— Ты рыбку ешь? — уточнил он, закончив с кастрюлями.
— Конечно, я почти всеядна, — отозвалась я скромно. — Особенно после пар.
— М-м, это хорошо…
Я почувствовала его «освободившиеся» ладони на себе:
— Тогда правильнее спросить, что ты НЕ ешь? — понизил он голос. Я поскорее дорезала огурец и отложила нож в сторону, теряя контроль. Мозг начал стремительно плавиться от горячего дыхания за спиной.
— Остальное… — выдохнула я, — морское… всякое…
— Понял, морепродуктами не мучить…
Матвей прижался сильнее, запуская ладони в… ящики? Я одурело заулыбалась — он дразнит меня! Матвей по-хозяйски достал с верхней полки корзинку со специями и отступил немного, давая мне отдышаться. Сыпанул в салат каких-то семечек, соли. И снова потянулся через меня, за зеленой бутылочкой с оливковым маслом:
— Какой ты хозяйственный… оказывается, — снова покраснела я, когда мы «нечаянно» сблизились. Матвей довольно улыбался. Он заметил.
— Погоди, попробуй сначала, вдруг тебе не понравится.
— Понравится… — уверила я с горящими ушами. — Мне уже нравится…
— Да?
— Да.
Матвей усадил меня за стол и стал сервировать его. А я ковыряла белую клеёнку и не могла оторваться от его удивительных рук: эти руки, с одинаковой ловкостью, и создавали и разрушали. Они готовили «пищу богов» на маленькой уютной кухоньке и выбивали зубы врагам. Они заботились обо мне и наказывали других. Они жили собственной жизнью, по своим правилам, они сами делали выбор и принимали его последствия.
— Ты больше не куришь, — заметила я, когда Матвей вернулся к столу с тарелками. Он поставил передо мной горячее блюдо и тоже уселся.
— Угу. В палате нельзя было, — улыбнулся он.
— Да ладно?! — я не выдержала и хихикнула.
— Прикинь. Пришлось бросить.
— А я говорила, что у тебя всё получится, видишь. И даже без меня.
— Не, если бы не было стыдно перед тобой, не бросил бы. Не мог нарушить слово. Я несколько раз был на волоске, чтоб не сорваться. Жуть, как тоскливо ощущать свою беспомощность, торчать среди всяких инвалидов и не видеть тебя.
— Теперь не хочется курить?
— Хочется, но тебя хочется больше, — признался хозяин прямо, как обычно. Я взволнованно взялась за вилку:
— Всё равно у тебя невероятная сила воли, я так не умею.
— Умеешь, — улыбнулся Матвей, — и даже лучше. Просто твоя сила воли направлена на другое.
— На какое другое?
— На учёбу, например, на семью, на домашние обязанности. А у меня на то, чтобы не опозориться перед тобой и не сорваться. Мне проще. Всего лишь одна задача, — он поглядел, как я накручиваю пасту и скромно презентовал:
— Сёмга в сливочном соусе.
— М-м…
— Как тебе?
Я смущённо прикрылась ладонью:
— Ну, Матвей, не смотри… м-м… вкусно.
— Правда? — продолжал он пялиться.
— Правда, — засмеялась я. — Что за специи ты добавил или это лук? Очень вкусно.
— Ты, наверное, про чеснок? Он довольно яркий.
— Чеснок?
— Угу.
— Значит, сегодня без поцелуев? — пошутила я глупо, пока Матвей подкладывал мне салат. Он возмутился:
— И не надейся. С тебя должок, не забывай. Тем более, я же тоже ем…
— Будет чесночный должок, — предупредила я.
— Не переживай. Я тебя под любым соусом сожру.
— Матвей! — я покраснела и схватила стакан с водой.
— Что?.. — он понял и скромно заулыбался. — Не могу сдерживаться, Даш, прости. Я грубиян. Пугаю, да? Ты не обращай внимания, само собой вырывается… так… шутки… привык с пацанами, сложно переключаться на цивильное общение. У меня от тебя башню клинит. Салат тоже ешь.
— Ем, спасибо, — улыбнулась я в тарелку.
Мы наслаждались «пищей богов», пока она горячая, и радостно переглядывались. Я не врала — Матвей действительно приготовил вкусно. Настоящее ресторанное блюдо, а не то, обыденное, что я привыкла есть дома: пюрешки, котлетки, макароны по-флотски, борщи.
— Зря ты переживаешь… — успокоил меня «повар», доедая.
— М-м? — уточнила я, аккуратно наматывая на вилку спагетти.
— Зря стесняешься. Это так красиво, когда ты ешь. Особенно, когда ты ешь что я приготовил, ещё и с аппетитом… сложно передать это словами, ну ты поняла… это так… м-м… нравится мне, в общем…
— Мне правда вкусно, спасибо, что накормил, — промямлила я, не зная, что ещё ответить на этот искренний комплимент, и румянец залил щеки: Матвей глядел с таким обожанием, как пёс на свежую косточку.
— Я просто боюсь, что от волнения что-нибудь уроню, — пояснила я, смущаясь всё сильнее, — или сама испачкаюсь, или тебя испачкаю, — не выдержала и засмеялась от его пристального внимания.
— Не переживай, я и сам готов что-нибудь уронить и испачкать… когда вижу, с каким удовольствием ты ешь… сам не свой… какие у тебя планы на вечер? — переключился он резко.
— Хочешь запланировать «что-нибудь поронять и попачкать» вместе? — подколола я, но тут же смутилась — догнала, что Матвей говорил не совсем о еде.
— Хочу, чтобы ты была рядом круглые сутки, — забрал он пустые тарелки. — Это был бы лучший новогодний подарок. Кормил бы тебя божественными завтраками, обедами и ужинами, — помечтал он. — Но это нереально. Поэтому и спрашиваю, сможешь ли заглянуть, порадовать меня… — он наклонился к губам. — Хотя бы перед сном… м-м… чесночок… оч вкусно…
Мы засмеялись.
«Порадовать… перед сном» — завертелось у меня в голове и в животе. Я представила, как «радую» Матвея. Ох, я бы очень хотела его «порадовать». Я бы осталась у него тут на всю жизнь, и радовалась с ним с утра до ночи, и с ночи до утра, но что делать с моей собственной жизнью? Нужно показаться дома, чтобы родители не беспокоились, нужно готовиться к зачёту по эргономике, к завтрашним парам, заехать в магазин за ватманом и чернилами — скоро делать отмывку по черчению, ещё успеть в озон за Славиным подарком, мы же так и не нашли с Ленкой ничего подходящего в торговом центре, а я его тайный Санта на этих выходных. Я… хм-м… тайный… — я задумалась и сердце застучало быстрее. Меня посетила дерзкая идея. Матвей заметил.
— Чего?
— Кажется, я придумала алиби…
— М-м, правда? Значит, готовить ужин?
— … и завтрак, — добавила я, пряча растущее волнение за улыбкой.
— Завтрак? — переспросил Матвей, недоверчиво — что это я задумала? Он подошёл и присел на корточки рядом со стулом, заглянул, пристально, своей туманной Балтикой. Шучу ли я над ним?
Но я не шутила. После эпизода с «легендарной машинкой» и моим позорным бегством, и после раны, что я нанесла Матвею, мне хотелось исправиться. «Залечить» содеянное. И мозг подсказал решение — если для Матвея лучший подарок это время со мной, я вырву для него это время. Докажу себе, что не трусиха. Родители уже в курсе про вечеринку на даче. Но я не хочу тайного Санту, я хочу тайного Матвея. И только его.
Я обрадовалась.
Всё складывается идеально!
— У нас с однокурсниками будет новогодняя вечеринка на этих выходных, — пояснила я, и добавила многозначительно:
— … с ночёвкой.
Матвей терпеливо ожидал продолжения, но в глазах уже заплясали огоньки предвкушения. Его ладони поползли по юбке.
— Но я на вечеринку не хочу, — продолжала я, глядя ему прямо в глаза. — Я хочу к тебе. Родители в курсе ночёвки. Только подружку предупрежу, и смогу провести эти выходные с тобой…
— Все выходные?
— Все.
Он не выдержал и легко подхватил меня, крутанул по кухне так, что голова поплыла. Я засмеялась — как же радостно было видеть его таким счастливым. Юбка бесстыже задралась, но Матвея было уже не угомонить. Он приземлил меня на столешку и «пожирал» в чесночном соусе, с большим аппетитом, как и обещал. А я старалась не потерять головы. Держалась из последних сил — непослушное тело ушло в отрыв с его сильными руками — изгибалось, громко дышало, наслаждалось. И руки наслаждались. Все как сговорились!
В какой-то момент мои бёдра ТАК непристойно обвили Матвея, что он даже улыбаться перестал. Он смотрел мне то в глаза, то на губы, то снова в глаза и несколько бесконечных секунд всерьёз раздумывал. И я знала о чём. Я прочитала во взгляде. Он спрашивал… разрешения…