И под эту вот марочку, расчёта с долгами, пахать заставят.

В лучшем случае.

В худшем… в худшем и на зелье какое подсадить могут. Главное, что сколько б оно ни длилось, а финал один — выжмут до капли, а потом свернут шею, чтоб не болтал.

Я отвлёкся от мыслей, чтобы с удивлением обнаружить, что Савка спит.

Нет…

Ну и для кого я тут мрачные перспективы обрисовываю?

Пороть тебя некому, Савелий Громов…

Глава 13

«Удивительной красоты салют на суд публики представили учащиеся третьей гимназии г. Саратова. Невероятное сочетание магических умений и техники даже в такой, казалось бы, безделице меж тем говорит об удивительных перспективах, что открываются перед человечеством на стыке двух великих миров»

«Саратовский вестник»

Вернуться не получается.

Я пытаюсь, а оно никак. И после нескольких попыток смиряюсь. Лежу. Слушаю темноту. Сопение. Бормотание. Мне вот спать совсем не хочется.

А лежать тоскливо.

Поднимать тело?

Мальчишке отдых нужен. Причём сейчас я очень ясно ощущаю это. Более того, тело становится почти моим со всеми вытекающими.

Мышцы ноют. Глухо. Тяжело. Как будто сорвал он. Хотя не скажу, что наши тренировки такие уж тяжёлые. Но выходит, что для него — да.

Почему?

Скудная еда? Или просто резкий переход от тихой жизни ко всему этому? Или та самая болезнь сказывается? А ведь может. Что я про мозговую горячку знаю помимо названия?

Ничего.

В голову только менингит приходит. Та ещё зараза, последствия которой могут долго аукаться. И не одной слепотой. Может Савкина детская наивность, его приступы же детских обид происходить от… задержки в развитии?

Дерьмо, если так.

Тело я выправить попытаюсь, хотя интенсивность тренировок надо будет убавить, не хватало ещё пацана загнать. Но мозги… мозги… даже не сами мозги. С памятью-то у него всё нормально, вон, гимны церковные на лету схватывает и писание цитировать способен мало хуже отца Афанасия.

Тогда что?

Не знаю.

Я не спец.

Ладно. Будем разбираться потихоньку. С телом проще всего. А вот голова…

Ещё и Метелька.

Заскрипела кровать где-то рядом, а там, внутри меня, что-то заскреблось. И щекотно так… может, и вправду тело занять? А что? Там, дома, я помираю. Тут… ну да, не наследный принц, но и не крестьянин. С даром опять же. Со способностями.

Я-то, в отличие от Савки, не пропаду.

Я и с Метелькой справлюсь, и с Мозырем или кто там. Главное, что сумею ситуацию к собственной выгоде развернуть. Путь-то один раз пройден, второй всяко легче будет. А без меня мальчишка всё одно не жилец. Его ведь можно даже не вытеснять полностью. Отвести в душе или там мозгах закуточек.

Пусть и живёт.

Что за…

Зуд стал почти невыносим, а я вдруг явственно понял, что мысли эти — не мои.

— Блажишь, сука? — тихо поинтересовался я и тень придавил. Так вот, мысленно, что ли. Главное, помогло. Морок отступил, даже удивительно стало, как не понял я, что это вот — чужое, наведённое.

А тварь заскулила.

И донеслось.

Голод.

Страх.

И готовность служить.

— Чем тебя кормить-то? — я разжимаю хватку и подталкиваю тень, позволяя ей выбраться. Чернильное пятно стекает с руки на пол и по нему, извиваясь, ползёт. К одной кровати… к другой.

А если она сожрёт кого?

Нет.

Капли.

Крупицы. Чужие эмоции… ага, под кроватью Прибытовского замирает надолго. А тот всё ворочается и стонет во сне, ворочается и стонет. Кошмары его мучают. И тень подбирает их, вытягивает, наливаясь силой. Главное, что и я эхо этой силы ощущаю.

Вот она наполняет меня.

И уходят, что боль, что ломота, да и в целом становится… легче? Интересно, так должно быть? Мало… как же мало информации. И главное, хрен поймёшь, где взять.

В библиотеке?

Библиотека при приюте имеется. Причём, как я понял, место весьма популярное, особенно среди тех, которые постарше. Сидят там подолгу. Учатся. Евдокия Путятична с кем-то там договорилась, что лучшие ученики получают направления в реальные училища.

А это шанс.

И те, кто поумнее, из кожи вон лезут, чтобы воспользоваться.

Только вот не с Савкиными глазами книжки читать.

Тень идёт дальше. Она мечется по комнате, собирая… осколки эмоций? Эманаций? Силы? Хрен его знает, чего, но возле нашей с Савкой кровати, на которой дрыхнет Метелька, она кружит особенно долго.

— След, — приказываю я. — Возьмёшь? Того, кто эту дрянь насыпал?

Тень, конечно, не собака. Разумнее. И повинуясь приказу, ползёт к двери. У неё и останавливается, долго что-то собирая с порога. Икона, висящая над дверью, ей не мешает.

Тоже странность.

За порогом коридор.

И в нём уже тень теряется. Я же чувствую, как натянулась струна, дрожит, и обратный отток сил начался. Вот… встать? Подойти?

Назад?

Скрипнула дверь.

И тень метнулась к стене, чтобы расползтись по ней. Ночью её и так хрен разглядишь. Шаги. Неспешные такие… Фёдор? Или кто-то из наставников? Кто там сегодня дежурить должен?

Выпавшие дни не позволяли посчитать.

Впрочем, эту шаркающую походку я узнал. Сергей Алексеевич. С ним мне пока встречаться не доводилось, поскольку занимался Сергей Алексеевич в основном со старшаками. С прочими же был отстранён и даже равнодушен.

Что я…

Возраст? Без понятия. Лиц Савка пока не видит. По ощущениям немолод. Неспешен. Голос у него сухой бесцветный. А вот ногу подволакивает. И ещё часто трость использует. Но сейчас он шёл без неё.

— Сергей Алексеевич? — Фёдор подтвердил догадку. — Не спится?

— Есть такое, Фёдор, — теперь голос звучал иначе. Слегка человечней, что ли. — Не спится. Чувство такое… нехорошее вот.

— Так ведь… луна полная.

— Твоя правда… твоя… всё спокойно?

— А то… фонари он горят, можете сами проверить.

— Проверю, — согласился Сергей Алексеевич. — И фонари, и окна… там дверь вроде скрипела?

— Не могла. Запирал я.

— Может, выходил кто?

— Кто ж мимо меня пройдёт-то? — Фёдор сумел разыграть удивление. — Не, все спокойные… лежат.

— И Охотник наш?

— Та тю… какой из него Охотник.

— А Евдокия сказывала, что сила у мальца есть. Будешь?

— Не откажусь, ваше благородие… спасибо. Хороший табак ныне дорог… сила-то есть, это да… но вы ж знаете, что одною силой жив не будешь. Характера в нём нету. Слабый какой-то. Малохольный.

— Но крухаря одолел.

— Чудом, не иначе… так-то да… я вот грешным делом тоже…

В темноте разносились не только звуки, но и запахи. Дымом потянуло в приоткрытую дверь. И да, о вреде табака тут или не знали, или плевать на то хотели.

— А потом пригляделся к пареньку… и понял, что не жилец он.

Даже так?

— Даже так? — повторил мои мысли Сергей Алексеевич. Вслух повторил.

— Я-то, может, и без даров, только… сами понимаете. Иным дар не на пользу… и этот из таких от… он вот как дерево чуется, поточённое. Снаружи вроде крепкое, а пальцем ткни посильней и хрустнет.

— Да ты поэт, Фёдор.

А ещё понять бы, правду говоришь или на ходу придумываешь. И если второе, то… зачем? Не затем ли, что с мальчишкой болезнь случиться должна? А там, глядишь, и помрёт он.

Или…

Если с Мозырем Фёдор связан — а что связан, в том сомнений нет — то болезнь эта будет хорошим предлогом мальца списать. А что, болел, слабым был и помер… и тело схоронили. Где тут хоронят-то? Тем временем и переправить можно.

В город.

Под руку Мозыря. Заодно и Савке счёт выкатят за спасение от системы. Главное, что сам Савка на это точно купится.

— Евдокии сказать надобно, — Сергей Алексеевич закашлялся. — От же ж… курить бросить бы.

— А оно никак?

— Твоя правда, что никак… но сказать надо бы… пусть бы пригляделась.

— Так… глядела недавно. Оно же ж иные болезни не от тела идут, а от души…