— Да.

— Ты чё прикалываешься?

— А похоже?! — выпучилась я мокрыми глазами. Завелась с пол-оборота. И так плохо, а тут ещё и он лезет не вовремя. Нервы сдали. Повернулась, включая училку:

— Похоже, что мне весело? Что я тут веселюсь, жду тебя, чтобы поприкалываться? Ты что слепой? Совсем ничего не видишь?

— Вижу, но не понимаю! — возмутился он, как двоечник с задней парты. — Чё за фигня! Ты чё говоришь?! Всё же хорошо было у нас! Мы встречались, это вообще хоть что-то значило для тебя?! Мы позавчера гуляли вместе! День назад! День, Даш! Какой ещё «другой»?! — недоумевал он. — Откуда другой?! Когда успела?!

— Алик…

— Кто? — Алику стало совсем не до смеха. — Кто он? А? Я его знаю?

— Нет.

— Из универа?

— Нет.

— А кто?

— Зачем тебе?!

— Хочу знать.

— Зачем?

— Просто скажи кто.

— Я не понимаю зачем.

— Вот и я не понимаю, Даш!

— Всё, я пойду… — я вспомнила, что оставила сумку в аудитории, но возвращаться туда не хотелось. Сжала телефон и попёрлась сразу в гардероб: сбежать с последней пары. Больше не было сил.

— Стой, — Алик догнал. — Ты куда?

— Домой. Пока. Иди на пару.

— А вещи?

— Лена заберёт, — ускорилась я, сбегая по лестнице. Алик остался стоять наверху. Стоять и переваривать тот бред, что я на него вывалила.

«Лен, забери плиз мою сумку, что-то живот скрутило, домой поползла» — отписалась я подружке, выйдя на свежий воздух.

Начинало темнеть. Вечерний морозец уже полез на щёки и за воротник — туда, где вчера были ЕГО горячие губы. Но моя «горячая линия», мой круглосуточный номер снова отказал мне противным женским голосом: вне зоны действия сети. Я убрала телефон. Добралась до двора без памяти и почти без мыслей. Крутилось что-то неразборчивое, урывками, видимо, мозг уже начал отказывать из-за стресса. Неизвестность убивала. Я уже столько вариантов напредставляла за день, столько детализированных картин нарисовала, столько сюжетов выплеснула на холст, что краски кончились. Слёзы тоже кончились. А я всё вазюкала и вазюкала по воображению сухой кисточкой. Ших-ших. Ших-ших.

Остался только голый страх.

Ших-ших, — хрустели под ногами листья, — ших-ших.

Страх и опустошение.

Я замедлилась у подъезда, где должен был стоять мотоцикл. Должен был! Но не стоял. И на крыльце не стоял его хозяин. Не курил. Вот дура, — злилась я на себя, чувствуя, как к глазам подступает новая порция влаги — солёная жидкость, чтобы разбавить мои чёрные краски, для новых картин. — Дура! Вот надо было тебе лезть со своими советами! Надо было лезть с собой?! Курил бы себе Матвей дальше. Да, курил. Но зато жил бы! Жил бы себе спокойно. Ничего бы не поменялось. Я бы ходила тут утром и вечером и глядела бы на него незаметно. А он — на меня. И всё было бы хорошо. Как раньше. Я бы просто смотрела на него и мне было бы спокойно…

Я так хотела его увидеть, что воображение сжалилось, уступило горю — нарисовало далёкую тёмную фигуру у моего подъезда. Матвей, — не поверила я. Он сидел на ступенях. Широкие плечи. Дым вокруг. Опущенная бритая голова.

Я почти побежала. Мне это не кажется.

Вопросы уже летели с губ.

Двадцать шагов.

Десять.

Пять.

Он услышал кроссовки, зашевелился. Но я уже заметила на голове шрам. Уродливый, почти от края до края. Это не Матвей! Это его «дружок по турникам»! — рухнуло всё внутри.

Щербатый поднялся и выкинул окурок:

— Стой, — проговорил он вместо приветствия. Но я и так стояла.

— Что с Матвеем? — потребовала я, тоже пропустив официальную часть.

На дружка Матвея было страшно смотреть: ссадины, рассечёная бровь, синяки. Но, не это пугало, не раны — их уже залатал хирург. Меня до тошноты напугало выражение его лица. Меня напугало, что всё БЫЛО! Всё, что рассказала тёть Валя — БЫЛО! «Дружок» понял.

— Жив, — прохрипел он главное. Коротко, чтобы сразу донести суть. Настоящий друг. Я не сдержалась и шумно выдохнула. Выпустила из груди напряжение вместе с паром. Оказывается, я не дышала. Сколько времени я не дышала?! Сколько часов?! — дивилась я. — Слёзы облегчения давили горло. Я закрылась, прогоняя морозный воздух через «респиратор» из ладоней. Щербатый терпеливо ждал. Потом протянул мне красное пятно.

Что это? Роза?

Я смахнула с глаз лишнюю воду, проморгалась и удивлённо приняла цветок. Бутон был срезан почти без ножки, остро.

— Просил передать, чтобы не волновалась и не искала, — пояснил Щербатый посыльный.

— Где он?

— Не ищи. Сказал сам появится.

— Почему?

Щербатый пожал плечами:

— Наверное, не хочет пугать, — выдал он отсебятину и тут же прикусил язык. Собрался уходить.

— Погоди, — запаниковала я, хватая его за рукав. Сбрендила. Но этот наглый бандит был моим единственным мостиком к Матвею, и я перешагнула страх. Щербатый остановился.

— Почему у него телефон отключен? — спросила я второй по важности вопрос. — Ему можно позвонить?

— Разбился телефон.

— Разбился?

— Угу.

— Но как мне с ним связаться?

— Никак, говорю ж, — оглянулся его друг на площадку. Я поняла — Матвей попросил поймать меня тихо, быстро передать и «не палить», но по двору уже шло движение — народ возвращался с учёбы и работы. Щербатый нервничал. А мне было плевать, что кто-то увидит. Я не собиралась упускать единственный шанс узнать что случилось и когда я увижу Матвея.

— Как это никак?

— Сказал просто подождать.

— Сколько?

— Не знаю. Видно будет.

— Слушай, погоди, — попросила я, видя что он снова засобирался свалить. — Как тебя зовут?

Щербатый слегка удивился.

— Юра.

— А я Даша, — кивнула я коротко. — Это ты был с ним вчера, да?

— Чё, так заметно? — вдруг усмехнулся он, показав сколотый передний зуб. Я оценила шутку — на друге и правда не осталось живого места. Но мне было не смешно. Что же тогда с Матвеем?! — паниковала я.

— Расскажи пожалуйста, что случилось. Кто напал? Зачем?

Юра нахмурился, подумал. Зыркнул по сторонам:

— Отойдём, — бросил он, двинувшись от подъезда. Я послушно семенила следом. Надо так надо. Только бы рассказал. Встали под клёнами, в тенёчке, чтобы не привлекать лишние взгляды. Юра достал покурить. Засветил огонёк.

— А чёрт их знает, — нервно затянулся он. — Хачи, на серьезных щах подкатили. Рожи. Толпой на одного. Хах. База, — делился он отрывисто, выпуская дым в сторону. — Мот разбили, собаки. И откуда нарисовались…

— Это из-за меня… — сглотнула я ком. — Матвей побил одного у клуба… сильно… очень сильно… вот… нашли всё-таки… адрес… — проговорила я свои страшные догадки вслух, как лунатик.

Юра понимающе покивал.

— М-м. Вписался, знач?

— Угу.

— Не ссы, выкарабкается. Стреляли из травмата, — утешил он, сплюнув.

— Из травмата? Это травматическое, да? — оживилась я. — Что с ним, расскажи. Я не испугаюсь, правда, не могу уже в этом состоянии, пожалуйста, я не засну.

— Да чё, расстреляла его эта падла в упор. Ищут менты. Повезло, что не на смерть. Я не видел. Уже отдыхал. Очнулся только в больничке. Там и увиделись.

— В какой? — умоляюще уточнила я, но Щербатый был непреклонен.

— Просто жди, как он сказал. Всё, расходимся, — он втоптал окурок.

— Погоди, а ты его ещё увидишь?

— Не знаю.

— Если увидишь, передай, что буду ждать, ладно?

— Ладно.

— Кхм, — хлопнула сбоку дверь машины.

Мы с Юрой посмотрели.

Перед подъездом стоял Ниссан — а к нам направлялся хмурый Алик. Я обмерла и зашагала навстречу — предотвратить разговор при свидетелях. Я не хотела, чтобы Матвей переживал, когда «посыльный» ему доложит об исполненном долге.

— Зачем ты… — начала я строго, но Алик перебил.

— Это он?! Серьёзно?! И вот к ЭТОМУ БЫДЛУ ты уходишь?! — чуть не выкрикнул он, тыча в Юру.

Анабиоз

— Алик! — возмутилась я.

Юра заржал.

— Не петушись, придурок.