и мы весело потащились на выход. Какая милая парочка, — умилялась я с них, слушая Ленкины экзаменационные приключения. Наконец-то свобода! Наконец-то кушать! Я так зверски проголодалась — не могла вспомнить, что было на завтрак. Казалось, что завтракала в прошлой жизни. А, ведь, так оно и было!

«Тут немного людно, ничего?» — написал Матвей, пока я спускалась.

«Норм, тебя же не знают. Проскочу быстренько)»

«Ок. Машинку найдёшь)»

Найду… — подумала я, выходя на двор и притормаживая от увиденного. — Найду?! Он серьёзно?! Что за?!.

Университская парковка бомбила, как неблагополучный квартал Детройта: вокруг чёрной «эмки» Матвея собралась толпа пацанов и несколько девчонок. Мальчики заглядывали под капот, который Матвей так любезно открыл для них, мотор рычал, а девочки пялились на красный салон через открытую водительскую дверь и смущённо хихикали. Из развратного красного царства играл уличный рэпчик. Девочки фоткали, стреляли глазками в дерзкого незнакомца, и у меня появилось стойкое ощущение, что я тут лишняя. Автомобильная тусовка шла полным ходом.

«Немного людно?!» — вспомнила я сообщение. — Да тут собралась вся моя группа! И Алик! — неприятно знобило меня. Алик стоял с высокомерной, но тоже заинтересованной миной — он вспомнил «бугая», который заставил его отогнать Ниссан от моего подъезда, но не смог пройти мимо этой машины. Так и застрял со своими пацанами, невзирая на гордость, пока те допрашивали Матвея по ходовой части. И вслушивался.

Хозяин легендарной — теперь я убедилась — тачки, заметил мой выход. Он ответил на последний вопрос и закрыл лавочку, то есть капот.

— Ух ты, чего тут, — хохотнула Ленка сбоку. — Что за тусич средь бела дня?

— Ага. Прикольно. Ну, я побегу, Лен, — запаниковала я, сжимая сумку, — до завтра! Пока, Слав.

— Пока… — подружка удивлённо проводила меня с крыльца, мол, куда это я так рванула.

А я действительно рванула.

Я помчалась через «тусич», мимо обсуждающих голосов, сквозь «чёрную» музычку, и мимо Матвея. Он понял. А я стыдливо прятала от него глаза — я не могла.

Я не могла сесть в его «машинку» при всех!

Падение

Чёрная эмка догнала меня в арке.

— Всё-таки ты проскочила, — заметил Матвей, открыв окно.

— «Немного людно»? — Передразнила я, оглядываясь и запрыгивая в салон.

Матвей молча вырулил на дорогу. Минуту, мы оба переваривали случившееся, и я вдруг ужаснулась — я не хотела сделать ему больно. Но сделала. Я почувствовала перемену. Матвею потребовалось время, чтобы заткнуть свою обострившуюся гордость поглубже и не поранить ею меня. Он тщательно подрезал «шипы» на своих диких розах. Заглушил в себе всё, что я могла не так понять или подслушать в интонациях, но его боль уже поражала меня изнутри, потому что я слышала её не ушами, я ощущала её всем своим внутренним миром — ведь это была и моя боль, моя половина. Целая половина меня страдала. Этого нельзя было не заметить.

— Прости, Даш.

Я чуть не разревелась.

Какая же я дура!

— Это ты прости, — я положила ладонь поверх его, на рычаг механики. — Правда, ты тут не причём. Это мои тараканы. Я просто не хочу, чтобы однокурсники болтали, обсуждали меня, нас, понимаешь? Они лишние, чужие, они никто, — закапывалась я всё глубже и глубже, уже слыша его справедливые возражения: тем более тебе должно быть пофиг, раз они «никто». Но Матвей ничего не озвучил. Он улыбнулся:

— Даш, с ума сошла? Я всё понимаю. Забей. В следующий раз украду тебя по-тихому. Я надеюсь ты уже голодная?

— Ещё какая голодная, — благодарно улыбнулась я.

Трусиха. Обрадовалась, что он закрыл тему. Как же стыдно! — А что на обед?

— Увидишь.

В квартиру мы забежали как шпионы, смеясь, что мне надо прикупить парик, тёмные очки и леопардовое пальто, чтобы точно никто не узнал. Матвей снял с меня моё самое «обычное», бежевое, продолжая рассуждать:

— А парик будет рыжий.

— Почему сразу рыжий? — хихикала я, разуваясь и смущённо заглядывая за хозяином в ванную. Матвей мыл руки.

— Заходи-заходи, — затянул он меня к себе и поцеловал, — мой ручки. Они нам ещё пригодятся. А рыжий, по принципу, чем ярче — тем незаметней, — пояснил он, пристроившись сзади, пока я мыла, и отвлекая бесстыжими поцелуями в шею.

— Как это? — Любовалась я им через зеркало.

— Ну-у, Даш, это ж база, — улыбались мои Балтийские небеса. — Люди ведутся на яркий фантик, и не запоминают самых главных примет, — он выпрямился.

Без каблуков я и правда была мелковата на его фоне. На целую голову, не говоря уж о ширине плеч. Я могла бы запросто утонуть в нём, в моём Матвее, — шла я за ним на кухню, кусая губы и представляя себя «тонущую» и кричащую…

Даша! Какой ужас! Хватит!

— Поможешь с салатиком?

— М-м? — я с трудом отвлеклась от фантазий. Матвей достал деревянную доску и нож.

— Не люблю, когда заветривается, есть невозможно, — пояснял он, копаясь в холодильнике.

— Любишь «из под ножа»? — вспомнила я наш последний ужин. И Ашман.

Матвей тоже вспомнил, усмехнулся: угу.

— Овощи сейчас так себе, так что идеально не получится, — вывалил он на стол горстку помидоров черри и огурец. — Но без овощей не прокатит. Мы ж за полезное питание, да? — он достал кастрюльку, а я пока тихонько озиралась по сторонам. Утром не успела как следует изучить интерьер — некогда было, у Матвея на руках. Кухня была светлая, но маленькая, проходная, не больше пяти квадратов, — прикинула я, разглядывая детали: старые ажурные занавески, алое в глиняном горшке и букетик сухоцветов на окне, чайный набор с цветочками и гусями, прихватки и полотенце в осеннюю клеточку, палас на полу — всё старенькое, но уютное. Чувствовалась женская рука. Наверное, этот уют — мамино «наследство», — догадалась я. — Матвей с папой берегут его, как память о ней.

— А когда твой папа вернётся? — уточнила на всякий случай, найдя на стене круглые часики. Не люблю сюрпризы. Но без сюрприза не обошлось. Матвей нахмурился, продолжая возиться у плиты:

— Никогда. Он умер.

— Умер? — переспросила я, как дурочка.

— Угу.

— Ого… — я тихонько выдохнула и замолчала. Никогда не умела «соболезновать». Не представляю, что можно сказать человеку, потерявшему близкого. Все слова казались тут чужеродными, лишними.

Матвей оглянулся.

— Не парься, рано или поздно это должно было случиться. Я был готов. Он уже десять лет себя целенаправленно убивал. Наконец-то получилось. Недоглядел за ним из больнички.

— И ты теперь совсем один? — взялась я за ножик, чтобы занять дрожащие руки. Новость про отца выбила меня из колеи. Хозяин почувствовал:

— Не волнуйся, справлюсь, — успокоил он, улыбнувшись.

— Это я должна тебя утешать…

— Меня не надо утешать, Даш, я давно один.

— Теперь не один.

Мы переглянулись и снова занялись своими делами у тесной столешницы: я резала овощи, а Матвей колдовал на плите с пастой и какой-то подливой.