— Метелька… ты только не трясись, но нас сейчас реально убивать станут, — сказал я, выдёргивая Метельку из полудрёмы, в которую он опять впал. Вот, чую, какой-то погани она плеснула, то ли в питьё, то ли в еду. Мне вон тоже зевать охота, даже близость смерти как-то не сильно помогает.

Встряхнуться.

Осмотреться…

Ага, а револьвер Еремеев при мне. Как-то вот он и не забрал, а я и не отдал. Хорошо. Пули в нём непростые, поэтому хоть какой-то шанс.

Тень я дёрнул.

Если моя догадка верна — а ничем другим эту вот загадочную тупость опытного дознавателя я объяснить не могу — то её присутствие попытаются зафиксировать. Как? Хрен его знает. Артефакты в этом мире имеются и во множестве. И при наличии теней должны быть способы их обнаружения.

— Савка… — Метелька зашарил вокруг себя. — У меня только нож. Чего делать?

— Лечь. Притворись спящим. И я лягу…

Если уж стрелять, то на поражение.

Тень шмыгнула в щель и, как показалось, с большою охотой. А я услышал тяжёлую поступь Зорьки. Та вроде и кралась на цыпочках, но как-то очень уж громко.

— Когда стрельну… по ситуации. Или бей, или, может, если получится, беги. Кричи… на помощь зови.

Сомневаюсь, что помогут, но да вдруг.

Я вытянулся на топчане, накинув на себя тряпьё. И глаза закрыл. Револьвер положил рядом, придерживая его рукой.

Надеюсь, не подведёт.

Дверь приотворилась совершенно беззвучно. И потянуло… о да, этот запах я не мог не узнать. И от него почувствовал, как на спине волосы дыбом становятся.

— Тук-тук, — пропела Зорька хрипловатым чужим голосом. — А кто там прячется? А я вижу… Ку-ку.

Полное ку-ку.

Причём давно. Но лежим. Спокойненько лежим, делая вид, что уснули.

— Нехорошо обманывать мамочку… мамочка играть пришла! Пришла играть мамочка, а ты, негодяй, прячешься, — в голосе появились нервические нотки. — Плохой мальчик! Плохой!

— Мамочка! — я повернул голову в сторону Зорьки. Готов поспорить, она знает, что я не сплю. — Мамочка… ты ли это?

— Я, сынок, я… ты где?

— Тут, мамочка.

— И я тут! Иди ко мне!

— Не могу.

— Чего же?

— Стра-а-ашно, — проныл я столь капризно, как только получилось. — Тут темно… темно и страшно. А ты ушла…

— Мне надо было. Мамочке пришлось, — отозвалась Зорька. — Мамочка работала… посмотри, что мамочка принесла тебе!

В темноте я вижу и не только огромное тело Зорьки, которая собой заслонила проход, но и дымку, которая теперь это тело окутывала.

— Мамочка! Я так соскучился!

Дымка сочилась из ушей и рта, она пробивалась через кожу, сгущаясь и образуя длинные нити. А те сплетались в жгуты.

Выглядело жутко.

— Мамочка, — немного надрыва в голос. — Иди же ко мне! Обними меня…

— Иду, — сказала Зорька и, раскрыв руки, будто и вправду собиралась обнять, шагнула ко мне.

Глава 38

Доктор, молодой, красивый, желает жениться на особе с капиталом от 50 тыс. рублей, с хорошим характером. Намерение открыть хирургическую лечебницу. Г. Ростов на Дону, до востребования [1]

Известия

Я уже видел тварей.

Разных.

И казалось даже, что хуже быть не может. Ан нет, это я, оказывается, недостаточно оптимистичен был. Хуже всегда быть может. Нити над Зорькой резко скрутились этакими резиновыми жгутами, вытягивая из пухлого тела её куски тени. А те стремительно слиплись в чёрный бесформенный ком.

Лилиями воняло резко и отвратно.

Запах сделался густым и уже даже не лилейным — пахло мертвечиной.

— Сыночек… ты живой, сыночек… — ныла Зорька, нелепо дёргая руками, а тварь всё ползла и ползла, выкладывая виток за витком змеиное своё тело, но при том не отпуская и человека. Впрочем, Зорька так и не добралась до кровати. Она застыла в полушаге, и я видел, что лицо Зорькино исказилось.

Его словно смяли разом.

А потом из раскрытого рта донёсся вой.

— Сво-о-олочь… — заголосила она вдруг. — Ты его убил… ты убил его…

И пухлые руки вдруг ухватили меня за горло.

Пальцы у Зорьки оказались железными. Да и в самом её дебелом теле скрывалась немалая сила. Она вытащила меня рывком, подтянула к себе так, что я вдохнул гнилостный несвежий запах изо рта.

— Ты… убил… его… — она трясла меня, кажется, уже не понимая, кто я есть, переживая что-то своё, мне не понятное.

А я…

Я обеими руками вцепился в рукоять револьвера, который приставил к Зорькиной груди, надеясь, что справлюсь, что…

Спусковой крючок был тугим.

И сам револьвер.

И надолго меня не хватит. Она если не шею сломает, то всяко удушит. Ну же, мать твою!

Выстрел прозвучал оглушающе. И Зорькины пальцы разжались, и сама она, приняв удар пули, отшатнулась, как-то нелепо взмахнув руками. Будто даже не человек, но кукла.

Люди от пуль падают совсем не так.

Запахло кровью.

И снова — мертвечиной.

— Метелька, беги! — рявкнул я, снова целясь, уже в змеевидную тварь, которая, кажется, Зорькиного ранения и вовсе не заметила…

Только по нитям, из которых сплетено было тело, дрожь прошла.

И унялась. А Зорька, коснувшись земли, взлетела, точно спиной оттолкнулась и снова руки раскинула. Только голова её склонилась на бок… целиться надо лучше, Громов!

Целиться!

Вторая пуля ушла точно в глаз. Левый. И кажется, вынесла половину черепа. Брызнуло кровью во все стороны. И теперь уже тварь заскрипела. Звук был высокий звенящий, на самой грани слышимости.

Метелька скатился с топчана на четвереньки…

Где хоть кто-то?

Еремей… он ведь нас не просто так твари подсунул. Он должен быть где-то рядом… Синод… или и вправду хотят посмотреть, справлюсь ли я с тварью?

С этой — нет.

Удар хвоста отбрасывает Метельку от двери к стене, и следом придавливает так, что тот лишь сипит.

— С-сука… — высвободив руку, Метелька тычет ножиком в этот хвост. — Я тебе…

И я чувствую его ярость.

Обиду.

Желание поквитаться… со всем миром поквитаться за его, мира, сволочность и несправедливость. А я перевожу ствол на тварь.

Поможет?

Нет?

Если помолиться… если хорошо помолиться… той, которая наделила Савку даром. Он, может, и не лучший Охотник, но он славный мальчонка. И если уж его посвятили, то помогай!

Пожалуйста.

Пуля прошла сквозь тварь, которая явно не спешила. Она заполнила почти всю комнатушку. И тонкие нити спеленали Метельку, он дёрнулся было, а потом побледнел.

— П-помогите… — я закричал, но голос был сиплым и слабым. Он вяз в этом, пронизанном тенями, воздуха. И я понимал, что не могу.

Ничего не могу.

Или…

Ещё одна пуля.

Только… если та сила не берёт, то, может, попробовать свою? Найти её, внутри, я ведь пронизан тенями, и скатать шарик мысленно. И прицепить его к пуле.

К револьверу.

Руки мои стремительно поросли мхом, вроде того, который я поглотил в больничке. А револьвер, коротко гавкнув, выплюнул уже не пламя, но будто потянул нити тени от меня к твари. И пуля вошла в неё.

Не сквозь.

А в неё.

Будто эти нити взяли и соединили две части бытия, поставив нас с Тенью на один уровень. Она, кажется, и сама удивилась.

Если у теней есть мозги…

Пуля ударила в голову. И застряла в ней, расколовшись изнутри. Именно тогда и ударил от неё свет, тонкими полосами, словно иглами. Хлынула кровь, а тварь заорала. Её голос теперь уже вибрировал, разматывая мои мозги по черепной коробке. И я дышал, раскрыв рот, широко и тяжко, чувствуя, как от звука этого раздирает тело.

И кровь того гляди закипит.

Ничего… как-нибудь.

Ещё одна пуля… которая? Есть запас… или уже нет. Револьвер сухо щелкнул и я не нашёл ничего лучше, как просто швырнуть его в тварь.

А та…

Та истекала чёрной кровью. Раны от пуль расползались, будто и тех капель света, которые в них влили, было достаточно… а ещё я чувствовал, как по связавшим нас нитям идёт сила.