— Вы тут как вообще, не одиноко?

— Работы хватает. То дрова готовлю, то грядки полю. Вона ялы мне дерево фруктовое принесли, так маюсь теперь с ним. Иногда кров путникам даю, хотя спать тут только на полу.

— Неужели только огород, да путники?

— Нет, конечно. Пиво делаю и вино ставлю. — На этот раз тон марна выдал небольшую каплю хвастовства, и мне даже стало интересно:

— Звучит неплохо.

Барвис воодушевлённо открыл люк на полу и спустился в подвал. Ждать его слишком долго не пришлось, потому что он через пару минут уже нёс к столу две металлические кружки и бочонок, размером с… нет, объёмом, примерно, литров в пять. Так же на столе появилось съестное — тоже достал из подвала. От него веяло холодом, и я предположил, что там может находиться ледник. Магией в этом доме совсем не пахло.

Вообще, традиции марнов позволяли незнакомцам болтать друг с другом только после первой испитой кружки. Такой подход использовался даже при переговорах, какие бы стороны за столом не сидели. Не сказать, чтобы я поддерживал такую традицию, но для них это практически священный ритуал. Первая стремительно была налита и стремительно же была выпита. Сложно описать горьковатый в начале вкус, спустившийся по пищеводу, а благородное хлебное послевкусие стало мне приятным сюрпризом. Похоже, пшеничку тут уважают.

Небольшой совет от автора: следующий текст читать слегка завязанным языком, как будто вы сами под шофе, чтобы… Ну, проникнуться атмосферой, понимаете? Предлагать пригубить для лучшего эффекта не буду, иначе может случиться так, что вы забудете, что читали, и так по кругу может дойти до цирроза, да и вообще, повторю мысль — пить вредно для здоровья. Продолжим.

Ломать перед марном комедию я не видел смысла. Он видел на моём плече ожог, подпалённую одежду, и то, что осталось от гигантского тела на брусчатке неподалёку. Мой развязанный язык выдал ему, что это я год назад прятался в его доме, а пришёл вовсе не из Кормашана на другой стороне дороги, а с самого кладбища, где и появился.

К счастью, он не стал приставать с расспросами о том, какой он, другой мир, за что я его натурально поблагодарил. Марн сказал, что сам находится на двадцатом колене от какого-то там героя Красного Века давности в пять сотен оборотов. Но больше он ничем не отличался от своих сородичей. Хотя, как он отметил, тогда воевало столько, что куда ни плюнь, в любом из городов, попадёшь на далёкого ветерана или героя войны пятисотлетней давности, и тот свою историю преподнесёт ровно так же. Про Плаишкор я ему решил ничего не говорить, боясь, что такая новость может серьёзно подкосить здоровье старика, а просто продолжил слушать. Барвис с чего-то начал рассказывать про то, что раньше за стеной находился весь народ марнов, но в какой-то момент они возглавили восстание и загнали ялов в эти земли. В наказание, так сказать. Однако, было это очень давно — точная цифра из-за хмеля в голове мне не запомнилась.

Настала короткая пауза, и мы взялись за вторые кружки.

Не помню уже, после третьей или четвёртой кружки мы начали мериться анекдотами. Он рассказывал про ялов, про людей и немного про свой народ. Мои же анекдоты были, в большинстве своём, о Новом Русском, правда, их приходилось на ходу переделывать на понятный лад. Дальше началось соревнование певцов. Он распевал мне самые необычные для моего слуха песни своего народа, а я, в свою очередь напел ему песню про танкиста, пару лучших песен «Катарсисов», «АрктидЫ» и даже одну зарубежную, бессовестно проглатывая забытые иностранные слова. Хоть, марн и не понимал половины, слушатель мне попался благодарный. Такого, я готов поспорить, он не слышал ещё никогда в своей жизни. Петь пришлось без музыки, но я себе выбивал немного пьяный ритм на столе, и со стороны это выглядело, наверное, очень забавно.

Закончив концерт по собственным заявкам одной всем известной песней про мороз и коня, которая, к слову, очень марну понравилась, я стал соображать: что же делать, чтобы завтрашнее похмелье не убило во мне искателя приключений и много других положительных сторон? В голову мало, что приходило, но за одну идею я еле-еле зацепился.

В голову пришла мысль, что алкоголь — это натуральный яд, от которого и избавиться можно, как от яда. На моё счастье, марна позвала природа, и он спешно покинул дом через дверь. В тот же момент я слабеющим под натиском зелёного Змия разумом припомнил нужные мне слова и произнёс их, вложив, наверное, половину от оставшейся после сражения с драконом силы. Только после этого меня посетила ещё одна гениальная мысль. Рассказы марна до поры были мне интересны, но от последних даже в хмельном состоянии мой мозг начал сохнуть. Разумеется, я мог выслушивать их хоть до окончания этих суток, слушать я умел, но вместо этого решил оставить на столе ещё пару аргенов и покинуть гостеприимный дом, пока хозяин не вернулся.

В глазах ещё плавала слабая муть, а сознание металось между бодрствующим состоянием и сном. Фокусировать зрение не получалось, но и условие не делало свою работу мгновенно.

«Ах, печень, прости окаянного», — взмолился я, но потом в глазах начало медленно проясняться, качка ослабла, а ужин или уже завтрак больше не просился погулять. Видимо, жизненно важный орган всё-таки простил меня и перестал отравлять жизнь всем остальным потрохам.

Что ж, от хмельных напитков не осталось ни единого следа, кроме небольшого головокружения, поэтому далее читайте, как хотите.

Быстрым ходом я шагнул в направлении леса Светлого. Он уже находился совсем близко. Время я не считал, поэтому, слушая музыку и подпевая, к свету с неба дошёл до статуй. От удивления я даже выключил плеер, вынул наушники и положил их в карман, пытаясь вспомнить, когда это я их напялил. В лучах света передо мной стояли каменные изваяния, и теперь я мог заметить, что за ними ухаживают. Растения, обвивавшие их в прошлый раз, подрезали, поснимали их с камня, открыв множество разных деталей, которые в прошлый раз я не заметил. Даже дорогу почистили на совесть, выковыряли траву из щелей, заменили разрушенные временем камни в брусчатке и у оснований. Интересно, что побудило ялов заняться этим путём? Неужели так ждут моего возвращения? Хотя, работы начались явно раньше, чем Роулл меня застрелил.

Лес на глазах преображался, а уж когда из-за облаков показалось солнце и пробило в едва различимом тумане линии света, танцующие от движения листвы, картина стала вовсе бесподобной. Зайчики нисколько не мешали рассматривать щиты и лица каменных статуй вокруг, и я решил немного задержаться.

Лица изваяний смотрели перед собой самыми беспристрастными взорами, очищенные от лозы, мха и плюща. Однако, время всё-таки сделало своё дело, оставив различимые следы на когда-то белоснежном камне. Материал покрывала мелкая сеточка узеньких, но заметных трещинок, куда медленно, но верно проникала вода, окрашивающая их в тёмно-зелёный с чёрным.

Смотря на лица, я прислушался к своим ощущениям. От каждой статуи веяло каким-то потусторонним теплом или холодом. Тут и раздумывать нечего — понятно, что чистой воды магия. Просто, в первый раз, когда я здесь появился, все чувства притупили тревога и страх перед неизвестностью. Не было ни сил, ни желания всё вокруг тщательно исследовать, а сейчас вокруг всё почти пылало.

«И вовсе не страшно, — подумал я, медленно шагая дальше. — Того и гляди, кто-нибудь появится».

Но вопреки моим ожиданиям никто не спешил радовать меня своим присутствием.

Что же это за статуи? Сколе им лет, какие тайны они хранят? Жаль, я про них так никого и не спросил, хотя чего уж там, деревня очень близко, а там кто-нибудь знакомый, да расскажет. Самому бы только не забыть.

На секунду мне вдруг показалось, будто одна из статуй впереди ожила, хотя я понимал, что это, скорее всего, не так. Немного подумав, я подошёл к ней и всмотрелся в каменное лицо. Глаза с искусно вырезанными зрачками холодно смотрели сквозь меня, не выражая ни малейшей эмоции, но появилось такое чувство, будто это всё-таки нечто живое. Явно ощущалось присутствие ещё чьей-то души рядом, но ни позади, ни даже в лесу за статуей никого не было.