Большим пальцем я потираю тугие круги вокруг ее сердцевины. Она молча смотрит на меня и разрывается на части. Ее освобождение подталкивает меня, и я падаю на нее. Ее ногти легонько царапают мою спину, пока я опустошаюсь.

— Забыл, — выдыхаю я. — Презерватив.

Все произошло так внезапно. Я даже не успел подумать об этом.

— Не волнуйся, — промурлыкала Пейсли, запустив руки в мои волосы. — Я принимаю противозачаточные. К тому же, знаешь, мы теперь вместе, так что…

Я ухмыляюсь, глядя на футболку на ее теле, которую я никогда не хотел бы вернуть.

— Бонус для парня?

Ее тихий смех обволакивает меня.

— Да.

Я знаю, что должен встать, отвести нас обоих в ванную, чтобы привести себя в порядок, но все в Пейсли такое теплое и манящее, что я хочу остаться здесь еще на минуту.

— О том, эм… — запинается Пейсли. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на нее. — Мои чувства к тебе очень сильны. Но на этой неделе на меня свалилось столько всего, и у моих чувств к тебе должно быть свое время. Свое место. Я не хочу делить большие слова с другими чувствами. Это имеет смысл?

Я прижимаю поцелуй к первому месту, до которого могу дотянуться, а это, как оказалось, ее сердце.

— Определенно.

Выскользнув из нее, я встаю с кровати и протягиваю ей руку.

— Не знаю, как ты, а я бы хотел принять душ. Не хочешь присоединиться ко мне?

Пейсли следует за мной, держась за мою руку так, словно не может меня отпустить. Когда вода нагревается, мы заходим вместе. Я мою ее волосы, чего никогда раньше не делал для женщин. Она показывает мне, что делать, как сосредоточиться на ее коже головы и учит меня увлажнять кондиционером ее кончики.

Мы вымотаны после долгой ночи, но совместное пребывание в душе и знание того, что мне не нужен презерватив, бодрит нас. Пейсли повернута, опираясь одной ногой на встроенную полку-сиденье, она двигает передо мной задом.

Я смотрю на нее.

— Сирена.

Она смеется, потом замолкает.

Я закрываю ей рот рукой, когда она кончает, и она прикусывает мой палец.

Эта женщина.

Я знаю, что мне пока нельзя ей говорить.

Поэтому, когда она поворачивается и прижимается ко мне, пока вода смывает следы между ее ног, я тихо говорю это в своей голове.

Для парня, который верит в силу слов, я должен признать, что эти три лучшие.

Клейн Мэдиган

@kleinthewriter

Когда я был маленьким, я верил, что у меня больше одного сердца. На запястье, на руке, на бедре, перед ухом, на шее. Я прикасался к этим местам и чувствовал, как мои многочисленные сердца бьются в ответ под моими пальцами. Позже я узнал, что это были мои точки пульса. Вера была наивной и невинной, детской, и я оставил ее позади. Пока не встретил ее. Под ее взглядом мое сердце умножается, распространяясь по всему телу. И вот спустя годы я снова верю, что у меня много сердец.

23 комментария. 9к лайков. 25 репостов.

ГЛАВА 41

Пейсли

Просыпаться в компании «Клейна-парня» — это, одним словом, великолепно.

Должно быть, я измотала его прошлой ночью, потому что обычно он встает раньше меня. Он никогда не упускает случая принести мне кофе и напомнить, какой я ленивец по утрам.

Я смотрю на его распростертую фигуру, грудь вздымается и опускается с равномерными интервалами. Он лежит на спине, несправедливо длинные ресницы осыпают его щеки, рот слегка приоткрыт. На ребрах темнеет небольшое родимое пятно, а рядом с ним красуется еще меньшая родинка.

Я хочу знать об этом человеке все. Составить карту его тела, узнать его щекотливые места.

Моя реакция на него сильная, и, если быть честной с собой, так было с самого первого дня. Не только в ту первую ночь, когда он вошел в мою квартиру, когда нам было по восемнадцать, но и шесть недель назад, когда я подошла к его бару.

Было ли это только потому, что я затаила обиду? Не думаю. Оглядываясь назад, я вижу то, чего не могла увидеть в тот момент. Это была не только моя сильная реакция на него, это была моя душа.

Моя душа хочет Клейна.

А мое тело? Это само собой разумеется.

А мое сердце?

В прошлом я была ужасно не разборчива, выбирая Шейна, когда он был почти копией моего отца. Я знаю, что Клейн совсем не похож ни на Шейна, ни на моего отца. И в глубине своего сердца, и на мелководье я знаю эту истину.

В его руках мое сердце в безопасности.

Какое облегчение. Какое счастье.

Бросив последний тоскливый взгляд на красивого мужчину в моей постели, я выскальзываю из-под одеяла и хватаю халат. Завязав его на талии, я беру телефон и на цыпочках выхожу из спальни.

В доме тихо. Еще рано, солнце только начинает подниматься на небе.

Внезапно мне захотелось поговорить с мамой. Я отправляю ей сообщение.

Пейсли: Ты проснулась?

Мама: На кухне, пью кофе. Приезжай.

В пижаме и халате я запрыгиваю в гольф-кар и проезжаю небольшое расстояние до дома мамы и Бена.

Я захожу внутрь без стука. Мама сидит у кухонного острова в шелковом халате лавандового цвета и держит в руках чашку кофе.

— Привет, мам, — приветствую я.

— Доброе утро, — она указывает на кофеварку. — Сделай себе чашку.

Я делаю, как она сказала, и присоединяюсь к ней у острова, когда заканчиваю.

— Итак… ты поговорила с Сиенной?

Она смотрит на меня через край своей чашки с кофе и кивает.

— Она позвонила мне вчера поздно вечером. Она собиралась остаться на ночь с Шейном.

— Уверена, это его порадовало, — ворчу я.

Она ставит чашку кофе на стол.

— Поговорим по-настоящему, Пейсли?

Я вздергиваю бровь.

— Ты уверена, что справишься с этим?

В этой семье есть все, кроме настоящих разговоров.

Мама игнорирует мой вопрос.

— Сиенна рассказала мне о Клейне.

Отлично. Просто охуенно. Вся эта работа на этой неделе прошла даром.

Я перекидываю волосы через плечо, и меня окутывает аромат геля для душа Клейна. Что бы ни случилось с моей семьей, эта неделя прошла не зря. Каким бы беспорядком это ни было и каким бы ни было в течение следующих сорока восьми часов, пока мы не покинем остров, эти выходные стали началом наших с Клейном отношений. Наших настоящих отношений.

— Может, мы с Клейном и начинали не совсем обычно, мам, но в нас больше нет ничего фальшивого. На самом деле…

Мама поднимает ладонь.

— Можешь не говорить мне. У меня есть глаза. Я вижу, как вы влюблены друг в друга.

Улыбка растягивает один уголок моего рта.

— Да?

Она медленно кивает.

— Да. Он одержим тобой. В хорошем смысле.

— Я тоже им одержима.

— Да, это так. Это приятно, не так ли?

Потягивая кофе, я спрашиваю:

— Так вот как ты относишься к Бену?

При упоминании Бена глаза моей мамы загораются.

— О, да. Да. Он… — она подыскивает слово. — Все, о чем я всегда мечтала.

Я пытаюсь кивнуть, чтобы поддержать ее, но мне странно слышать, как моя мать говорит эти слова, и что они не относятся к моему отцу. Не потому, что я считаю, что они должны быть вместе, но это просто странно.

— Сиенна сказала тебе, что выгнала меня со своей свадьбы?

Раздражение мелькнуло в маминых чертах.

— Да. И я сказала ей, что она поступила неправильно.

— Правда?

— Конечно, Пейсли, — ее брови сошлись посередине, и она смотрит на меня так, будто мое удивление ее смущает.

— Ты склонна думать, что Сиенна не может ошибаться.

Она хмурится.

— Это не так.

— Ты считала, что Сиенне можно встречаться с моим бывшим. Ты считала, что для нее нормально обручиться с ним. Ты считала приемлемым попросить меня устроить ее девичник.

Мама откидывается на спинку стула.

— Милая, ты не знаешь, что я думала. Ты меня не спрашивала.

— Я спрашиваю тебя сейчас.

— Мне показался странным этот выбор, и когда я спросила Сиенну, она сказала, что ты не против. Она даже сказала, что ты рада за нее. Честно говоря, в нашей семье было столько потрясений, что я почувствовала облегчение. Я не хотела, чтобы в жизни моих детей было еще больше боли. Но, — вздыхает она, проводя пальцами по волосам, — я должна была надавить. Я должна была позвонить тебе и спросить прямо. Мне жаль, что я не стала настаивать, Пейсли. Мне жаль, что я не присмотрелась внимательнее к твоему безразличному отношению.