Спас ситуацию младший брат собственной персоной. В сопровождении свиты Этельберт подошел к новобрачным. Несколько дежурных, ничего не значащих слов. Короткая шпилька со стороны Ингвара, напоминание о ране, что он нанес королю во время поединка за невесту.

Пролить королевскую кровь было преступлением, каравшимся смертью, — но не для тех, в чьих жилах текла та же самая кровь.

После этого церемонию можно было заканчивать. Обычно поместье кесера Ингвара горожане обходили десятой дорогой. Говорили они, что рядом с ним слышится потусторонний шепот. Украдкой рассказывали, что если гулять поблизости по ночам, можно быть схваченным прямо на улице и принесенным в жертву. В поместье не наносила визитов асканийская знать, и даже слуг-людей там не работало: проклятые тени справлялись со службой ничуть не хуже.

Поэтому многочисленные всадники, сопровождавшие свадебную карету, смотрелись непривычно и как-то даже странно. Никогда окрестности поместья не знали такого ажиотажа.

Входить за ворота, в логово колдуна, впрочем, почти никто не стремился. Почти. Исключением стал один-единственный рыцарь. За это самое исключение вступилась и Линетта:

— Супруг мой, этот человек сопровождал меня по дороге в Асканию и даже спас мне жизнь, когда на меня напали. Возможно, что он более других заслуживает того, чтобы быть приглашенным на свадебный пир.

Ингвар не был лично знаком с хелендом Брандом. Этого человека рекомендовал для сопровождения принцессы к жениху эдлинг Эддиф, еще когда женихом предполагался король Этельберт. Аргументировал он это тем, что на чужбине ей будет морально легче в обществе того, в чьих жилах течет данаанская кровь.

Сейчас, услышав просьбу супруги, кесер Ингвар четко понял, что этот рыцарь ему не нравится.

— Я не желаю видеть посторонних в своем доме.

От рождения кесер Ар’Ингвар был наделен многими талантами. Мало кто мог сравниться с ним во владении мечом и стрельбе из лука. Он рано научился читать, и различные науки давались ему легко. Он даже с детства командовал мелкими демонами, вызывая ужас и отвращение окружающих.

Но вот чего он совершенно не умел, так это ладить с людьми. Не обладал он легкостью характера, умением превращать врагов в друзей, и язык его чаще называли не «серебряным», а «ядовитым».

Поэтому попытки за ужином заговорить с невестой, успокоить её, расположить к себе не дали никакого положительного результата. Сам себе Ингвар казался неловким и глупым, из-за чего все больше злился, отчего остатки красноречия покидали его.

Но вот наступил долгожданный миг. Принцесса Линетта, жемчужина всего Данаана, была в его спальне.

В его руках.

Почти умирая от предвкушения, Ингвар снял с неё платье. Тонкая ткань нижней рубашки обрисовывала совершенные контуры девичьего тела, прекраснейшего из всех шедевров, созданных Природой. Они манили к себе неудержимым желанием прикоснуться, ощутить нежность юной принцессы.

Ингвар вдохнул аромат её кожи, думая лишь о том, какова она должна быть на вкус. Хотелось ласкать её губами. Хотелось коснуться совершенной, манящей груди. Хотелось добраться до главной тайны девичьего тела, до нежного цветка, что лишь он, как муж, имел право сорвать.

Но Ингвар не торопился. Не прикасался он пока к груди, не спускался ниже. Бережно, ненавязчиво он гладил её плечи, стараясь расслабить её, побудить довериться ему, — и разбудить дремавший в ней огонь.

Однако все было впустую. Линетта была слишком напряжена. Слишком напугана. Она не хотела этого брака. Она не хотела отдаваться отродью Зверя. Она принимала его ласки, — ведь ее обязанностью было их принимать.

Но это не значило, что она их хотела.

«Ты моя жена, в конце концов!» — мелькнула мысль на грани восприятия, — «Ты моя!»

На какие-то мгновения захотелось ему, раз уж она не отвечает на бережное обращение, просто повалить её на кровать и взять силой. Никто не осудил бы его. Он был в своем праве. Она была залогом мира и принадлежала теперь ему.

Но вместо этого он отстранился.

С удивлением в глазах Линетта обернулась к нему, — и тут же отшатнулась, увидев нож в его руке. Страх исказил её лицо, — но Ингвар не стал произносить успокаивающих слов.

Остро отточенное лезвие оставило тонкую кровоточащую рану на его руке. Подойдя к роскошной кровати, что теперь предстояло делить им двоим, кесер выбрал простыню со стороны невесты и прижал к ней руку.

Оставив несколько кровавых пятен.

Ну, вот и все. Теперь осталось утром вывесить простыню на всеобщее обозрение. Как неопровержимое свидетельство того, что брак был консуммирован, и что невеста была непорочна.

А то, что она такой и осталось, знать достаточно им двоим.

— Линетта, ложитесь спать, — сказал Ингвар, — Сейчас я вас покину, чтобы не смущать, и присоединюсь позже, когда вы заснете. Доброй ночи.

Не удержавшись, на прощание он приложился губами к её щеке. И ушел, провожаемый удивленным взглядом девушки. На душе было паскундно. За проявленную слабость он презирал себя.

Но быть может, лучше презирать себя, чем ненавидеть.

Западное крыло поместья целиком отводилось для колдовских практик. Не сказать чтобы призывать демонов можно было только там. Однако там для этого были созданы все условия. Там же он хранил колдовские гримуары, — среди которых девять из десяти были лишь бреднями суеверных дураков, — и заготовки растущих кристаллов, лучшие из которых станут реликвариями для проклятых теней.

— Ворон! — позвал Ингвар, принимая из рук незримого слуги чашу с травяным настоем.

Нужно было успокоиться.

Иссиня-черная тень сформировалась в силуэт птицы и с любопытством склонила голову набок. Её можно было принять за обычного крупного ворона или грача, если бы не равно нехарактерные и для тех, и для других глаза насыщенно-синего цвета.

— Вы освободились на удивление быстро, мой господин, — молвила птица человеческим голосом.

— Поговори мне тут, — огрызнулся Ингвар, — В ближайшие два часа займемся делами. Сейчас я напишу два письма. Первое из них доставишь управляющему в моих землях. Второе — эдлингу Бардальфу. Не говори с ним, не шокируй старика. Но тайно проследи, станет ли он читать его или сожжет не глядя. Затем найди то место, где твой сородич напал на Линетту, и постарайся найти любые указания на то, кто это был.

Чуть помолчав, он добавил:

— И на то, кто за этим стоит.

Хоть супруг и оставил её одну, засыпала Линетта тяжело и спала беспокойно. Несколько раз она просыпалась от неясного чувства тревоги. В этом доме любая ночная тень могла показаться тянущимся к ней демоническим щупальцем, а любой шорох — потусторонним шепотом, сводящим с ума.

Поэтому когда, уже ближе к полудню, она проснулась, то не чувствовала себя ни выспавшейся, ни отдохнувшей. Все тело ломило, отчего принцесса с неудовольствием подумала, что чувствует себя старой бабкой.

Постановив волей Своего Высочества, что пора вставать, Линетта разлепила глаза. Мужа её рядом не было, из-за чего девушка испытала смешанные чувства. Вспоминая свою «первую брачную ночь», она металась между облегчением той, кто не стала игрушкой чудовища, и горечью унижения женщины, которой пренебрегли. Она не хотела быть с мужем.

Но ей не нравилось, что муж не захотел быть с нею.

Тряхнув головой, Линетта огляделась. Вчера ей было не до того, чтобы изучать обстановку. Но если ей предстояло здесь жить, это следовало сделать.

На взгляд девушки, покои кесера Ингвара были устроены крайне непрактично. Принцесса привыкла, что покои любой публичной персоны включают минимум три комнаты. Приемная, куда приходят с визитом. Гостиная, куда визитеров допускают по указанию хозяина. И спальня, куда большинству визитеров путь заказан.

Ингвар себя, видимо, публичной персоной не считал. Его покои представляли собой спальню. Большую, просторную, роскошную, — но отсутствие приемной и гостиной Линетта не могла воспринять без разочарования.