— Его Величество король Бей’Этельберт Милосердный!

Этельберт вошел в покои сразу после доклада, не давая времени отреагировать, так что Линетта немедленно заметалась, не зная, что хуже, — нагло лежать в присутствии короля или вылезти из-под одеяла и предстать перед ним в неподобающем виде.

Впрочем, увидев её, король смутился кабы не сильнее её самой.

— Простите, миледи, я не ожидал, что вы будете здесь! — заявил он, торопливо отворачиваясь. Бросив взгляд на Ингвара, он добавил:

— Ты не перестаешь удивлять меня, брат.

— Знаешь, любому из твоих подданных я бы посоветовал научиться стучаться, — недружелюбно заметил кесер.

— Ты видел хоть раз, чтобы король стучался в собственном дворце? — возмутился Этельберт.

— Ни разу, — согласился Ингвар, — И уже хотя бы поэтому было бы крайне любопытно посмотреть.

Странно было видеть, как правитель целой страны, человек, что когда-то сокрушил её отца в войне, разговаривает, как обычный человек. Почему-то почувствовала Линетта, что сейчас Этельберт и Ингвар общаются не как король и подданный, а просто как младший и старший брат. Но странным было, что они разговаривали так при ней.

Значило ли это, что они ей доверяли? Что её приняли в семью?

Странно было об этом думать.

— Я так понимаю, спрашивать тебя о самочувствии бесполезно, — хмыкнул тем временем король, — Чтобы ты признался, что тебе плохо, тебе нужно как минимум что-то отрезать.

Ингвар криво ухмыльнулся:

— В присутствии дамы, дорогой братец, не поможет даже это.

— Можете не обсуждать это при мне? — не выдержала Линетта, — Может быть вам это и привычно, но мне страшно.

И крепче прижалась к мужу.

— Извини, — неловко ответил он, обнимая её за плечи.

— Впервые вижу Ингвара смущенным, — усмехнулся Этельберт, — Прошу прощения, миледи. Я не думал, что женщину, что столь отважно вела себя перед проклятой тенью, могут испугать такие разговоры.

Он мотнул головой.

— Ладно, к делу. Ингвар, когда тебе станет лучше, ты должен будешь предстать перед дворянским собранием по поводу произошедшего в Великом Соборе.

Кесер скривился, как от зубной боли.

— Понял. Можешь им ответить, что я предоставлю им удовлетворение по очереди? Думаю, завтра я уже буду в состоянии сражаться.

И тут Линетта поняла, что король едва сдерживает смех.

Точнее, даже скорее ржач.

— Тебе не придется ни с кем сражаться! — заверил он, — Ты герой, если ты еще не понял. Сам отец Бернар сегодня произнес речь о том, что ты спас нас всех. Что твое появление — это благословение Эормуна.

Глядя на то, как вытянулось лицо мужа, Линетта не удержалась и тоже прыснула от смеха. Тут же устыдилась и слегка потерлась об его плечо, понимая, что на самом деле в его ошеломлении нет ничего смешного.

Это скорее грустно, когда благодарность тех, кому ты спас жизнь, не кажется чем-то само собой разумеющимся.

— В общем, ты должен будешь выйти к толпе, чтобы справить свой триумф, — продолжил Этельберт, — И будет лучше, если ты сделаешь это до того, как возвращаться в свое поместье: я уже получил весточку из Данаана, что кто-то пустил слух, что на самом деле ты мертв. Не знаю уж, чего они хотят этим добиться, но лучше пресечь слухи в зародыше.

— В чем подвох? — спросил наконец Ингвар.

Этельберт тяжело вздохнул:

— Ингвар. Нет никакого подвоха. Просто твои усилия наконец дали плоды. Ведь именно об этом ты мечтал всю жизнь. Чтобы тебя судили по твоим поступкам, а не потому что у тебя светятся глаза. Так почему теперь, когда ты добился своего, тебе так сложно в это поверить?

— Наверное, ты прав, — прикрыл глаза кесер, — Для меня это… непривычно.

Но впоследствии, когда король ушел, он мрачно сообщил:

— И все-таки там есть подвох.

Несмотря на опасения Ингвара, выход в свет прошел весьма и весьма гладко. В большом зале королевского дворца собрался весь цвет асканийской знати, и громогласные трезвучия фанфар встретили героев торжества.

Толпа откликнулась аплодисментами.

Ингвар явно неловко себя чувствовал от столь непривычного внимания, но сама Линетта купалась во всеобщем восхищении и чувствовала себя почти счастливой.

Одета она была в роскошное серебристое платье, чьи пышные рукава скрывали забинтованные руки. Ингвар, в свою очередь, остался в привычном черном камзоле, и в целом, смотрелся излишне мрачно для праздничной атмосферы.

Но Линетта полагала, что после этого дня такой стиль может на время стать частью придворной моды.

Щедро одаривая окружающих лучезарной улыбкой, принцесса плавной походкой спускалась к толпе. Бережно, осторожно супруг поддерживал её под локоть, — и глядя на неё, и сам потихоньку расслаблялся.

Настолько, что даже когда к нему подошел кесер Ар’Эсквин из Тарварта, он не выглядел так, будто хочет его покусать.

— Я горжусь тобой, племянник, — этими словами начал светскую беседу первый маршал королевства.

Линетта прекрасно знала, что в иных обстоятельствах её муж непременно бы зацепился за это слово. Постарался поддеть собеседника тем, что тот «гордится» вещами, к которым никак не приложил руку.

Но сейчас слишком хрупко было с таким трудом завоеванное признание. И слишком больно было бы потерять его из-за нескольких неосторожных слов.

— Дядя, — склонил голову Ингвар, — Это второй раз, когда я спасаю вам жизнь. И я безмерно рад, что на этот раз вы признали мои заслуги.

— Ты высокомерен, как и всегда, — хмыкнул Эсквин, — Но полагаю, сегодня ты имеешь на это право. Ты истинный сын покойного короля Беортхельма, и пусть все присутствующие будут свидетелями, я говорю это искренне.

— Вы знали моего отца лучше, чем я, — откликнулся Ингвар.

Не было понятно, соглашается он с оценкой или нет. Но почувствовала Линетта, как слегка напряглась могучая рука.

Напряглась и тут же расслабилась вновь.

— Это так, — согласился маршал, — И я не сомневаюсь ни на секунду, что глядя на тебя из чертогов Эормуна, он улыбается. Что он был с тобой, когда ты сокрушил демона.

Ингвар сдержанно улыбнулся:

— Возможно, что со мной был он. А может быть, и кое-кто другой.

— Всех нас направляет Святой Эормун, — вмешался надтреснутый старческий голос.

Отец Бернар вырос рядом с говорившими будто из-под земли. Эсквин поспешил, как подобает правоверному эормингу, приложиться губами к перстню первосвященника, и на этот раз Ингвар, чуть помедлив, последовал его примеру.

— Порой Он в мудрости своей выбирает странные пути, — продолжил предстоятель эормингской Церкви, — Но в конечном счете все случается по Его воле. И потомкам Его предназначено хранить мир и защищать его от Тьмы.

На этих словах он кинул короткий взгляд на Линетту, как будто безмолвно напоминая ей о разговоре на балу.

Ведь просто сказать «Я был прав, хи-хи» — не для почтенного святого старца.

— Я не верю в предназначение, — серьезно ответил Ингвар, — Все то, что я сделал хорошего иль дурного, я сделал лишь по собственной воле.

— Как и все мы, кесер, как и все мы. Но даже наша воля сочтена Великим Эормуном. И доказательство тому — то, что Его покров укрыл вашу супругу от взора проклятых теней.

После этих слов взгляды присутствующих обратились к Линетте. Как оказалось, обрывки мантии Эормуна хранились под надзором Церкви, и большинству верующих не представлялось возможности даже увидеть их. Разумеется, то, что один из них находится в её руках, вызвало немалый ажиотаж.

И с разрешения предстоятеля она продемонстрировала старый отрез когда-то красной ткани.

— Наверное, мне следует вернуть его вам, отец Бернар? — спросила принцесса.

— О, сомневаюсь в этом, Ваше Высочество. Мне кажется, что ваша история еще не закончена. Ваша — и его. Зло многолико, и то, что кесер Ингвар сразил демона-нетопыря, лишь отсрочило наступление Тьмы.

И на секунду ей показалось даже странным, что никто не посмел съязвить на тему данаанских семибожников. Как будто кто-то вычеркнул из памяти асканийцев то, что еще недавно они повторяли наперебой.