И мы.

Метелька устроился рядом.

— Красивая, — вздохнул он, и гадать не след, о ком.

— Расскажи, — Савка шмыгнул носом. — А то я… только светится.

— Ярко?

— Ага…

— Мозырь сказал, что этими днями все на дно залегли. Как узнали, что в наших краях она, так прям и всё. Он сказал, лично руки повыдёргивает тому, кто шалить вздумает. А то же ж… не приведи Боже, — Метелька перекрестился. — В Таганроге, слыхал, кому-то из Романовых кошелек подрезали, когда тот на ярмарку попёрся… этим… когнитом.

— Инкогнито?

— Во-во… ему и подрезали. На лбу-то не написано, что государевой крови. Так такой шухер учинили, что прям жуть. А потом вывернули так, что это не вор честный, а этот… бомбист. Тогда весь город вычистили, три состава на каторгу пошло прямым рейсом.

Интересно.

Куда интересней сцены изгнания из Рая, в которой обряженного в хламиду старшака пытаются выставить Евой. И наши, глядя на это, изо всех сил стараются не ржать.

— Ну и Мозырь, конечно, ругался страсть… у него планы были.

Я думаю.

Народные гулянья. Веселье. Алкоголь, без которого веселья не бывает. Самое оно, чтоб карманы чистить.

— Но тут шкура своя дороже.

— Это тебе Мозырь сказал?

— Смеёшься? — Метелька даже повернулся ко мне. — Так… нашептали знакомые. Девок непотребных и тех по домам позапирали, чтоб не приведи боже не попались на глаза…

И снова перекрестился.

Там и добавил:

— Добрая она просто… страсть до чего добрая… всех жалеет. И прям чуется, что с них, с ангелов, Романовы и пошли…

— Чего? — этого я уже не понял.

— Того! Ну ты, Савка… хоть и барчук, но тупой. Разве ж не знаешь, что Романовы ж ангельской крови?

Вот это новость.

Я поглядел на Елену Ивановну.

Светится.

Ярко так светится. Солнышком. Ангельской крови…

— И в день, когда случилось непоправимое, — голос отца Афанасия загудел подобно колоколу. — И нарушились границы мира. И разверзлись врата чудовищные…

— А, это про Беду, — Метелька пихнул рукой в спину. — Мне Тоська, из старших, жаловался, что всю ночь адские бездны малевали. А Зоська орала, что они зазря хорошие простыни переводят. И батюшка наш тоже орал, что это для благого дела, а ей простыней каких-то на адские бездны жалко.

— Что за беда?

— Барчук… ты…

— У меня мозговая горячка была, — отвечаю за Савку, который сытый впал в какую-то престранную полудрёму. Надеюсь, что выпадет, потому что ну не дело это. — Так что мозги жарило.

— А… — потянул Метелька. — Тогда понятно… у нас в селе у одного тоже была. Батюшку соборовать звали. Ну и мой попёрся, а я с ним. Когда соборуют, то потом кормят хорошо.

Цинично.

Но вполне себе понятно.

— Так тот потом не помер, а поправился. Только дурачком стал. И лицо перекривило, и руку скрючило. У тебя там…

— Руку у меня не скрючило. Просто… иногда чего-то не помню.

— Бывает, — Метелька разом утратил интерес к проблеме. — А Беда… ну беда. Раньше, бают, дарников не было. И теней не было. И жили люди вот как люди. А оно потом как шваркнуло с небес чегой-то… это…

— Тело небесное, — прошелестел Савка, выпадая из анабиоза. — Мне наставник сказал, что это было тело небесное из космических глубин прилетевшее. А мама говорила, что неправда, что это не тело, а гнев божий за грехи человеческие.

— Вот… и лупануло так, что прям всех проняло. И небеса стали чёрными, и наступила ночь, а в ней пришли тени…

— И небеса, — точно услышав Метельку, пробасил отец Афанасий, — сделались черны и непроглядны. Тучи густой пыли укрыли светила. Сердца людские преисполнились страхом.

Я сказал, что не интересно?

Беру слова назад. Очень интересно. До охренения просто.

— Тогда-то во тьме и появились тени. Вернулись, дабы нести людям смерть и разрушения…

Что-то загремело, загрохотало.

И видать, представление удалось, если за нашей спиной кто-то охнул.

— И не было от них ни защиты, ни спасения. Не помогали ни стены каменные, ни сталь. И взмолились они тогда, обратившись к небесам…

Что-то заскрипело, а над сценой появился…

Ангел?

— Левского подвесили, — со знанием дела произнёс Метелька. — Вчерась ещё возились.

— И ответили небеса на молитвы человеческие. Смилостивился Господь, послав ангелов своих, дабы светом божественным наполнили они мир вновь.

В руках ангел-Левский держал длинную палку, подозреваю, должную изображать меч, и что-то светящееся. Фонарь?

— Светом вышним воссиял он! И отступили тени! И узрели люди, что есть она, благодать…

Скрипела лебедка, ангел спускался, слегка подрагивая и покачиваясь, но таки не свалился, хотя именно этого и ожидали многие зрители. Вставши на ноги, воздел он к небесам палку-меч и срывающимся от волнения голосом сказал:

— И дарована будет сила праведным! Истинно скажу я вам. Уверуйте! И спасены будете!

Коленопреклонённые люди на сцене, изображавшие, как я понял, именно людей, хором заявили, что уже уверовали и можно приступать к спасению.

Дальше что-то завыло.

Заохало.

— Ишь ты… — Метелька даже привстал. — Видишь?

— Нет, — честно ответил Савка и тоже привстал. Сзади зашикали, видать, местные спецэффекты всё же возымели своё действие.

— Там это… посадили Кендыша в кастрюли тарабанить, а ещё двое с фонарями бегают, и другие трясут палками, потому и кажется, что тени шевелятся. Адские бездны прям натуральные такие…

Даже жаль, что не видим.

Хотя… натуральные адские бездны — это не те, которые на простынях намалёваны. Но благоразумно помалкиваю.

Ангел же крутился, тыча мечом то влево, то вправо. Тени наступали. Света становилось меньше. И дребезжание старенького пианино, за которое уселась Евдокия Путятична лично, удивительным образом добавляло происходящему саспенса.

В общем, смотрели уже все.

А я подумал, что там, в моём мире, из батюшки Афанасия знатный бы продюсер вышел. Этакий ужастик замутить на коленке буквально.

— И не равны были силы, ибо тьма поселилась не только вовне, но и в душах. Заполонила она собой всё, и слабые духом пали ниц пред ней, дрожа от ужаса…

Часть стоящих на коленях послушно растянулась на сцене.

— Но вышел тогда юноша пресветлый…

— Шепульскому отдали, — шепнул Метелька, отвлекшись от происходящего на сцене. — У него лицо самое благостное…

— … и сказал так. Бери же, о ангел господень, душу мою, и сердце моё, и жизнь самою! Всё бери, но защити людей. И вырвал из груди своей пылающее сердце.

Ага, ещё один фонарь? Но мелкий?

И засунули куда-то.

— Жуть! — Метелька сказал это с придыханием. А я согласился, что жуть и есть. Кто такое детям показывает?

Меж тем ангел принял сердце и воздел над головой:

— Коль мир не изжил ещё праведников… — голос ангела зазвучал в тишине. — То и быть им опорой мира, и защитой его, гарантом божественной милости. Встань же, о благородный юноша…

Юноша, изображавший мёртвого, послушно поднялся и забрал сердце.

Ангел же наделил его божественною силой, а после провозгласил правителем над всеми людьми православными, и велел прочим слушаться, подчиняться и молиться почаще.

В общем, дальше было не интересно.

Представление завершилось хоровым пением церковных гимнов, к счастью, недолгим.

[1] Средство для укладки волос, в том числе усов, могло содержать в составе и краску.

[2] В нашей истории орден святой равноапостольной княгини Ольги был учрежден в 1913 году. Предусматривались три степени ордена. Статут был утверждён уже во время Первой мировой войны. Орден предназначался для женщин, отличившихся на службе Отечеству. Но награждение орденом св. Ольги состоялось только однажды — единственным кавалером ордена стала В. Н. Панаева, мать трех гусарских офицеров, погибших во время войны.

Глава 18

«Усилиями третьего жандармского управления была раскрыта подпольная ячейка революционеров. Изъяты три ящика прокламаций, а также запрещённая газета „Серп и молот“, семь револьверов, три охотничьих ружья, а также порох, патроны и горючая жидкость…»