Отвернулся Бранд, не желая видеть этой картины.

Не желая видеть, что даже отродие Зверя предпочли ему, полукровке.

— Как ты выжил? — окликнул кесера рыцарь, — Что за колдовство защитило тебя? Ведь я сам вонзил клинок в твое горло. Я уверен в этом. Ты не мог выжить.

— Правильно уверен.

Ингвар ухмыльнулся. Жест, которым он обнимал Линетту, прижимая её к себе, казался сейчас настолько хозяйским и собственническим, что доведись Бранду увидеть такое в иной ситуации, он счел бы это поводом для вызова на дуэль.

Принцесса же как будто не обращала внимания.

— Удар, что ты нанес, был просто изумителен. Вот только в одном ты не удостоверился. Что тот, кому ты его нанес, действительно я.

Повинуясь жесту кесера, один из черных всадников снял с головы закрытый шлем, — демонстрируя лицо, практически ничем не отличавшееся от лица его господина. Сейчас, когда они стояли рядом, можно было заметить мельчайшие отличия: чуть более бледную кожу, чуть более яркое свечение проклятых демонских глаз.

Но тогда, в полумраке покоев, разглядеть это не было никакой возможности.

— Видишь ли, мы догадывались, что в происходящем что-то нечисто, — продолжал Ингвар, — Что не мог высший свет Аскании просто вдруг увидеть во мне героя после очередной победы. Мою репутацию раскармливали намеренно. Вопрос был лишь, для чего.

— Мы поняли, что сторонникам войны нужнее не герой, а мертвый герой, — подала голос Линетта, — В чьей смерти обвинят меня и, как следствие, Данаан. Тогда и то, что отец Бернар привлекал внимание к тому, что отдал мне реликвию, ложилось в общую картину. Однако я… до последнего не верила, что вы в этом замешаны, хеленд Бранд.

— Еще бы немного, и мы бы из-за вас могли поругаться, — хохотнул Ингвар.

Но видя тот нежный взгляд, что он бросил на жену, сложно было поверить.

— …однако к счастью, мы нашли способ проверить вас. Заранее сообщив, что завтра вам придется покинуть поместье, мы спровоцировали вас на действие. Все, что оставалось, это положить в постель вместо меня демона-крысу в моем обличье. И предупредить риира Брайана, чтобы держался поблизости и увидев вас, пустился в погоню, приведя нас к вам.

Рассказывая о том, как обыграли его, Ингвар и Линетта до странного походили на двух детей, хвастающихся поделкой. А Бранд слушал их, и горькая обида разливалась в его сердце. Подвел… Он подвел тех, кто рассчитывал на него.

Попался, как дурак.

— Мне не следовало доверять вам, — с болью в голосе заметил он, — Ваше Высочество, когда вы называли меня другом… Вы уже тогда подозревали меня?

— Вот только не надо сейчас строить из себя жертву! — возмутилась Линетта, — Вы меня предали, хеленд Бранд, не наоборот. Но если так хотите знать… Нет. Тогда я еще верила, что все, что вы говорили мне и делали для меня, было искренне. Но теперь все кончено.

— Нет! — возразил Бранд, — Еще ничего не кончено!

Без страха он посмотрел в синие демонские глаза.

— Кесер Ар’Ингвар Недостойный! Я обвиняю вас в том, что вы колдовством приворожили эту женщину, и вызываю вас на поединок до смерти здесь и сейчас! Как рыцарь Святого Эормуна, я имею на это право.

Однако Ингвар… просто улыбнулся.

— В вас не осталось ничего от рыцаря, Ар’Бранд из Везира. За эту ночь вы трижды нарушили кодекс чести. Поэтому для меня вы лишь разбойник, попавшийся на попытке убийства и похищения.

И когда демонские глаза полыхнули ярче, холодок пробежал по телу Бранда.

— Так давайте сразу перейдем к тому месту, где вы сдаете своих подельников.

Эффектное появление — бесценно.

С юных лет любивший театр, Ингвар считал это правило непреложной истиной. Разумеется, вопреки слухам, он не мог просто возникнуть где угодно в вихре адского пламени или рое летучих мышей. Все, что ему было доступно, это тщательный выбор времени и места, в чем прекрасно помогали демоны с достаточно компактными и незаметными звериными обличьями: Крыса и Змея.

Вот и сейчас, свернувшись средь лепнин под самым потолком, верная служанка подслушивала разговор в коридорах дворца.

— …я тоже был изрядно удивлен, когда услышал это, — признавался отец Бернар, — Но слова кесера Ингвара имеют смысл. Всем известно, что в походе, из которого вместо него вернулся демон, эдлинг Вулфред должен был сражаться с данаанскими семибожниками. Возможно, что демон и вправду ждал своего часа в их рядах. Но обвиняя весь Данаан, я полагаю, кесер Ингвар все-таки перегибает палку. Ведь известно, что действия рииров Кормака и Джейлеса шли вразрез с планами королевской семьи.

— По крайней мере, так утверждает сама королевская семья, — прокомментировал кесер Эсквин.

Будучи родней асканийского короля, он мог себе позволить большую смелость в высказываниях.

— Как бы то ни было, эти слова меня тоже удивляют, — заметил Иммед, — Супруга кесера почти что вьет из неё веревки. Неужто он высказался бы против неё?

— О, в его любви к ней я не сомневаюсь, — ответил отец Бернар, — И хоть и не принадлежит она к нашей вере, я полагаю, что принцесса Вин’Линетта лишь заблуждается. В сердце же своем она остается достойным человеком и своим существованием доказывает, что и среди данаанцев есть те, кто заслуживает шанса на спасение…

Не сказать чтобы эти слова были приняты собеседниками, но сверх недовольного гула возражать главе Церкви никто не посмел.

— Поэтому вы отдали ей фрагмент покрова Эормуна? — спросил темноволосый молодой хеленд, чьего имени Ингвар не помнил.

— Этот дар — выражение нашей надежды, — ответил первосвященник, — Надежды, что мы и данаанцы сможем мирно сосуществовать. Однако, когда я говорил с кесером Ингваром, он выразил сомнение. Хотя он доверяет своей супруге, он говорил о том, что необходимо тщательно расследовать, кто мог стоять за подменой эдлинга Вульфреда проклятой тенью…

И вот здесь Ингвар решил вмешаться. Не сказать чтобы это был идеальный момент. Он рассчитывал на что-то более… ироничное.

Но вот с детства ненавидел он, когда ему приписывали чужие слова, ибо случалось это до отвращения часто.

— Необходимо, это верно, — громко сказал он, — Но только я вам об этом не говорил!

Выйдя из-за угла, он стремительным шагом направился к говорящим. Взгляды всех присутствующих, как Бернара и его собеседников, так и случайных зевак, обратились к нему.

Хорошо. Чем больше аудитория, тем сложнее скрыть предъявленные доказательства.

— Возможно, я не вполне точно передал ваши слова, кесер Ингвар. Прошу меня простить.

Слова предстоятеля эормингской Церкви звучали безукоризненно вежливо, но на целых две секунды на его лице отразилось ошеломление и отчаянные метания. Он не ожидал его появления.

Не ожидал, что он еще жив.

Удивлен был и Эсквин, но кажется, все-таки не настолько.

— Племянник, мне не доложили, что ты прибыл во дворец.

— О, я пробрался иным путем, — пояснил Ингвар, — Как раз для того, чтобы всех удивить. И вижу, что прибыл я как раз вовремя, чтобы опровергнуть ваши слова.

— Помилуйте, кесер, — развел руками Иммед, — Зачем бы вам их опровергать? Неужто в словах о необходимости расследования есть что-то порочащее вас?

— Меня?

Ингвар приподнял бровь.

— О, нет, совсем нет. Я склонен полагать, что единственный, кого может опорочить ложь, это тот, кто её произносит.

— Племянник! — предостерегающе строгим тоном сказал Эсквин, — Следи за тем, что и кому ты говоришь. Подобные обвинения неприемлемы.

В ответ на это Ингвар осклабился. Это была как раз та самая улыбка, что в сочетании с потусторонним сиянием глаз заставляла многих неосознанно отступать назад.

— Я не обвиняю, дядя. ПОКА не обвиняю. Пока что я лишь констатирую факт. С того момента, когда пал от моей руки демон-нетопырь, я сказал отцу Бернару лишь четыре фразы. Все четыре — в вашем присутствии. Вы можете вспомнить, что это были за фразы?

Впрочем, к тому моменту священник уже справился с удивлением, и весь вид его отражал лишь смирение и благочестивую отрешенность.