— Хорошо, — она повторяет движение, как будто выливает воду. — Так и должно быть.
Существует ли дресс-код для встречи с матерью вашего фальшивого парня?
Более того, есть ли руководство по тому, как должна вести себя фальшивая девушка?
Клейн будет у меня дома через пятнадцать минут. Я уже седьмой раз меняю наряд. Брюки с широкими штанинами и топ — это слишком «коктейль после ужина». Сарафан с цветочным узором и оборками — слишком «прогулка по пляжу в сумерках». Не стоит даже говорить о сливовых джоггерах. Они продержались всего три секунды, прежде чем я сорвала их со своих ног.
— Аргх, — ворчу я, размахивая кулаком над небольшой кучей одежды на кровати. Обычно я не отличаюсь нерешительностью, когда дело доходит до выбора наряда, но сегодня, похоже, у меня возникли проблемы.
Я стою в одних трусах и лифчике, когда раздается стук в дверь.
— Черт побери, — бормочу я.
Клейн пришел на четыре минуты раньше.
Забежав в гардеробную, я хватаю ближайшую вещь на вешалке и натягиваю ее через голову.
Я останавливаюсь у входной двери, втягивая в легкие больше воздуха.
— Все хорошо, — настраиваюсь я. — Ты в порядке.
И я в порядке. Я шлепни-себя-по-заднице фантастически. Что бы это ни значило.
Я с трудом открываю дверь, и там Клейн. Все шесть футов его, прислонившегося к стене рядом с моими горшками с ярко-розовыми цветами гибискуса. Он протискивается вперед только благодаря силе своей верхней части тела.
Он настолько красив, что это причиняет настоящую физическую боль. В груди все сжимается.
Клейн делает шаг в пространство, образованное открытой дверью, хватается за верхнюю часть дверного косяка и наклоняется вперед.
— Ты разговаривала сама с собой?
Мои слова застревают в горле. Это должно быть незаконно, чтобы мужчина так держался за дверную раму и наклонялся вперед. Он должен знать, что делает, судя по тому, как вздымаются и напрягаются его бицепсы, как увеличивается грудь и становится еще шире.
Он знает, верно?
Он знает. Он должен. И если он не знает, я не буду той, кто просветит его.
Скрестив руки, я игнорирую его вопрос и говорю:
— Ты на четыре минуты раньше. Я действительно могла бы использовать эти лишние четыре минуты, чтобы решить, что надеть.
Его взгляд опускается на мои босые ноги и поднимается выше и выше по всему телу, пока не встречается с моими глазами.
— Ты прекрасно выглядишь, — бормочет он.
— Можно звучать не так восторженно.
— Ты хочешь, чтобы я звучал восторженно?
Я бросаю на него укоризненный взгляд. Он ухмыляется.
— Я так и думал. Ты готова?
— Дай мне захватить свои туфли, и я буду готова. Если ты не хочешь, чтобы я пришла без обуви.
— Ты можешь прийти в чем хочешь. Моей маме будет все равно.
— Ну, тогда я переоденусь в один из тех огромных мусорных мешков, которые используются для обрезков деревьев. Так гораздо удобнее.
— Мило, — парирует Клейн.
Я рычу, вскидываю руки и кручусь на месте. Стоит ли мне беспокоиться о том, что этот человек сводит меня с ума? Возможно. Но если учесть, что у меня мало мужчин, рвущихся предложить присоединиться к недельному притворству, придется смириться с Клейном.
Оставив его в открытом дверном проеме, я направляюсь в свою комнату. Я беру пару босоножек на каблуках и обуваюсь, затем перекидываю сумочку через плечо. Когда выхожу обратно, Клейн стоит в гостиной и смотрит на семейную фотографию, которую я храню на полке. Он показывает на моего младшего брата.
— Его зовут Скутер?
Мои губы кривятся.
— Нет. А что?
Клейн пожимает плечами.
— Он похож на Скутера.
— Как человек может быть похож на Скутера? — ворчу я, присоединяясь к Клейну, чтобы рассмотреть фотографию.
Я видела ее сотни раз, но, возможно, я что-то упустила. На снимке я, мои брат и сестра пытаемся испечь яблочный пирог на маминой кухне в День благодарения[xxxiii] три года назад. Это был мой первый праздник после того, как Шейн расстался со мной. На моем брате поло от Burberry с отутюженными шортами. Ладно, да, он может быть Скутером.
— Его зовут Спенсер, — говорю я Клейну.
— Я был близко, — отвечает он.
— Когда он был ребенком, мы называли его Спенсер Ужасающий, потому что он был маленьким негодником, — я указываю на ухмылку на лице моего брата, на озорной блеск в его глазах. — Ему семнадцать. Он понятия не имеет, в какой колледж хочет поступать. Утверждает, что ему неинтересно высшее образование. Не умеет вести содержательные разговоры со взрослыми, — я тяжело вздыхаю. — У него что-то вроде синдрома Питера Пэна, а мою маму это, похоже, не волнует.
Она слишком занята своей лучшей жизнью после развода.
Клейн кивает.
— Отказ взрослеть.
— Он утверждает, что ждет подходящего момента.
Клейн смеется, и я подталкиваю его локтем.
— Видишь? Он тебе уже нравится. Иначе невозможно, даже если большая часть общения с ним состоит из того, что он бурчит большую часть своих ответов или дразнит людей.
— А твоя сестра?
— Ты с ней уже познакомился.
Клейн смотрит на меня сверху вниз. Он ужасно близко.
— Да, но что насчет нее? Мне показалось, что она не очень хорошая сестра. Это так?
Я тяжело вздыхаю.
— Она… эгоистична. Но, наверное, все мы такие, в той или иной степени.
— Некоторые больше, чем другие, — говорит он дружественным тоном.
— Но она неплохая сестра, — спешу оправдаться я. — Я сказала ей, что можно встречаться с бывшим.
Клейн ничего не отвечает. Его взгляд блуждает по моим глазам, скользит по щекам, задерживается на губах. В конце концов он возвращается к моим глазам. Его тщательный осмотр вызывает в глубине моего живота чувство, похожее на распутывание свернувшейся змеи.
— У меня что-то на лице? — я провожу подушечками пальцев под глазами, на случай если под ними скопилась тушь.
— Ты идеальна, — говорит Клейн.
В его глазах мелькает паника, когда он осознает, что сказал. Он отступает назад.
— Твой наряд, я имею в виду. Если уж на то пошло, он тебе очень идет.
Как бы я ни старалась, я не могу не засиять от его комплимента. Опустив взгляд, я провожу руками по мятно-зеленому вязаному платью-свитеру с короткими рукавами, которое я в итоге надела.
— Спасибо, — пробормотала я. — Ничего такого.
Клейн уже отвернулся, но я готова поклясться, что услышала шепот глубокого тембра его густого голоса:
— Это нечто.
ГЛАВА 12
Пейсли
Клейн водит последнюю модель «Тайота Фораннер». Большую часть пути до дома его мамы я провожу, узнавая о его маме и его детстве. Мы обсуждаем основные моменты, например, где он учился в средней школе (Чапарэл), и его детского питомца (по его словам, их было много, но самым любимым был корги по кличке Арахис).
— Моя мама будет в восторге от тебя, — предостерегает он, замедляя ход, когда подъезжает к дому и переключается в режим «Паркинга». — Она и так слишком сильно увлечена нашими фальшивыми отношениями.
Я резко поворачиваюсь.
— Она знает?
— Эм, да, — Клейн потирает подбородок. — Наверное, я забыл сказать тебе, что рассказал ей. Вообще-то, ей сказала моя сестра.
— А я весь день накручивала себя, думая о том, как мне познакомиться с мамой моего парня и какого уровня физического контакта это требует, — я издаю раздраженный вздох. — Похоже, все эти переживания были напрасны.
— Напрасны?
Я бросаю на него пустой взгляд. Я ни за что не стану описывать торнадо, которым стала моя комната после всех этих смен нарядов.
— Пожалуйста, не зацикливайся на том, как я использую это слово.
Одна сторона щеки Клейна слегка подрагивает, и я понимаю, что он очень хочет, чтобы я описала свои душевные терзания. Мои руки скрещиваются. Очень жаль.
— Я решил, что маме и сестре лучше знать правду, учитывая, что фиктивные отношения — это для твоего блага, а не для моего.
— Ты прав.
Он подталкивает меня локтем через центральную консоль.