Музыка Провожающей. Её магия.
В отличие от мертвецов в замке Шербур, немертвые слуги Нетопыря действовали, как единое целое, прикрывая друг друга и перегораживая проход монолитным строем. Волна атакующих накатилась и откатилась.
Ухмылялся демон-нетопырь, бесконечно вливая энергию в заклятье, поднимавшее мертвецов, утверждавшее его власть над каждым из тех, кто погиб в этом соборе. Он стоял у самого алтаря, черпая силы из старинной бронзовой чаши, куда стекала кровь двух женщин, распятых на крестах над его головой.
И одной из них была Линетта. Мутным, искаженным мукой взглядом посмотрела она на вошедших. И Ингвар скорее почувствовал, чем услышал, как она зовет его по имени.
Как молит его о спасении.
Вторая атака была не успешнее первой. Под звонкие переливы костяных колокольчиков немертвые воины встречали асканийцев, ловко разделяя их и набрасываясь втроем, а то и вчетвером на одного. Не все они были вооружены, но те, кто были, успешно сковывали клинки хелендов, давая возможность товарищам сократить дистанцию и пустить в ход зубы и когти.
Колокольчики продолжали звенеть. Звенеть, оплакивая падшие души, уходящие за Грань, как повелось с начала времен. И слыша их песнь, Ингвар понял, что делать.
Оттянула тяжестью руки демоническая гитара. В своей предметной форме она казалась выточенной из темного металла, подобно мечу. Она не была пустой внутри и по всем законам акустики не должна была издавать музыку. И звук её был совершенно непохож на звук обычного музыкального инструмента.
На звук инструмента этого мира. Этого мира и этого времени.
Лязгнули струны, и синее пламя свечей вдруг вспыхнуло ярче. Жесткая, агрессивная музыка вторглась в размеренные переливы. Резкая, яростная, громкая, она заглушала все вокруг, перекрывая и подчиняя. Будоража кровь и возжигая темное пламя в сердцах. Ингвар почти лупил по струнам, сбивая пальцы в кровь, и звук, что никогда не слышали стены этого храма, звук, что не должен был звучать еще тысячу лет, нес в себе его волю.
Волю того, кто разрушал сложившийся уклад.
Волю того, кто не желал стенать на могилах.
Волю того, кто сам строил свою Судьбу.
Столкнулись две мелодии, будто мечи. В размеренный покой зовущих могил, в тихую печаль смирения с неизбежным, в меланхолию извечных законов жизни и смерти ватагой конных варваров, пронзительным диссонансом вторглась песня ярости и бунта. Резкая, стремительная песня отрицания Судьбы.
Сила сталкивалась с силой, и движения нежити замедлились. Она не падала замертво, как это бывало, когда удавалось разрубить нити, но казалось, вопиющий диссонанс двух мелодий нагружал её, ставя в тупик и мешая воспринимать приказы.
И риир Брайан первым воспользовался этим. Одного за другим его меч разил врагов, и глядя на него, асканийцы тоже перешли в наступление. Монолитный строй распался, открывая дорогу к демону.
Казалось, незримая энергия колдовской музыки заполнила собой весь зал, тугим кольцом сомкнувшись вокруг костяных колокольчиков. Они продолжали звенеть, но только не было уже силы в их переливах.
Их музыка не могла пробиться сквозь лязг демонской гитары.
Между тем, двое асканийцев, — рыцарь и оруженосец, — пробились к демону. Могучий пинок опрокинул чашу с кровью, заливая церковный пол. Взмах меча перерубил раму костяных колокольчиков, и колдовская музыка прекратилась. Рухнули, где стояли, ожившие мертвецы.
Развеяв гитару, Ингвар уже спешил к единственному оставшемуся врагу, понимая, что тот все еще не побежден. Он успел заметить насмешливую ухмылку, с которой демон набирал воздуха в грудь.
— Ингвар! Беги! — отчаянно крикнула Линетта, превозмогая боль, — Он сейчас…
Поток иссиня-черного тумана обрушился на ближайших бойцов. Рыцарь и оруженосец буквально на глазах воспламенились синим колдовским огнем, — и в считанные секунды развеялись прахом. А туман уже несся дальше.
Пока не обрушился на Ингвара.
— Нет! — закричала принцесса.
Казалось, кровь в его венах превратилась в пылающую лаву. Просачиваясь сквозь кожу, проникая в глаза, рот и нос, потоки чистой Тьмы почти выворачивали его тело и душу наизнанку. Нестерпимый жар переполнял тело, устремляясь к сердцу, как крысы стремятся к амбару с зерном. Казалось, что Ингвар наглотался раскаленных углей, запивая их расплавленным свинцом.
— Ты думал, что можешь заигрывать с Его силой? — осведомился Нетопырь, — Ты всего лишь смертный глупец. Ребенок, играющий с адским огнем. А тот, кто играет с огнем, однажды сгорает в нем дотла!
Неожиданно Ингвар улыбнулся. Струйка крови стекала из растрескавшихся губ, но все же он улыбался. С огромным трудом он сделал шаг к врагу. И выговорил:
— Адское пламя…
Второй шаг дался не в пример легче. Как будто ослабла невидимая ноша.
— …не обжигает…
К третьему шагу он почти не чувствовал жара в сердце. Как будто собственное пламя защищало его от огня.
— …когда горит внутри тебя…
Лишь в ладони сконцентрировался весь жар. Весь жар, требующий выхода.
— …с самого рождения!
Пропустив через себя пылающую силу проклятых теней, Ингвар направил всю её в темный клинок. Сверкнуло лезвие, разгоняя полумрак собора нестерпимо ярким синим огнем. Даже он сам не мог смотреть на этот огонь прямо. Он лишь почувствовал, как выброшенное вперед раздвоенное острие вонзается во что-то мягкое.
Когда колдовское пламя развеялось, Ингвар увидел, что демон-нетопырь все еще стоит прямо перед ним. Стоит, — но больше не пытается сражаться. Каким-то задумчивым взглядом тот смотрел на проклятый клинок, до середины вошедший в грудь.
— Значит, это правда… — только и произнес демон.
После чего развеялся облачком иссиня-черного дыма. Истратив всю накопленную силу без остатка, демон-нетопырь развоплотился, возвращаясь в темные лабиринты Бездны.
Туда, куда ведут пути, неведомые людям.
Уцелевшие солдаты действовали, кто во что горазд, без какой-либо организации и единого командования. Кто-то подбежал к распятым принцессам, а кто-то к пленникам, согнанным в центр зала. Двое хелендов наперебой старались докричаться до Этельберта и других укрывшихся в подвале, пытаясь дать понять, что опасность миновала, и можно выходить.
«Надо навести порядок во всем этом бардаке», — пробилась смутная мысль сквозь застилавший голову темный туман.
Но стоило Ингвару попытаться отдать первые приказы, как весь мир качнулся, и его повело в сторону. Радужные круги перед глазами заволокли картину разгромленного собора. Он попытался опереться на клинок, чтобы не упасть, — но демонской меч, утратив всю накопленную силу, лишился материальной формы.
Удара об землю Ингвар почти не почувствовал.
Глава 21. О медных трубах
Когда просыпаешься в незнакомой комнате, на незнакомой кровати, от саднящей боли в запястьях, что может хоть немного смягчить впечатления от пробуждения?
Пожалуй, разве что одно. Увидеть перед собой знакомое лицо. Лицо близкого человека, которому хоть немного доверяешь.
— Госпожа, вы проснулись! — обрадовалась Гленна.
Линетта попыталась приподняться на кровати, но её руки пронзило нестерпимой болью при попытке на них опереться.
— Давайте я помогу вам, — засуетилась Гленна, — Вы серьезно пострадали вчера.
Поддерживая принцессу за спину, камеристка усадила её, подложив пышную подушку. Теперь, оглядевшись, Линетта могла немного оценить обстановку.
Это были жилые покои, обставленные со сдержанной роскошью. Стены из мореного дуба, расписанные узорами в жемчужно-серых тонах. Светлые, холодных оттенков портьеры предохраняли от сквозняков, а полупрозрачная занавесь закрывала входную дверь. Сквозь крупные окна лился яркий солнечный свет, падавший на кровать и пару кресел.
— Где мы? — спросила Линетта.
Бросив взгляд на себя, она тут же добавила:
— Меня кто-то раздевал?
— Вы во дворце короля Этельберта, в покоях для почетных гостей, — ответила камеристка, — Королевский лекарь осматривал ваши раны после резни в Великом Соборе.