Что данаанцы желают им только зла.

Быть может, её труды тоже принесли плоды? Быть может, тем, что пыталась спасти Ханну и остальных, Линетта заслужила благосклонность к своему народу?

Исполнив тем самым долг принцессы.

Самой Ханны в зале сегодня не было. Раненная столь же серьезно, она оправлялась от ран куда тяжелее. Придворный лекарь сказал, что она останется в постели еще минимум на неделю.

Но по крайней мере, опасности для жизни нет.

Зато явилась на встречу та, кого принцесса меньше всего хотела бы тут видеть. Как назло, Ингвара отвлек какой-то незнакомый рыцарь, которому до позарезу требовалось напомнить, как они сражались спиной к спине в минувшую войну, когда к Линетте подошла вдовствующая королева.

— Как твое здоровье, дитя? — осведомилась она.

«А сама не видишь?» — подумала принцесса.

Но вслух сказала другое:

— Мне уже значительно лучше. Благодарю вас, Ваше Величество.

— Просто «матушка», — поправила Вин’Эдита, — В конце концов, твоему супругу был всего год, когда я стала его мачехой. С самого детства он для меня как родной сын.

Линетта сочла, что это тот случай, когда свое мнение гораздо безопаснее оставить при себе.

— Конечно, матушка, — раскланялась она, после чего предпочла сменить тему:

— Я соболезную вашей утрате. Ведь леди Ар’Челсея была вашей близкой подругой.

— Спасибо, дитя, — серьезно ответила вдовствующая королева, — Очень тяжело так разочаровываться в людях. Я никогда не могла и представить, что она может поступить подобным образом. Поистине, страх толкает людей на чудовищные поступки. Прошу, если сможешь, прости её и не проклинай на её могиле.

— Не беспокойтесь, матушка, — заверила Линетта, — Я не воюю с мертвыми.

И чуть подумав, решила все же добавить:

— И предпочитаю не воевать вообще.

— Никогда не думал, что это так утомительно, — признался Ингвар, когда они наконец сели в карету.

На один только проход через большой зал, где собралась знать, ушло никак не меньше двух часов. А ведь после этого они еще и вышли к приветствующей их толпе простонародья.

Толпе, для которой, как узнала Линетта, история о победе над демоном-нетопырем обрастала с каждым пересказом все более невероятными деталями. Как-то все меньше упоминалось, что сам Ингвар использовал демонские силы, и вместо этого рассказывали о направлявшем его руку Святом Эормуне. И слова, с которыми он нанес решающий удар, из «Адское пламя не обжигает, если горит внутри тебя с самого рождения» как-то незаметно превратились в «Адское пламя не обжигает того, в ком горит пламя веры».

Что на взгляд Линетты было куда менее красиво и метко.

Но все-таки, восхищенные взгляды и приветственные голоса людей наполняли душу принцессы радостью. Да и Ингвар, хоть и ворчал, был как будто опьянен людской похвалой.

Голову его украшал лавровый венок, возложенный на неё какой-то девушкой-простолюдинкой. Линетте венка не досталось, зато на плечи ей накинули гирлянду из цветов, чей сладкий запах приятно щекотал ноздри.

В карету Ингвар, к восторгу публики, внес её на руках, тем самым радикально решив проблему с невозможностью опереться на что-то рукой. Не отпускал он её и после того, как карета тронулась с места: усадив к себе на колени, он мягко амортизировал, не давая тряске беспокоить раненные руки.

И так спокойно стало Линетте в его объятиях, что она не преминула немного повредничать:

— Ты напрасно думаешь, что все закончилось. Думаю, после такого нам наконец-то начнут наносить визиты. Так что приемную нужно будет все-таки сделать. И в главном зале порядок навести. И в трапезной. И со святилища хоть пыль для приличия смести. А еще западное крыло…

— Ужас, — с чувством заметил Ингвар, — Может, я лучше еще одного демона убью, а?..

— Не-а, — вредным голосом ответила принцесса, — Хочешь со мной строить мирную жизнь, вот и учись мирной жизни. А то чую, так бы и просидел затворником среди голых стен.

Кесер вздохнул демонстративно-сокрушенно.

— Не бойся, общаться с людьми не страшно, — «успокоила» его Линетта, — Ну, по крайней мере, не так страшно, как иметь дело с демонами.

Она нахмурилась в деланной задумчивости.

— Наверное…

Вместе они посмеялись немудреной шутке. И этот смех как будто сближал их сильнее, чем поцелуй, сильнее, чем брачные узы.

Как будто способность вместе смеяться над ерундой соединяла их души.

Впрочем, уже через минуту Ингвар стал серьезнее:

— Пожалуй, первое, что нужно сделать, чтобы подготовиться к визитам, это незаметно вывезти хеленда Бранда. Не знаю, как тебе, а мне не очень хочется сейчас задним числом объяснять, что он делает в моем доме.

— Ты думаешь, он уже в состоянии идти? — осведомилась Линетта.

Ей стыдно было признаваться, что с кошмарной свадьбы Его Величества она ни разу даже не вспомнила о рыцаре, принявшем демонскую стрелу за неё.

— Должен быть, — ответил Ингвар, — Времени прошло уже немало. Да и силы Кота нам понадобятся без остатка, чтобы поскорее исцелить твои руки.

Хотя в несколько минувших ночей он озаботился тем, чтобы опробовать в деле чудодейственную реликвию, сейчас, выходя в коридор поместья, он очень нервничал. У него был лишь один шанс, и нельзя было провалиться. Всего одна ночь разделяла момент, после которого можно было начать действовать, — и момент, когда возможность пропадет навсегда.

Его последняя ночь в этом поместье.

Ар’Ингвар Недостойный не держал в поместье обычной стражи. Никто не дежурил в коридоре по ночам, но это вовсе не значило, что злоумышленник, которому достало бы смелости войти в этот мрачный особняк, мог бы ходить по нему спокойно. Ведь проклятые тени не нуждались во сне и могли наблюдать за местностью прямо из своих колдовских кристаллов, наполненных кровью невинных.

Выйдя в коридор, Бранд затаился, прислушиваясь. Из-за поворота он слышал шорох кошачьих лапок. Демон-кот важно прошествовал по своим делам. Менее чем в метре прошел он от гостя, но не заметил его.

Покров Эормуна укрывал его надежно.

В ночной темноте он мог различить лишь контуры предметов, но он не рисковал зажигать огонь. Он не знал, укроет ли пламя сила реликвии, и проверить это не было никакой возможности.

По крайней мере, так, чтобы не выдать себя.

Очень осторожно, чтобы не выдать себя ни малейшим скрипом, Бранд отворил дверь. Отличавшийся хорошей памятью, он помнил, где и что располагалось, еще с тех пор, как Линетта хвасталась ему сделанными перестановками.

Как будто Бездна, украшенная цветами, перестанет быть Бездной.

Белый ковер на полу играл ему на руку. Мягко пружиня под ногами, он превосходно глушил звук шагов. На этот раз Бранд не стал снимать обувь, и против воли в этом виделся определенный символизм.

В прошлый раз он пришел как друг, а сейчас как враг.

По крайней мере, так будет считать Линетта.

Отодвинув в сторону полог ткани, рыцарь прокрался в господскую спальню. Сюда принцесса не приглашала его, но возможности оценить обстановку у него сейчас не было. Самое главное он видел.

Он видел два тела, распластавшихся по освещенной лунным светом кровати с балдахином.

Сверкнула серебряная полоса на лезвии кинжала, появившегося в его руке. С этим кинжалом Бранд не расставался на протяжении всего пребывания в поместье и даже клал его по ночам под подушку. Линетта полагала, что дело лишь в том, что его пугают проклятые тени, с которыми приходилось контактировать каждодневно.

Но на самом деле он готовился к этой ночи.

Почувствовав руку на своей шее, Ингвар успел распахнуть синие демонские глаза. В последние мгновения во взгляде кесера отразилось осознание.

А затем кинжал вонзился в его горло по самую рукоять.

Захрипело отродье Зверя. Напряглись его мышцы, силясь сбросить врага, — но тут же расслабились в бессилии смерти. Бранд наносил удар за ударом, не зная точно, как много требуется, чтобы окончательно добить полукровку.