Вот почему меня не удивляет, что в этом мире до концепции гуманизма и отмены высшей меры не доросли?

— И ещё дюжину за ним. Другим каторга вышла, да такая, что вряд ли долго протянут… Княгиню же сюда сослали. Синод высочайше вступился.

И сделку предложил.

Пожалели молодую дурочку, которая за любовью и высокими идеалами жизнь просрала? Или воспользовались моментом. Крови-то на Евдокии Путятичне нет. А так — целитель, думаю, тоже птица редкая. И с образованием. И с умением.

— Вот и вышло поражение в правах. И сидит она туточки под рукой Синода. Уж пятнадцатый год как сидит.

Как по мне, вариант не из худших.

И о Синодниках многое говорит, заставляя задуматься.

— Но в наши дела она не полезет. У ней с Мозырем договорённость, это… как его…

— Перемирие?

— Ага. Мозырь в приютские дела не лезет. А она — в городские. Так что тебе от неё толку не будет.

Как посмотреть, как посмотреть.

— И вообще, Савка, — Метелька перебрался через забор и даже руку подал, Савке помогая. — Я думал, что ты чухонь дурная, а ты вроде как и ничего так… потому совет дам. Иди к Мозырю.

Зачем?

Хотя… чего это я.

— Он своих людей бережёт. Отсюда вытащит. Поселит в доме. Вон, поставит кого, чтоб помогал. И денег платить будет. Беречь станет…

— Я… — Савка сглотнул. — Я… п-подумаю.

— Думай, — разрешил Метелька. — Пока думай. Я понимаю, так оно-то боязно. Но вот честно, если б мне Мозырь предложил под руку пойти, я б ни на минуточку не засомневался…

Правда.

Вот только…

— Может, — дёрнулся было Савка, готовый согласиться с новым другом и порадовать того. Но я осадил:

— Не спеши. Сейчас пройдём и побеседуем…

Метелька постучал в дверь и так как-то хитро, явно выбивая заученный ритм. Фёдор открыл и, показалось, выдохнул с облегчением:

— Быстро ты сегодня.

— Да… так, познакомились, — Метелька вытащил что-то из кармана. — Просили передать с превеликою благодарностию.

Фёдор взял.

Подержал в руках… мелкое. Деньги? Скорее всего. Потом провёл рукой по груди и, наклонившись, сказал:

— От меня вот тоже передай. Аккуратней. Синод… никогда не уходит без добычи. А этот им интересный…

Про меня?

Метелька кивает с важным видом. И мы идём. Ночь. Тишина. Как в прошлый раз. Дверь приоткрыта. Видны в мути черные кровати. И слышно, как кто-то бормочет во сне. Окна, правда, заперты. Но мы всё одно идём, проверяем. И Метелька рядом.

Сопит в спину.

Но нет.

Заперты.

И спокойно. Почти… чувство такое, будто кто-то вот… был? В кровати? Рядом? Не знаю. Мы руками ощупываем и одеяло, и простынь. Но нет. Сухие. Только…

— Надо Тень выпустить, — говорю Савке и поворачиваюсь к Метельке спиной. Впрочем, тот уже на своем месте, крутится, пытаясь улечься. — Что-то тут не то.

А главное, понять, что именно — не получается.

Тень легко отзывается, стекая черной нитью на кровать. И я чувствую эхо удовольствия. Что бы ни было на постели, Тень это видит. И поглощает. Радостно. Жадно даже. По пятну её аж судорога проходит. А потом она сползает по ножке, вьётся дымкой, подбирая крупицы того… чего?

Хрен его знает.

Чего-то.

И добирается до порога, чтобы вернуться слегка разочарованною. След обрывается? Интересно, в эту кровати ложиться можно? Или…

Я опускаюсь.

Прислушиваюсь… и нет, не рискну.

— Вставай, — говорю Савке. — Надо Метельку поднять.

Тот ещё не спит.

— Чего? — он недоволен.

— Глянь, что с моей кроватью. Пожалуйста, — Савка вежливый.

— Да… барчук, ты…

— Если я сдохну, — отвечаю, продавливая страх Савки. — Тебя по головке не погладят.

И это правда, потому Метелька встаёт, нехотя идёт к кровати и щупает.

— Свежее бельё застелили, — говорит он. — Новое почти… ишь ты… ничего тут нет!

Сейчас, может, и нет. Но ведь было. И что-то не нашего мира, если Тень это увидела и сожрала. Кстати… если так, то её кормить надо, а то ведь издохнет странный наш питомец.

А он, как выяснилось, очень даже полезен.

— Ну… — Метелька сел на кровать. — Хочешь, поменяемся? На сегодня?

— Хочу, — отвечаю за Савку. А тот кривится. Ну да, свежее бельё пахло приятно, а у Метельки мятое, сбитое и, небось, не слишком чистое. Мытьё Метелька не слишком жаловал.

— Ну… тогда иди.

Метелька забирается в кровать и натягивает наше одеяло.

А нам достаётся место у стены. Хорошее место. Не рядом с окнами, скорее уж к печи ближе. Пусть пока не топили, но когда начнут, тепло будет.

— Ну, — говорю, когда Савка закрывает глаза. — Давай. Рассказывай.

— Я… — он пытается притвориться очень усталым, но я-то вижу, что усталость вполне обычная, да и тренировками кто-то, как посмотрю, себя не беспокоил. Ну да, устроил себе незапланированный выходной. — Просто… так получилось. Он сам подошёл.

В столовой.

Просто сел рядом, на вечно свободное место, и сказал:

— Здорово, барчук. Дело есть.

А Савка испугался и ответил:

— Какое?

Раньше Метелька с ним не заговаривал, только если поиздеваться ну или перед тем, как бить начать.

— Важное. Интерес к тебе есть. У людей серьёзных. Если не зассышь…

Савка поспешил заверить, что не зассыт.

И что он сам — серьёзнее некуда. И вообще, он теперь почти уже Охотник. Короче, балабол и бестолочь. Ну, это мой вывод. А Метелька зацепился.

Сумел.

И предложил свести Савку с человеком, который, если Савка ему понравится, заберет его из приюта и обеспечит расчудесную новую жизнь. Только сперва Савке надо будет показать, на что он способный.

Дальше просто.

Ночью Метелька вывел из приюта, ну… там я и сам видел.

Видел…

— Дурак ты, — говорю Савке. — Надо ж было так вляпаться…

А он обижается. Сопит. Ребенок… чтоб вас всех. Ребенок и есть. Причём по мозгам ему точно не тринадцать и даже не одиннадцать. И объяснять… объяснять придётся, потому что из этого дерьма так просто не выбраться.

— От тебя теперь так просто не отстанут, — говорю ему. — Сегодня — это так, проверка, на что годен.

И вот думай, что, может, стоило бы эту проверку не пройти?

С другой стороны, сомневаюсь, чтоб Савка сумел соврать. А теснить его всякий раз, когда проблема случается — это не выход. В общем, тот случай, когда всюду клин.

— Выяснили они, что видеть ты можешь. А стало быть, и полезен будешь.

— Это ж хорошо, — Савка ко мне прислушивается, хотя обида его тут же. — А может, вправду пойти… Метелька говорил, что они там свободно живут.

Да-да, развесёлая разбойничья вольница. Хорошая сказка, со времен ещё Робин-Гуда. Как сказал бы мой креативный директор — продавабельная, поскольку соответствует чаяниям населения. Что этому самому населению надо впаривать не товар, а идею. О благородных разбойниках, к примеру, которые с радостью приютят у себя сиротинушку, будут его беречь и заботиться. Самое смешное, что беречь и заботиться будут, это верно. Пока Савка им нужен. А как долго он будет нужен, другой вопрос?

— Мне вон и денег дали.

Отдельная головная боль. Куда их девать? Ладно, Метелька сам не отнимет, ему не велено. А вот другие? Даже не мелкое шакальё, а наставники там? Батюшка Афанасий? Зорянка? Эта, может, не возьмёт, но донесёт всенепременно.

Ладно, деньги спрячем, в той же конюшне можно.

Но…

— И дали, и дадут ещё. И не только денег.

Вот как объяснить ребёнку, который с диким упорством держится за свою наивность, что мир — дерьмо и люди в нём не лучше? И что всю эту разбойничью вольницу я видал, да что там, на собственной шкуре её ощутил.

— Пока ты к ним не придёшь. А там… там посадят тебя, Савка, в клетку. Поначалу, может, и золотую. Будут поить-кормить, а ты — работать… только дальше позолота-то облезет.

Потому что любые ресурсы рационализируются.

И зачем платить, когда можно заставить… к примеру, отрабатывать. Сперва вывернуть так, что Савка окажется виноватым. Подставу-то грамотную организовать не так и сложно. Потом долг повесят, заодно уж проценты, чтоб капали и с долгом этим рассчитаться не получилось.