— Здравствуйте, Арсен Артёмович! — поздоровались мы дружно и полезли за свою парту.
— Здравствуйте-здравствуйте, — улыбнулся он, отрываясь от чтения телефона. Мы были его «любимицы» в нашей группе — делали всё в срок, прилежно конспектировали, не нарушали порядка, и много работали дома. Готовые «работнички» в архитектурное бюро!
— Просто довёз? — зашептала Ленка сбоку. — Чё ты врёшь?! Выкладывай в мельчайших подробностях!
— Да нечего выкладывать, — посмотрела я внушительно. — Нам сосед помешал.
— У-у, о-о… — Ленка заёрзала от нетерпения. — А было чему «мешать»?
— М-м… возможно… — уклонилась я от её атаки. — Всё, тщ-щ, идут.
Аудитория стремительно наполнилась студентами. Манукян поднялся и начал лекцию. Он был, как всегда, в костюме — строгий пиджак, рубашка, галстук — одно удовольствие смотреть. Но сегодня я задумчиво косилась в окно, на жёлтые клёны. И тут клёны. После разговора с Ленкой, меня вернуло во вчерашний вечер. Что было бы, не помешай ОН нам? Что сказал бы мне Алик? Ясно что. Что-то очень личное. Он ТАК смотрел… а с ТАКИМ взглядом говорят только личное… я нравлюсь ему. Нет сомнений. И если я поеду сегодня — по-любому что-то случится. Он продолжит своё «признание», не сомневаюсь. Я так долго ждала этого. И хотела. Почему сейчас я не уверена? Почему волнуюсь? Нужно решить, нужно поехать и разобраться. Я почувствую, если он «тот самый». Дурёха, — я тихонько улыбнулась, пока препод не видел. — Вчера, над макетом, уже были звоночки. Что тут думать? Нужно встретиться с ним в «неофициальной» обстановке и поговорить.
После лекции мы занялись «полированием» наших макетов к завтрашнему просмотру. Я с радостью погрузилась в работу, это отвлекало от мыслей. Доделала деревья, подчистила кое-где клей, подтёрла карандашные следы, и моя вилла засияла во всём своём бумажном великолепии, а Манукян довольно тёрся рядом, со своими великолепными подсказками. Значит, завтра всё пройдёт хорошо, — лелеяла я надежду.
«Едем?» — написал Алик на основах композиции.
Я поглядела на время.
«Только домой забегу. У тебя последняя пара?»
«Я уже свободен»
«А я ещё на композиции. Последняя. Заедешь через час?» — написала я, прикинув, что как раз успею добежать домой и перекусить. Чтобы не упасть у него в гостях в голодный обморок. А, заодно, в порядок себя приведу. Оденусь поприличней.
«Ок. Через час буду;)»
Во дворе бомбила музыка. Какой-то рэп. Ясно. Я уже знала, что это значит — турники. Тот бандюган занимался с дружками. Я быстро глянула и прибавила шаг. Так и есть. Сегодня он был с одним приятелем, всё-таки уже холодновато вечером — желающих позаниматься всё меньше, а вот летом тут человек по десять собиралось каждый день. Оры и маты стояли такие, что хоть уши запечатывай. Я терпеть не могла, когда ругаются матом. Гадость. Особенно, когда ругаются девчонки. Ужасно не красиво. В такие моменты, даже стыдно становилось за женское племя…
Куда катится мир?
Я радовалась, как шпион, что моих шагов не слышно в кроссовках, и торопливо семенила к подъезду. И незаметно посматривала. Да! Позорище! Не могла справиться с любопытством. Однажды оно меня погубит, — кусала я губы. — Холодно, аж пар изо рта, а они без маек. Выпендрёжники. А у бандюгана оказывается не всё татушками забито, — замечаю я невольно. — Рукава, спина, шея, на груди, на боку что-то… — присматриваюсь, и тут-же одёргиваю себя. — Хватит пялиться, дура!
Но не пялиться невозможно. Эстетично же! Жёлтый свет фонарей, как скульптор, лепит тенями рельефы на спортивных телах, и получается ожившая картинка из Пинтереста: старый двор, окна, провода, синие листья, асфальт в трещинках и крепкие парни на турнике. Не хватает только белой мотивирующей надписи на переднем плане, вроде: «просто сделай это» или «сегодня — усилия, завтра — результат».
Принялся боксировать.
«Не услышишь меня не минорным», — звучит из портативной колонки фоном.
'Не увидишь меня в чём-то не чёрном.
Ваши песни — делиты, они ни о чём.
От пьесы тошнит, мы в фойе подождём…'
Не видит, как я проскакиваю на крыльцо.
'Прав поэт. Счастья нет, брат, нет.
Воля и покой. И только.
Покой и воля…' — обрывается припев железной дверью.
Всё, — останавливаюсь на секунду в тёмном подъезде. Дышу. В голове всё ещё крутятся эти дурацкие строчки. — Сколько осталось?
Экран подсказывает: пятнадцать минут.
Пора бежать. Еле успеваю схватить на ходу бутер. Одеваюсь. Мама недовольно бурчит, что живот испорчу. Она возится на кухне. Слышу там и сестру и папу. Сегодня все дома. Кормит их и продолжает меня ругать.
— Мам, не волнуйся, я в городе поем, — успокаиваю неугомонную хозяюшку.
Мама думает, что я с ребятами иду гулять. Вот странно, я вроде взрослая девочка, восемнадцать лет, а сказать, что к парню еду — кино смотреть — язык не поворачивается. Глупо.
Такие у нас отношения.
Она не поймёт. Будет волноваться, надумает чего-нибудь лишнего, — прикинула я на себя замшевую юбку. — Не перебор ли? Нет. Хочется «выпендриться», по такому случаю. Хм-м. Голые коленки, а сверху свитер с высоким воротником — всё чинно, всё прилично, но коленки, как перчинка. Пусть будут.
Я снова посмотрела на время и ахнула: три пропущенных от Алика, а я и не слышу! Он уже внизу. Ждёт в машине.
— Мам, я побежала, ключи взяла!
Приятная вечерняя прохлада распахнула мой «геройский» плащ, когда я поцокала к машине. Ниссан стоял на том же месте, где и вчера, и я со страхом подняла глаза на турники: мой дерзкий сосед тоже смотрел. Он сложил руки на груди и бесстыже сверлил меня взглядом.
Чего он хочет?
«Ничего» — ответил он утром.
«Номер» — возразила я, и в животе всё взволнованно заворочалось.
Глава 4
Скамейка
— О чём задумалась? — мягко поинтересовался Алик.
Кажется, я уже минут пять молчала. Или больше. Не помню. Диалог никак не клеился. Эти руки в татушках. Этот серый, серьёзный взгляд утром на мотике. Голова не соображала. Я уставилась на бегущие за окном деревья и тротуары.
— Да так… просто устала, наверное. Прости.
— Не извиняйся, ты что, — улыбнулся он.
— Слушай, Алик…
— А?
— Постой. Может не поедем…?
— Почему? — он озадаченно переглянулся со мной, продолжая рулить.
— Я не знаю… — я потёрла виски. — Что-то подышать хочется. Давай лучше на Верхнее озеро? Прогуляемся, а? Пожалуйста…
— Ну… давай…
Алик, кажется, остался обескуражен такой резкой переменой, но я действительно не хотела на диван. Не хотела его мамы и скрипучих половиц. Запаха духов и оставаться с Аликом наедине. Мне было душно. Я оттянула ворот. Скорей бы на воздух.
Мы оставили машину на обочине у парка и перебежали по брусчатке на набережную. Вечер был прекрасным. Чистым. Под ногами шуршали листья, по дороге шуршали колёса, и редкие прохожие бродили под фонарями. Я шла, опустив глаза, ничего не видя вокруг.
Ничего, кроме сухих листьев.
Алик смущённо поглядывал на меня и пытался заводить разные разговоры, а я всё ещё была там, в своём дворе. И пыталась понять, почему.
— … или какао?
— Что? — я подняла голову и обнаружила нас около ларька с горячими напитками. Тёплые гирлянды уютно покачивались на ветру, в деревянной витрине красовались румяные булочки. Молодая девочка-продавец ждала моего решения. Алик тоже ждал. Он терпеливо повторил:
— Что ты хочешь: кофе или какао?
— Эм-м… — я кивнула, мол, понимаю-понимаю, — кофе… нет, лучше какао. Спасибо.
Алик улыбнулся.
— Два какао пожалуйста. А булочку будешь? Нет? Ну, ладно. Думаю, что-то сладкое и горячее тебе не повредит, — повернулся он ко мне. — Что-то ты совсем бледная. Замёрзла? Дай-ка сюда руки, — он взял мои холодные пальцы в свои и заглянул в лицо. — Как ты? Не устала на каблуках?
— Нет, всё хорошо… — улыбнулась я, краснея.
От его тёплых ладоней мне действительно стало полегче.
— Ничего себе «хорошо», — он посмеялся. — Сейчас найдём свободную скамейку и посидим немного, ладно? Не представляю, как ты ещё на ногах держишься. Зачем эти геройства?
