— Скотобойни. Там, у реки.

— Хороший вариант. Кровь и страдания, и люди… да, пожалуй. И не так далеко… прорыв ликвидирован, но тень пробилась в мир и привязалась… мясо к вам оттуда возят? Вот и тень привезли. А она проникла, затаилась и решила убить мальца.

— Зачем? — устало поинтересовалась Евдокия Путятична.

— Затем, что его и вправду хотели убить. Кто-то ведь притащил запечатанную тень. И выпустил её. Открыл окно. У вас очень тугие шпингалеты. Ребёнку с такими не справится.

— Специально… делали.

— Видите. И иконы висят высоко. А потолки и сами по себе не низкие. Небось, шторы крюком двигаете?

— Да…

— Кто-то крюком и икону сместил, отчего защитный контур нарушился. И тень пробралась. А чтоб она взяла того, кто нужен, под кровать манок поставили. И в любом ином случае мальчишка бы не дожил до утра.

— Но… но кому это понадобилось?

— Вот и мне, Евдокиюшка, тоже интересно, кому ж мог понадобиться бастард не самого важного рода.

— Громовы…

— Охотники, верно. И род старый, известный, хотя не сказать, чтоб так уж силён. Во власть никогда не лезли, в столицах и вовсе гости редкие. Сидят себе на своих окраинах, сторожат болота. Тварей вон побивают. Пользу приносят людям… писала им?

— Писала.

— Сколько писем отправила?

— Три. Одно, когда мальчика привезли. Он был весьма растерян. И… сами видите, ребенок совершенно домашний. Ему тут тяжело. Ещё и слепой.

Тень ползет, норовя вжаться в камень. И в какой-то момент у неё даже получается. Она впитывается, втекает внутрь, и звуки становятся более отчётливыми.

Теперь до нас долетает звон посуды.

Чаёвничают.

— Потом, когда заподозрила, что дар у него вот-вот в активную фазу перейдёт. Случайно вышло… он с одними тут…

— Подрался?

— Верно, — я почти вижу, как она морщится. Ей неприятно говорить о таком.

— Мальчишки. Всегда дерутся…

— Там скорее били. И крепко так. Я даже испугалась, чтоб не слишком… сами понимаете, на моё место желающих хватает. А случай больно удобный. Смешно.

— Что именно смешным показалось?

— Я за это место не держусь. Нет, не подумайте… я стараюсь. Я свою часть сделки исполняю, как и обещала.

— Знаю, — произнёс Михаил Иванович успокаивающе. — Может, от титула тебе и отказали, да только честь, она не к титулам прикручена. Так что сомнений у меня нет, что княжна Белецкая делает всё, дабы вверенные её заботам сироты не знали беды.

— Это вот как раз не в моих силах, — вздохнула Евдокия Путятична. — Но да, я стараюсь… третье написала как раз после происшествия…

— И как?

— Ничего. Я уже в письме том предложила отказной лист оформить, чтоб другие могли мальчика посмотреть. Всё-таки дар немалый, а Охотники нужны. С таким потенциалом, как у него, желающих хватит. Странно, что до сих пор никто не объявился.

— Очень странно, — согласился Михаил Иванович.

Савка сразу и загордился.

Мне же другое было интересно. Со страшным дознавателем из самого Синода наша Евдокия Путятична, княжна в отставке, как выяснилось, беседовала как со старым знакомцем. Может, конечно, и не совсем, чтобы другом, но всяко приятелем.

— Думаю, надо ещё одно письмо написать, — Михаил Иванович продолжил разговор. — Только не почтою, а я сам его доставлю. Заодно уж и побеседую, выясню, надобен ли им мальчик.

— Опять какая-то игра?

— Куда ж без них, Евдокиюшка…

— Думаете…

— Думаю, что писем твоих они не получали.

— Я и звонить пыталась. Несколько раз. Но… там трубку никто не берёт. Впрочем, на окраине связь всегда ненадёжна. Постоянные обрывы, и искажения опять же… но если так… почту я отправляю в город.

— И кто возит?

— Когда кто. Чаще всего Фёдор… зачем ему этот мальчишка?

— Ему-то незачем…

Савка поднёс руки к губам и подул. Пальцы окоченели? Да мы их почти не чувствуем. Это тень. Силы жрёт немало. И надо бы возвращать, пока вовсе нас не высосала.

— Вы что-то знаете?

— Не знаю, скорее уж… Евдокиюшка, я вот службу батюшке справить помогу. Благословением поделюсь.

— Это… это опасно. Людей здесь много.

— Как-нибудь выдюжу. Я ж постарше стал. Посильнее. Да и прихватил кой-чего… во вспомоществление. Так что за меня не бойся. Ты уж скорее пригляди, кого из твоих, из взрослых, в церкви не будет. Или, может, кому подурнеет ненароком… от духоты там аль по иной причине. Добре?

— Думаете, сумеречник?

— Почти уверен…

Дослушать мы не успели, поскольку нить, связывавшая нас с тенью истончилось до того, что я понял — еще мгновенье и оборвётся. И что будет тогда, хрен его знает. А потому дёрнул за нить, возвращая тень на место. И она рванулась, прилетела, ударила под дых, будто не тенью была, а…

Мы аж задохнулись.

А у Савки из глаз слёзы брызнули. А меня выбило к чертям собачьим.

Глава 10

«…покушение на воеводу Белостокского было предовтращено. В перестрелке погибли пятеро нападавших из числа польских сепаратистов, и три охранника»

«Вести»

— … думаешь, окрутила старого маразматика и теперь в шоколаде будешь? — это змеиное шипение пробивалось сквозь писк приборов.

— Пусти.

А тут голос спокойный, уверенный. Главное, что незнакомый. Ну, мне так в первое мгновенье показалось. Но потом я вспомнил, что с Тимохиной матушкой договорился.

— У него уже есть женушка… такая же шлюха, как ты, только престарелая.

— Я сейчас охрану позову.

— И что мне эта охрана…

Я пошевелил пальцами, отмечая, что онемение никуда не делось. И вообще гнутся они так себе, с трудом гнутся. Но вот колечко на мизинце сдавить получилось.

И охранник тотчас заглянул в палату.

— Савелий Иванович? — голос его был встревожен.

— У… убери, — просипел я, указав на… кем он там мне приходится? Племянником по линии отца? Есть для этого родства особое название?

Без понятия.

Охранник уточнять не стал, подошёл и взял типчика под локоток.

— Вам пора.

— Вы… я жаловаться буду!

— Объясни… — я закашлялся, и женщина тотчас оказалась у кровати. Изголовье приподняла, как-то подхватила меня, повернула, нажала. И утку подставила, в которую и плюхнулся темный комок.

Дерьмо.

И по взгляду женщины… чтоб её, имя вылетело из головы, понимаю, что ничего хорошего.

— Врача…

— Попить дай.

Спорить она не спорит. И стакан держит. И меня. Сделать получается пару глотков.

— Ваша жена просила сказать, если вы вдруг очнётесь.

— Давно я в отключке?

Вода смывает вкус дерьма, да и губы разлипаются. И в целом говорить выходит.

— Третьи сутки.

И снова отворачивается.

— В покойники записали?

А она умеет улыбаться. Вроде разумная женщина. Как она в такое дерьмо, как бывший муж, вляпалась? Хотя… Ленка тоже вон разумная женщина, а в меня вляпалась, иначе и не скажешь.

И хотелось бы думать, что я лучше, чем тот придурок.

В чём-то точно лучше, но…

Тоже придурок.

Просто по-своему.

— Ваша супруга сказала, что вы так просто не сдадитесь. Я всё-таки должна сообщить…

— Выживают? — уточняю. И по взгляду вижу, что да. Она чужая. Клиника-то не из простых. И зарплаты здесь, соответственно, тоже повыше будут. А плюс ещё чаевые или как там принято. В общем, места здесь давно и прочно заняты. И мой каприз воспринят, как покушение на устои.

Мне-то никто и слова поперек не скажет. Как и вдоль.

А вот ей придётся несладко.

— Сообщай, — разрешаю. — И Ленке позвони… и этого кликни, кто там сегодня?

— Геннадий.

С охраной, стало быть, познакомилась.

Геннадий…

В упор не помню. Когда-то знал всех поимённо. Сам искал, подбирал, выбирал. И мнилось, что так будет всегда. А вот поди ж ты… чем больше предприятие, тем больше на нём народу. Пришлось учиться делегировать полномочия.

Геннадий отсутствует недолго. И возвращается, когда женщина — надо имя спросить, а то неудобно как-то — выходит.