— Шейн, — я крепче сжимаю его плечо, вдавливая большой палец в его плоть, пока он не гримасничает. — Если ты еще раз заговоришь о Пейсли в таком тоне, я сделаю тебя евнухом. Сомневаюсь, что после этого Сиенна будет проявлять к тебе интерес, — я мог бы смягчить свою угрозу солнечной улыбкой, но не хочу.

— Бро, — говорит Шейн, принимая радушный тон. Но я не упускаю момент дрожи с его стороны. — Я не знаю, что означает это слово, но я понял, о чем ты.

— Повеселись, пока будешь искать его позже вечером, когда останешься один, — я дважды шлепаю его по спине, сильно. — Наливай сам себе текилу.

Пейсли стоит рядом с костром, крепко держа прозрачный пластиковый стаканчик, наполовину наполненный вином. Пламя освещает переднюю часть ее тела, согревая ее черты, подчеркивая ее изгибы. Она наблюдает а моим приближением, и я не замедляю шаг. Я иду прямо к ней, заключаю ее в объятия и откидываю ее голову назад. Затем я целую ее, и да, это показуха, но под поверхностью этого спектакля я целую ее, потому что не могу представить, как можно не прижаться к ее губам. Потребность обладать ее ртом, предъявлять свои права — это что-то сырое и животное.

Да, у нас фальшивые отношения. Нет, Пейсли не моя.

Но, черт возьми, она точно не принадлежит никому другому.

Мир рушится в одно мгновение. Океанские волны превращаются в белый шум. Болтовня прекращается. Рот Пейсли немедленно отзывается. Она целует меня в ответ, не уступая мне в напоре и интенсивности. Я не пробую ее на вкус языком, но позволяю своему рту задержаться на ее губах и шепчу:

— Это был наш второй лучший поцелуй.

Ее губы изгибаются в улыбке, которую я чувствую.

— Зачем это было нужно?

— Твоему бывшему нужно было напомнить, что ты теперь чья-то девушка. Моя.

Я отпускаю ее, но продолжаю обнимать за плечи.

Мы держимся вместе до конца ночи. Моя рука остается на ней. Когда она говорит со мной, она касается моей груди, моих рук, какой-то части меня.

Я понимаю, что мы находимся на глазах у людей, и это часть спектакля.

Но так ли это? Полностью? Должно ли это быть так легко?

Несмотря на повторное надувание матраса, он сдувается к середине ночи. Я надеюсь, что вчерашнее приглашение, сделанное Пейсли, все еще в силе, потому что я не хочу, чтобы завтра у меня болела спина.

Пейсли просыпается, издавая милые сонные звуки, когда я проскальзываю между одеялами.

— Клейн, — мягко произносит она мое имя, прижимаясь к моему телу. Я застываю на месте, ожидая, когда она полностью проснется и ударит меня локтем в живот. Она прижимается сильнее, устраивая голову на подушке. — Думаю, пока мы здесь на неделю, нам стоит расслабиться и повеселиться вместе. По-настоящему насладиться этим местом, — она зевает. — Мы должны заняться сексом. Большим количеством секса.

После этого она быстро засыпает.

Но не я. Я смотрю в потолок и не могу уснуть весь следующий час.

Клейн Мэдиган

@kleinthewriter

Солнце, песок, напиток в руке. И красивая женщина на пляже.

18 комментариев. 2к лайков. 7 репостов.

ГЛАВА 27

Пейсли

Я начинаю сгибать ногу.

Когда я не натыкаюсь на теплое твердое тело, я отползаю на несколько дюймов дальше.

Ничего.

Вытягиваю ногу. По-прежнему ничего.

Открытие глаз подтверждает то, что я уже знала. Клейна нет в моей постели.

Странное чувство наполняет меня. Не грусть, а скорее… ощущение потери. Хотела ли я проснуться рядом с ним? Что это значит?

Дверь в спальню открывается. Клейн медленно входит, улыбка расплывается по его лицу, когда он видит, что я проснулась.

Я заставляю себя сесть, пытаясь пальцами пригладить волосы на голове.

— Доброе утро.

— Доброе утро, — отвечает он, аккуратно закрывая дверь ногой. Он ярко улыбается и держит в руках две кружки.

Он идет ко мне с кофе, и я уже протягиваю руки.

— Надеюсь, так нормально, — говорит он, отдавая мне чашку, украшенную яркими морскими ракушками. — Так ты готовила свой кофе вчера.

Он помнит, как я приготовила кофе вчера? Он обратил внимание? Я напряженно моргаю и делаю глоток, отгоняя щемящее чувство удовольствия, подступающее к сердцу.

Здесь происходит многое, к чему я не привыкла. Просыпаться рядом с кем-то? Такого не случалось уже много лет. Чтобы кто-то уделял мне столько внимания, что даже запомнил, как я готовлю кофе? Возможно, никогда.

Клейн устраивается на своей стороне кровати, лицом ко мне. Взъерошенные волосы и сонное лицо делают его еще более привлекательным. Он надел простую белую футболку, чтобы спать в ней. Неужели он делает это для моего же блага? Как сказать ему, что мне было бы выгоднее, если бы он снял футболку? Что если я…

О боже.

Горячий кофе грозит вылиться на белое покрывало.

Должно быть, в моих глазах отразилась паника, потому что Клейн говорит:

— Все хорошо, Пейсли.

Я собираюсь с мыслями, пока глотаю.

— Мы всегда так говорим, не так ли? Мы используем это слово снова и снова. «Хорошо».

Клейн кивает.

— Похоже, мы часто используем это слово.

— Насчет того, что я сказала посреди ночи, — колеблюсь я, и Клейн твердо говорит:

— Пейсли, не волнуйся. Я не буду настаивать на этом.

Я подношу чашку с кофе к губам, чтобы хоть что-то было передо мной, импровизированный щит. Не могу поверить, что собираюсь это сделать.

— Что ты думаешь о том, чтобы все-таки настоять?

Клейн открывает рот. Закрывает его. Обдумывает что-то, затем снова открывает рот.

— Как ты думаешь, ты сейчас в уязвимом месте?

— Да, — честно отвечаю я.

— Я так и думал, — вздыхает он. — Вчера вечером мне потребовался целый час, чтобы заснуть после того, как ты это сказала. Я все время прокручивал это в голове, пытаясь понять, была ли твоя идея очень хорошей или очень плохой, — он морщиться, вероятно, из-за неудачного выбора слов.

— Ты можешь лучше, — говорю я, нахмурившись. — Ты не «очень грустный», ты «угрюмый»![xlviii] — я поднимаю кулак, перенимая тон голоса, призывающий к действию, который использовал Робин Уильямс в «Обществе мертвых поэтов».

На его губах играет улыбка.

— Я говорил тебе, что это один из пяти моих любимых фильмов?

— Нет, но мне кажется, что это не такой уж большой шаг вперед.

Он молчит, проделывая эту штуку с насупиванием бровей. Теперь я знаю, что это означает, что он о чем-то напряженно думает, но вряд ли скажет вслух, о чем именно.

— Я пытался понять, была ли твоя идея превосходной или губительной, — ухмыляется он. — Так лучше?

Я решительно киваю.

— Мне нравится, что ты бросаешь мне вызов.

— Мне нравится бросать тебе вызов, — мой подбородок вздергивается. — Так ты пришел к какому-то выводу?

Он качает головой.

— Ничего конкретного. Но я не хочу пользоваться тобой, это я знаю точно.

— Я ценю это, и не думаю, что ты будешь. Это тяжелая неделя для меня, но мне приятно, что ты здесь. Приятно, что кто-то на моей стороне, а не то, что нужно принимать чью-то сторону. И я знаю, что моя бабушка была бы на моей стороне, если бы ее заставили выбирать, — я пожимаю плечами, пытаясь выразить словами то, что я чувствую. О чем я прошу. — С тобой все по-другому. Как будто у меня есть партнер. …Друг?

Клейн кивает, говоря мне, что да, мы друзья.

Странное чувство — наконец-то назвать его своим другом, хотя на самом деле мы были друзьями уже несколько недель.

Отпив последний глоток кофе, я ставлю чашку на тумбочку и откидываю одеяло. Моя ночная рубашка задралась, и я смотрю на Клейна в тот момент, когда он замечает татуировку на верхней части моего бедра. Его глаза вспыхивают, губы приоткрываются.

Невинно я приподнимаюсь и задираю подол, чтобы показать чернила.

— Удивлен?

Его глаза темнеют, челюсть напрягается. На его лице читается голод, основной инстинкт поглощения. Меня.

Он молчит. Внутренне я радуюсь, что украла все слова у Мастера Слова.